О нас троих
Шрифт:
Марко изо всех сил вдавил кнопку звонка; казалось, весь дом содрогается от удара током. Но горничная больше не открыла, только повторила, как заклинание, через массивную деревянную дверь: «Ничего-ничего-ничего».
Марко в бешенстве пару раз грохнул в дверь кулаком, в недвижной тишине улицы удары прогремели, как выстрелы. Потом очень медленно перешел дорогу и сел на край тротуара. Я сел рядом; мы сидели в неестественной тишине и смотрели на дом Мизии, чистенький, аккуратный и совершенно безжизненный.
Пожилая дама с собачонкой на поводке потихоньку, шаг за шагом, поравнялась с
Однако минут через пятнадцать Марко вскочил и сказал:
— Я туда войду.
— Куда? — удивился я.
— В дом, — ответил Марко уже с противоположного тротуара.
— Ты рехнулся? — я тоже встал и пошел за ним к бывшему дому Мизии.
Марко осмотрел опускные окна на фасаде первого и второго этажа; перелез через низенькую ограду, чтобы взглянуть на боковые окна и на те, что выходят во двор. За домом мы обнаружили ухоженный садик, английскую лужайку, два деревца, скамейку, три железных стула и стол. Я как зачарованный смотрел на стулья, представляя себе, как Мизия завтракает здесь вместе с мужем таким же тихим утром, а Марко тем временем поднял с земли серый камень и направился к окну на первом этаже.
— Какого черта ты творишь? — запротестовал я. — Нас же арестуют!
— Ты не мог бы постоять на тротуаре и дать мне знак, если кто-то появится? — сказал Марко ледяным тоном, от которого у меня по позвоночнику прошла волна страха, подкатилась к затылку и затопила все мысли.
— И какой знак тебе дать? — спросил я внезапно севшим голосом. Мне казалось, что чужие глаза подглядывают за нами из соседних домов и садиков, что чужие уши подслушивают наши иностранные слова.
— Кричи, — сказал Марко, швырнул серый камень в окно, и стекло разлетелось вдребезги с оглушительным звоном. Он ловко, словно всю жизнь только тем и занимался, просунул руку внутрь, отодвинул защелку, поднял раму и влез в дом, поднял еще больший шум, натыкаясь на мебель и опрокидывая стулья, словно вор в поисках добычи.
Несколько секунд я стоял столбом у угла дома и не мог опомниться; потом бросился к тротуару и стал следить за неподвижной улицей, за окнами соседних домов. Я не сомневался, что кто-нибудь слышал звон разбитого стекла, и полиция уже едет нас арестовывать. Мне казалось полной нелепостью, что Марко не мог дождаться мужа Мизии, что он не придумал ничего более разумного, чем забраться в дом, точно вор, даже не посоветовавшись со мной; казалось нелепостью стоять на стреме в давящей неподвижности незнакомого города.
Я увидел велосипедиста, он проехал мимо, даже не повернув головы; увидел старый минивэн с пожилым мужчиной за рулем, он посмотрел на меня; увидел приближавшуюся полицейскую машину, но это оказалось такси, оно покатило дальше, пока я пытался перевести дух. К улице вернулась ее неподвижность: ни звука, ни шевеления; я стоял на стреме, не в силах пошевелиться, возле проржавевшей
Наконец из-за дома выбежал Марко с парой конвертов в руках и крикнул: «Уходим, уходим, быстрей!» Мы прыгнули в машину, он рванул с места, и мы помчались вниз по улице, оставляя за собой мерзкий шлейф страха — лязг изношенного металла и вонь паленой резины.
Минут через десять судорожных рывков, торможений, поворотов и новых рывков Марко показал мне добытые конверты: на них стояло имя Мизии, а поверх здешнего адреса был написан другой.
— Они лежали на столе в той комнате, куда я вошел, — сказал он. — Даже искать не пришлось.
— Тогда что ж ты возился так долго? — я еще не отошел после стояния на тротуаре у сада.
— Хотел взглянуть на дом, — ответил Марко. — Представить себе, где жила Мизия. Увидеть, осталось ли там что-нибудь от нее.
— Ну и как, осталось? — перед моими глазами стояла миланская квартира Мизии, где я разговаривал с ее братом.
Марко кивнул, глядя на конверты с новым адресом:
— А вдруг она сбежала с другим мужчиной? А вдруг мы наткнемся на счастливую влюбленную парочку?
— Все возможно, — отозвался я.
— Кончай издеваться, — сказал Марко. — И, бог ты мой, кончай быть таким пессимистом. — Но видно, он все же испытал некоторое потрясение от недавнего вторжения в дом Мизии, и сейчас ему было не до сомнений, а потому он упрямо двигался вперед, не сбавляя темпа. Как только на улице нам попались прохожие, он стал спрашивать дорогу, не обращая внимания на незнание языка, помогая себе интонациями и жестами.
Мизия перебралась на другой конец города, ближе к озеру, въехать в ее квартал на машине оказалось очень трудно. Мы оставили ветхую «альфу» на площади перед счетчиком парковки, предварительно попетляв из боязни, что кто-нибудь следит за нами от бывшего дома Мизии, и осторожно, как два воришки, двинулись пешком по узким мощеным улочкам, пестревшим барами, художественными галереями и магазинчиками. Выйдя наконец к дому, где должна была жить Мизия, мы несколько минут разглядывали древний, потемневший фасад; потом Марко сказал:
— Ну что, попробуем?
Мы стояли у открытого подъезда, перед старой латунной панелью домофона, напряженно изучали фамилии и номера квартир и никак не могли понять, где же та, которую мы ищем.
Мы пошли наверх по каменным ступеням; на просторной лестничной площадке второго этажа, пропахшей деревом, пылью и мокрыми коврами, нам повстречалась женщина с прямыми волосами, похожая на Неряху Петера [27] из немецкой сказки, и сказала нам подняться двумя этажами выше.
27
«Неряха Петер» (Struwwelpeter) — сборник из десяти назидательных стихотворений, написанных франкфуртским психиатром Генрихом Гофманом в 1845 году (традиционное русское название книги — «Стёпка-растрёпка»).