О нас троих
Шрифт:
Потом я оказался возле миниатюрной девушки восточного типа, и мы с ней вовсю болтали, хотя я и не понял, как завязался разговор, не все понимал из того, что она говорила, но сам я изъяснялся без каких-либо трудностей, потому что отдался волне общения, которая несла вперед всех этих горланивших, жестикулирующих людей вокруг.
Я весь был здесь-и-сейчас, захваченный жаркой, самопроизвольной игрой выражений лица и интонаций, но то и дело мне вспоминалась Мизия в Париже с ее наркотиками и вспоминался маленький Ливио, рисующий на стене в гостиной зверей нашего сказочного зоопарка. Мне вспоминались то
Я пытался вернуться к разговору: на несколько минут — получалось, но потом меня вновь, рывками, уносило прочь: вновь я мучился, что, может, надо было выкинуть порошки Мизии, запереть ее дома и попытаться вылечить, а не потакать ей во всем, проявляя запредельное понимание. Я вновь решал для себя, где проходят границы дружбы, есть ли они вообще, и могу ли я считать себя настоящим другом и, в конце концов, не бывает ли так, что друг ближе, чем любовник, а его влияние и преданность важнее и существеннее? Я стоял сантиметрах в двадцати от миниатюрной девушки по имени Луиза, которая подробно рассказывала мне о техниках трафаретной печати, и нас разделяли сотни километров: я даже не слышал, что она говорит.
В какой-то момент она это поняла и пару раз щелкнула пальцами перед моим лицом.
— Ты еще здесь?
— Я здесь, я здесь, — сказал я, судорожно пытаясь вернуться назад. И увидел, что в нескольких метрах от нас Марко чересчур уж откровенно обнимается с высокой девушкой, и гипсовая колонна почти не спасает их от бесконечных взглядов, и все на них смотрят; все это казалось в порядке вещей, но мне все равно стало грустно.
Луиза проследила за моим взглядом.
— Это Марко Траверси. Который снял видео для Machine Head. [43]
43
Machine Head— американская метал-группа, образованная в 1992 г.
— Это мой лучший друг, — сказал я, с невольной гордостью. — Мы дружим всю жизнь.
— Он классный, — сказала она, и мне показалось, что теперь я ей больше интересен. — Еще он снял шикарный клип для Uninstall,его все время крутили по MTV.
— Он снял три замечательных фильма, — сказал я. — Марко — великий режиссер.
Луиза кивала головой, но скорее из вежливости: фильмы она не смотрела и ничего о них не слышала: наверно, они так и не попали в Англию. Общительная, захмелевшая, она придвинулась ко мне вплотную.
— Ты тоже классный, знаешь? Ой, у тебя глаза разного цвета?
Так, отдавшись царящему вокруг настроению, мы поцеловались, хоть я так и не понял, кто она и нравится ли она мне. Но Мизия в сотнях километров от меня выходила замуж за бывшего игрока в поло из Аргентины, которого я ненавидел всей душой, а Марко в нескольких метрах от меня навалился на совсем незнакомую девушку, к которой ничего не испытывал; мне казалось, нет больше прямой взаимосвязи между тем, что чувствуешь, и тем,
Потом я обнимался с Луизой на диване, не сомневаясь, что если только разожму руки, то меня унесет в бесформенную, безымянную, бессмысленную тьму. Мысли и слова в моей голове ритмически спрессовывались в такт музыке, грудь жгло, спина была ледяная; при малейшей попытке оторваться от губ Луизы голова начинала кружиться, как на краю пропасти. Вокруг нас со всех сторон ходили люди, у них были одни и те же взгляды или жесты, это оказалось мучительно, и все, что попадало в поле моего зрения, доносилось до моего слуха, окончательно меня подавляло. Я прижимался к Луизе, зажмурив глаза, согнувшись в три погибели из-за того, что она была крохотного роста; больше всего мне хотелось отыскать какую-нибудь закрытую комнату или просто нишу в стене, а то и спрятаться в подпол и спастись от невыносимого давления этого мира.
Когда Луиза спросила, не хочу ли я поехать к ней домой, я решил, что это шутка; я не мог поверить, что она не скрылась в толпе прямо на лестнице и все еще идет рядом со мной по холодной, влажной, темной улице, открывает дверь своей маленькой японской машины, предлагает мне сесть.
Потом, у себя в комнате, разрисованной по трафарету, она повернулась на бок и стала меня изучать: я лежал, свернувшись клубочком, под натянутым до подбородка одеялом.
— У тебя вид человека, побитого жизнью, — сказала она.
— Вполне возможно. — Я не видел особого смысла это отрицать.
Она улыбнулась, и улыбка у нее была ехидная и чужая, хоть я и постарался этого не заметить.
17
К полудню я вернулся домой к Марко: в гостиной какая-то рыжеволосая девица разглядывала одну мою картину, накинув на плечи одеяло и все равно дрожа от холода.
Она повернулась ко мне с задумчивым видом, и оказалось, что под одеялом она совершенно голая.
— Что, нельзя включить отопление? — спросила девушка.
Я ответил, что понятия не имею, и осмотрелся: на полу — сапоги Марко, женские туфли, брюки; повсюду — полупустые стаканы, недокуренные ночью косяки. Я словно почувствовал отголоски прошедшей ночи: смех, жесты, шатание из комнаты в комнату.
В ванной комнате я обнаружил высокую девицу с короткой стрижкой, она принимала душ — белая, длинная — и взвизгнула при виде меня, хоть сама же и не закрыла дверь.
— Извини, — выпалил я, захлопнул дверь и растерянно прошел по коридору.
Со старым серым свитером в руках вышел из своей комнаты Марко, босиком, и щурясь посмотрел на меня, словно сомневаясь, я это или нет; начал было натягивать свитер, но все никак не мог просунуть голову в ворот.
— Черт побери, куда ты вчера делся? А я еще Джанет позвал — думал, ты вернешься, — сказал он из-под своего шерстяного укрытия.
— Да так, поехал к одной девушке. Не предупредил, потому что ты был слишком увлечен, — ответил я.
— Да-а? — сказал он, все еще из-под свитера. Из его комнаты доносилась одна песня Бо Диддли: крохотные колонки портативного магнитофона свели мелодию к еле слышному мурлыканию. Марко наконец-то просунул голову в ворот свитера и со смехом проделал несколько танцевальных па.