О маленьких людях
Шрифт:
Улицы были пустынные, засоренные. Изредка, с воем и хрипом летели приземистые авто, набитые вооруженными людьми, скакали горбатые грузовики с матросами и пулеметами и следы их поднимались пылью, мусором, лохмотьями вчерашних дней.
Мишка голову до ушей втянул, руки глубоко в карманы засунул, нажал «педали», и закружил в проулках быстрым, скорострельным шагом.
Центр города — стальные трели сыпал, по улицам и крышам лай металла катался и где то глухо и тяжело вздыхала гулкая медь.
— Большевики…
Привокзальную площадь запрудили автомобили. На автомобилях — матросы, пулеметы, красные флаги, с автомобилей — речи — горячие, страстные.
— Да здравствует…
— Не толкайся рыжий!
Толпа, окружившая автомобили, ревела от криков и ругани, вплетая в речи ораторов шум, рев и рукоплескания.
Сунулся Мишка поближе — послушать большевистские речи, — не пролез: тискался, да неудачно. Махнул рукой и двинул в контору.
Двери раскрыты настежь, на полу сорные кучи. В конторе тишина пустыни — мертвая и сонная.
Из аппаратов ленты выползли, упали испещренные на пол и навертели у стульев, белые кружева с фиолетовой вышивкой.
Бумаги беспорядочно раскиданы по столам и пол покрыт синим снегом телеграфных бланков.
В углу настойчивый клопфер выбивает спокойно и методично, точно горохом сыпет, однообразное:
Хрк… Хрк… Хрк… Хрк.
— Харьков зовут, — метнулся было Мишка к аппарату, но, услышав в соседней комнате шум голосов, кинулся туда.
— Что-то будет теперь? — подумал он, протискиваясь в двери комнаты, набитой людьми.
В маленькой дежурной комнате шло экстренное собрание чиновников привокзальной почты и телеграфа. Сквозь сизые туманы табачного дыма можно было различить форменные тужурки юзистов, морзистов и бодистов.
В сизом тумане плавает вздрагивающий голос начальника конторы, распертый колючим бессилием злобы:
— …А до тех пор… Мы не должны приступать к работе… Мы присягали временному правительству. Мятеж поддерживать мы не должны и не можем… Необходима твердость и решительность…
— Как скоро кончится все это?
— Мне думается — неделя, полторы. Вернее всего — несколько дней.
— Значит…?
— Значит, до появления правительственного приказа о начале занятий, мы свободны.
— Что ж, дома недурно посидеть, — сказал кто-то, когда чиновники чинно начали выходить из комнаты. И кто-то засмеялся:
— Ну, вот, слава богу, и мы дожили до забастовки!
Увидев бросающих телеграф чиновников, Мишка остолбенел.
— А как же аппараты? — хотел он крикнуть, но почему то удержался.
— Пусто… Хоть бы Ваську найти! — И где он делся?
Бросился Мишка вниз, но и там никого не было — почтовое отделение щурилось подслеповато пыльными окнами и жутко молчало.
Железные
Утром долго раздумывал Мишка — идти или не идти.
Решил пойти:
— Спросить Сахарова и Ваську… Главное узнать — будут ли они работать?..
…Вокзальная почта была открыта.
У распахнутых настежь дверей стояло два матроса с наганами за поясом, с бомбами и с короткими карабинами за плечами.
Шикарные брюки — клеш, казалось, заслонили собою все телеграфное помещение от Мишкиных взглядов.
— Ку — у — да прешь? — заорали вооруженные.
— На службу!.. Куда еще?
— Ишь ты, — улыбнулись матросы — выходит, что ты не саботаж, а форменный братишка революции… Ну, молодец… Нашим будешь!.. Ну, сыпь, братишка, сыпь…
В коридорах — пустота вчерашняя, и только из внутренних комнат доносился слабый и невнятный шум голосов, да слышны где-то в коридорах чьи-то гулкие шаги, — тяжелые, претяжелые…
Мишка кинулся быстро в дежурку:
— Кто то есть!
Влетел, распахнул дверь и —
— Ба-а, Сахаров?!.
Действительно, в комнате за большим столом сидел тот, кого так настойчиво искал в эти дни Мишка.
На столе стоял пузатый чайник, равнодушно пускающий пар пачками, жались одна к другой новенькие жестяные кружки и грудой высились куски хлеба и сала.
И тут же — около: на подоконниках, на стульях, на диванах — ворохами сваленные груды винтовок, а на полу — спящие в повалку незнакомые Мишке вооруженные люди.
Глянул Мишка на Сахарова и обомлел.
Не узнать почтальона Сеньку.
За поясом — два нагана, через плечо лента с патронами.
— Ишь ты… — только и мог прошептать от зависти Мишка..
Сахаров в упор смотрит, чай потихоньку прихлебывает из кружки и улыбается глазами:
— Ну?.. Пришел, говоришь?
— Пришел!
— Будешь работать?
— А ты?
— Что я? — Сахаров взглянул на Машку строго и внушительно, — да знаешь ли ты, кто я теперь такой?
— Кто?
— Начальник привокзальной почты!
— Ты?
— Я!
— Ф-р р-р — брызнул Мишка, надулся до багровости, потом не выдержал и снова забился в припадочном смехе. — Ну, и брякнет же такую несуразицу… А где у тебя мундир, манжеты и глаже?
— Дурак, — обиделся Сахаров, — что ж я шучу что ли?.. Глаже, да крахмале это у человека существует для прикрытия грязноту души, а нам — оно не нужно…
— Да ты ж телеграфного дела не понимаешь! — не сдавался Мишка.
— Вот дурень. Заладила сорока про Якова. Говорю тебе — я начальник почты, значит — точка и тире… Не веришь — спроси у них, когда проснутся, а тебя я назначаю начальником телеграфа и политконтролером.