О людях и нелюдях
Шрифт:
Набив карманы ценным волосом, Винка попробовала подойти к кобылкам. Те по-прежнему вели себя недоверчиво. Только одна, молоденькая, белая, протянула морду, давая себя погладить. Шерсть у нее оказалась мягче, чем у жеребчиков, а когда девушка почесала животинке основание рога, та даже глаза прикрыла от удовольствия.
Винка прошептала "Спасибо!", потрепала на прощание мягкое теплое ухо вожака, и пошла назад. Единороги снова принялись щипать траву, только один двинулся следом.
— Куда же ты? — Винка заметила его, когда он ткнулся мордой ей в плечо. — Ступай назад, тебе с нами нельзя. — Зверь и не подумал повернуть. — Я ведь не одна, со мной два страшных злобных нелюдя…
— Испортившие на своем не столь уж длинном веку Клыкастый знает сколько девственниц, — провозгласил появившийся на тропе Вьюн.
Единорог при звуке мужского голоса заржал, отступил от девушки и поднялся на дыбы, перебирая передними ногами в воздухе.
— Ступай к своим! — замахала на него руками Винка. — Меня никто не обидит.
Жеребчик встал на четыре ноги, подозрительно покосился на парней, повернулся и отправился восвояси.
— Вот, — девушка пихнула рыжему комок единорожьего волоса. — Хватит или мало?
— Хватит, — кошак сгреб добычу, при этом изловчившись чмокнуть Винку в щечку. — Спасибо, Ромашечка! На первое время деньги будут, а потом, глядишь, Дроздок зарабатывать начнет. Ежели в этом его Яре нелюдей и впрямь в стражу и войско берут.
— Ты потаенному не доверяешь? — спросил пес, определенно не обрадованный очередным проявлением вьюновых чувств к девушке.
— Доверять-то доверяю, только уж очень это звучит непривычно.
Рыжий запихал единорожий волос в котомку, и путники двинулись вниз по тропе, вившейся меж сосновых стволов и скальных обломков.
— Непривычно, но разумно, — сказал Дрозд. — Я на своей шкуре испытал, насколько сильные противники Воины Клыка.
— Ты, сколько я помню, и сам не промах, — сказал Вьюн.
— Только не в человеческом облике, — вздохнул пес. — Когда я последний раз меч в руках держал? Лет шесть-семь назад, не меньше. Правда, если удастся поступить на службу, наверстаю быстро. Нелюдская выносливость и легкость движений помогут. А ты чем займешься? — взглянул на кошака. — Один ведь бродить не уйдешь?
— Там посмотрим, — уклончиво ответил рыжий. — Вообще-то таскаться по дорогам до старости и сдохнуть под забором не входит в мои планы.
— Тебе непременно удастся стать воином, Дроздок, — сказала Винка. — Невезение всегда заканчивается.
— Может, уже закончилось, — улыбнулся пес девушке.
— Ага, в тот самый день, когда на твоем безрадостном пути возник этот цветочек, — съязвил кошак.
— Почему бы и нет? — не поддался на подначку Дрозд, по-прежнему, глядя на Винку.
Та покраснела и хотела отвести глаза, но почему-то не смогла. Парень смотрел как-то по-особенному, почти… ласково? Винке невольно вспомнился бой Дрозда с людоедом, возня в осенних листьях… Ощущение времени куда-то пропало, остались только синие глаза под спутанными прядями темных волос. Опять в его гриве застрял какой-то мусор. На сей раз кусочек светло-серого лишайника с сосновой ветки или ствола. Винка, не отдавая себе отчета, протянула руку и вытащила древесный сор.
— Ромашечка, у меня в волосах, кажется, тоже что-то застряло. Не посмотришь? — с этими словами кошак высыпал щедро прихваченный лесной опад себе не макушку и умильно уставился на Винку.
— Давай, я, — пес от души встрепал рыжую шевелюру.
— Ты что, кобель несчастный, совсем свихнулся?! Эту дрянь теперь неделю вычесывать придется! — заорал Вьюн и кинулся на приятеля.
Не успела Винка слова сказать, как парни покатились, сцепившись, по устланной сосновыми иглами земле. Девушка кинулась их разнимать, но вместо рычания и шипения услышала хохот и остановилась, топнув с досады ногой. Шутники… Оборотни еще немного помяли друг друга, стараясь набить противнику в волосы и за шиворот побольше хвои, потом сели, тряся головами и отплевываясь.
— Вот сейчас обязую твою Виночку труху мне из волос вычесывать, — проворчал кошак, чистя уши от песка.
— Она тогда еще пук чудодейственного средства на продажу надерет, — усмехнулся Дрозд. — Твоя волосня наверняка действует не хуже единорожьей, — подмигнул девушке.
Кончилось тем, что оба перекинулись, и Винка почистила им шерсть, благо та была не в пример короче давно не стриженных шевелюр.
Вечером того же дня вышли к Медовикам. После идти стало гораздо легче. Земли Клыкастого к северу оказались довольно плотно населены, и путникам за день иной раз удавалось миновать два-три селения. Ночевали теперь только под крышей. Винка поначалу очень радовалась этому, но постепенно живейший интерес нелюдей к иноплеменнице начал ее утомлять.
Селяне-оборотни, не стесняясь, набивались в дом, где соглашались приютить странников, болтали с парнями и разглядывали девушку. Особенно усердствовала малышня. Винка любила детей, и ничего не имела против забирающихся к ней на колени маленьких нелюдей, не прошедших первого оборота. Но те непременно норовили потрогать ее крылик, видно, не веря, что внешне ничем не отличающаяся от их старших сестер или матерей особа и впрямь человек. Прикосновение к серебру неизменно вызывало ожог, а зарастить его детишки, не достигшие десяти лет, не могли. Винка огорчалась, хоть матери и успокаивали ее: мол, у детей оборотней, даже маленьких, все заживает быстро, лишь бы серебро было не заговоренное.
О заговоренном серебре девушка, наконец, решилась спросить у Вьюна. Тот поведал, что это обычное серебро, на которое ворожеи накладывают специальные чары. Раны, нанесенные им, не заживают во время оборота и плохо исцеляются, хуже, чем обычные раны у людей. Если нелюдю повезет выжить, то шрам останется на всю жизнь.
— Но, это, конечно, ерунда, — разглагольствовал кошак. — Лишь бы не на морде.
— Да и на морде не страшно, только бы глаза целы остались, — вставил свое слово Дрозд.