О, марсиане!
Шрифт:
Внимание аудитории сконцентрировано предельно. Раздается чье-то нервическое сопение.
– Взять хотя бы… не буду называть фамилий… руководительницу шестого «Б» класса. Ведь это же факт, товарищи, что она попустительствует ученикам. Спрашивается, разве это метод воспитания полноценной смены – доверять подросткам самим выставлять друг другу оценки? Разве это есть у Макаренки, разве этому нас учил великий педагог? Нет, дорогие коллеги, так дело не пойдет… Или – возьмем опять же преподавателя физкультуры. За десять лет в школе не выращено ни одного мастера
Слушатели осмысливают молча.
– С подобными настроениями, – продолжает Дубилов, – Пора кончать, выкорчевать их, как сорную траву.
– А при чем тут марсианство? – неожиданно раздается из зала звучный родительский голос.
Но Дубилова так, с ходу, не возьмешь.
– Вот вам, товарищи, живой пример, – говорит он, разводя руками. – Нужно ли отвечать на этот вопрос?
Крик из зала:
– Нет!
Дубилов:
– Ну вот, аудитория выразила свое отношение.
Пока в школе таким образом разворачивалась борьба с марсианством, Гвоздика и Стенькин посвящали друг друга в события минувшей ночи.
Дежурный принес им по стакану чая.
Старший лейтенант взялся было за сахар, но, вспомнив, достал из кармана блестящую коробочку и протянул ее товарищу.
– Угощайся, – сказал он, нажимая кнопку, от чего крышка коробочки распахнулась.
Стенькин удивился:
– Вот уж не знал, что вы сластена, – и взял конфету.
– А ты знаешь, что сейчас ешь? Марсианский бластер.
Стенькин поперхнулся.
– С аннигилирующим устройством? – машинально спросил он.
– С аннигилирующим.
– А как же фамагуста?
– Есть такой городишко на Кипре. Пришло мне в голову, хотя и с опозданием, заглянуть в энциклопедический словарь.
– Дурачили, значит?
Гвоздика кивнул и, усмехнувшись, добавил:
– А ты как думал? Или вправду поверил в марсиан?
Стенькин покраснел.
– Я действовал по обстоятельствам. Тут такое творилось, не поверите… Инструкцией не предусмотрено.
– Ладно, не оправдывайся, давай сюда задержанных.
Через десять минут Сарафаненко и Будушкин были отпущены с миром и извинениями. На ковер вызвали Гудаутова.
Выйдя из милицейского участка, Сарафаненко обрушился на Будушкина:
– Это по вашей милости я впервые в жизни провел ночь в арестантской! Я, артист! Какой срам! Что будут говорить в филармонии!
– Пустяки. Подумаешь, одна ночь.
– Для вас, возможно, и пустяки, но для художника – потрясение. Ну что вы хотели сказать этой вашей идиотской фразой «Может быть, мы все марсиане»? Начитались своего Азимова, и туда же, умничать…
– Позвольте, – защищался Будушкин, – а кто поднял шум в ресторане, кто сказал, что Гудаутов марсианин?
– Гудаутов здесь ни при чем. Еще не доказано, что он не марсианин.
– И потом, раз вы художник, так вам должно быть интересно испытать переживания арестованного.
Сарафаненко махнул рукой: о чем, мол, с ним говорить…
– У вас мозги набекрень от неорганизованного чтения. Советую прекратить это занятие, пока окончательно не свихнулись… Вот так, – сказал он, обращаясь уже к самому себе, – вступайся за общественный интерес, тебя же еще и сажают. – И, рассерженный, удалился.
Будушкин постоял секунду, пожал плечами и тоже пошел. Но едва он завернул за угол, как чья-то рука ухватила его за локоть. Оглянувшись, Будушкин увидел высокого худого человека в потертом твидовом костюме. В наружности незнакомца не было ничего примечательного, разве что длинные баки, крупный нос и отвисшая нижняя губа.
– Вы не из милиции? – спросил субъект.
– А что?
– Уделите мне минуты две, товарищ. Я – марсианин.
Вконец расстроенный перепалкой с гитаристом, Будушкин не выдержал и выругался.
– О, – воскликнул субъект, – этого выражения нет в моем словаре – видимо, сленг.
– Иди отсюда, – сказал Будушкин и подумал: «Вот еще привязался!»
– Я действительно к вам привязался, – сказал носатый, делая ударение на последнем слове, – и прошу нижайше меня извинить, но выслушать.
Будушкин готов был поклясться, что не произносил вслух слово «привязался». Уж не читает ли этот тип мысли?
– Вы угадали, я читаю мысли. Вот и доказательство, что я вас не обманываю.
– Положим, – возразил Будушкин, – это еще ничего не доказывает. Современная наука зарегистрировала несколько случаев чтения мыслей, внушения на расстоянии и тому подобное. Правда, есть сомнения в чистоте эксперимента, споры продолжаются, но…
– Не спорю, – перебил его незнакомец, – хотя и вижу, что сами вы до сих пор в это не верили. В любом случае на Земле речь идет пока об отдельных индивидах, чьи парапсихологические свойства имеют природное происхождение и должны рассматриваться как отклонение от правил, в известном смысле даже болезнь. На Марсе же телекинез, мысленное общение выработаны наукой, введены в генетический код и относятся ныне к разряду нормальных врожденных способностей.
– Любопытно. У меня нет оснований вам не верить, и я должен принести извинения за грубость.
– Мелочи жизни, – сказал марсианин. – Я даже остаюсь в выигрыше, поскольку смогу теперь пользоваться вашим сленгом. – Он протянул руку. – Давайте знакомиться.
– Охотно. Гена Будушкин, радиотехник.
– Меня зовут Зуй, – представился марсианин.
– А по батюшке?
– Увы, у меня нет определенного батюшки и матушки. На Марсе потомство выращивают искусственным способом.
– Вы считаете это прогрессивным?
– Мы находим такой метод деторождения рациональным. Что касается прогрессивности или регрессивности, то я не уверен, что всякое явление может оцениваться под углом зрения этих критериев.