О пережитом. 1862-1917 гг. Воспоминания
Шрифт:
На пытливый вопрос моего приятеля, чего ищет Кустодиев, какая его исходная точка, я писал ему: «Сколько ищущих, столько и „исходных точек“, и не много стоит такой искатель, который заранее все знает, что найдет. Ищут внутреннего удовлетворения жажды красоты, в чем? — в разном: в красках, в образах, в быте, в формах, ищут миллионами путей, через постижение личное, рефлективное, отрицательное или положительное, реальное или мистическое. Ищут головой, сердцем и, „сколько голов, столько же умов“, и никакого „канона“, тем более никакого „дважды два — четыре“ в поисках ни у кого нет» [469] .
469
Письмо А. Турыгину от 27 марта 1916 г. (там же).
Весной в Ялте скончался Адриан Викторович Прахов, завещав похоронить себя на ялтинском кладбище около своего брата-поэта, взяв обещание посадить на его могиле «дикую яблоньку». В этой дикой яблоньке сказался
Узнав о смерти Прахова, я написал о нем краткое воспоминание, напечатанное тогда в «Новом времени» [470] . Прочитав его, Виктор Михайлович Васнецов благодарил меня за посвященные ему в воспоминаниях строки. «Неудавшийся грешник», как любил себя называть Виктор Михайлович, все еще не мог решить: враг я ему или не враг. Не хотел он понять, что если бы я пожелал быть его врагом, то стал бы им давным-давно, еще в пору своего «братания» с Дягилевым.
470
Статья Нестерова «Памяти А. В. Прахова» была напечатана в газете «Новое время» (1916, 20 мая).
В мае того года я совершенно неожиданно получил от моих домохозяев письмо (старик Простяков к тому времени умер). Мне предлагали «очистить» занимаемую квартиру к 15 августа по той причине, что квартира нужна для больного сына. Мне казалось, что просьба «очистить» квартиру не больше как желание получить за нее прибавку, и я нимало не был этим обеспокоен, решив, что прибавлю, и делу конец.
Не так вышло на самом деле. Младший отпрыск Простяковского рода женился. Жена оказалась капризная. Молодоженам их квартира показалась тесна, некуда было поставить дорогую приданую мебель. Они воспользовались тем, что мое квартирное условие кончалось, предложили мне квартиру освободить.
В то время в Москве квартир не было. Свободные были заняты под лазареты, склады и прочее. Мои друзья, узнав о такой оказии, принялись помогать мне в поисках. Предлагали и то, и се, но ни то, ни се мне не годилось. Мне нужно было помещение с большой комнатой, не менее девяти-десяти аршин для семиаршинной картины.
Узнала о моих затруднениях и Великая Княгиня. Просила передать, что в случае необходимости можно будет устроить мне мастерскую в одной из запасных зал Кремлевского или Николаевского дворца. Уведомили меня и из Исторического музея, что там тоже могут мне предоставить один из неоконченных залов.
Но мне не хотелось кончать картину вне дома. Куда было удобнее иметь мастерскую тут же, у себя под рукой. В любой час дня и ночи картина могла быть передо мной. Бывало, вне работы я заходил в мастерскую, садился перед холстом на диване и, не спеша, обдумывал ее подробности. Приходил в мастерскую и в бессонные ночи, и ранним-ранним утром.
Каких мер, способов и уговоров не было пущено в ход, но неподатливый «отпрыск» не сдавался. Время шло, а квартирный вопрос все был ни с места. Семья моя, тем временем, жила в Абрамцеве, куда наезжал и я, писал там недостающие этюды для «Христиан».
В то лето в Абрамцеве в одном из помещений для дачников (бывшем театре) был лазарет для слепых солдат. Я писал с них этюды для первопланной фигуры. Один из слепых был особенно трогателен. Звали его Миша. Добродушный паренек лет двадцати был ослеплен газами в тот момент, как их эшелон, прямо из вагона, вступил в бой. Тогда шли ожесточенные бои за обладание Варшавой. Работая этюды, я разговаривал с Мишей — он был охотник поговорить. Спрашиваю его, страшно ли было идти в бой. Он простодушно выкликнул: «А стра-а-шно!» В то время Миша не сознавал всего ужаса своего положения, не был еще ожесточен на судьбу, на людей, пославших его на страшную бойню [471] .
471
Этюд слепого солдата Миши принадлежал дочери Нестерова В. М. Титовой; с 1962 г. находится в частном собрании (Петербург). Этюд солдата (в папахе) находится в частном собрании (Москва).
Позднее, уже осенью, я нашел для своего слепого превосходную модель. То был тоже солдатик из рабочих. Нашел я его в Арнольдовском убежище [472] для слепых, что было на Донской. Это был красивый, с правильными чертами лица, высоко настроенный юноша. Написанный с него этюд и вошел в картину.
Война с переменным счастьем продолжалась. Была одержана большая победа, взято двести тысяч пленных. Каких жертв эта победа стоила нам — один Господь знает [473] .
472
Здесь неточность. Речь идет о городском Арнольдовском (точнее — Арнольдо-Третьяковском) училище для глухонемых детей (помещалось на Донской ул., 49), основанном в 1860 г. И. К. Арнольдом и щедро субсидируемом П. М. Третьяковым, завещавшим на содержание училища 200 тысяч рублей (подробнее см.; Боткина А. П.Павел Михайлович Третьяков в жизни и искусстве. М., 1951, с. 234–235, 295).
473
Речь идет о наступательной операции русских войск на Юго-Западном фронте, начатой 22 мая 1916 г., в результате которой немцы вынуждены были прекратить операции под Верденом. Прорыв австро-германского фронта летом 1916 г. положил начало перелому в ходе войны.
Как-то позвонил мне кн<язь> Щербатов. Он слышал о моих злоключениях с квартирой и предложил мне освободившуюся в его новом красивом премированном доме по Новинскому бульвару. В тот же день я был там, осмотрел квартиру. Она не была так обширна и удобна, как моя старая. Мастерская была меньше, хотя картина в ней поместиться могла. А так как иного выхода не было, то я тут же предложение князя принял. Стал поджидать возвращения семьи из деревни, изредка наезжая туда сам.
Стояли холода, шли дожди, несмотря на всё это, я закончил все недостающие этюды, и в начале августа мы переселились в Москву, стали разорять прежнее гнездо, где так хорошо работалось и жилось в протекшие годы. Привели в порядок новую квартиру, назначили время для переезда, что не было в те времена сложно. Перевозка организована была отлично, и мы, попрощавшись с нашей Донской, тронулись в путь… Подъезжая к новой своей квартире, в воротах Щербатовского дома встретился мне священник. Грешный человек, подумал: быть беде. Так и вышло. Спустя три года я потерял на Новинском все мое имущество. В 1919 году моя квартира была разорена. Спасти из нее не удалось ничего. Моими рисунками, эскизами, по словам очевидцев, как снегом, покрыт был Щербатовский двор.
Дом князя Щербатова был построен незадолго — года за три-четыре — до нашего туда переезда. Богатый, избалованный, с капризным, изысканным вкусом, князь объявил конкурс на проект дома. За красивейший проект назначалась премия, а получивший ее делался и строителем дома.
Премию взял молодой, талантливый архитектор-художник Таманов [474] . Он сумел умно использовать красивое, выходящее на два фронта, место. Главный фасад был обращен к Новинскому бульвару, задний — к берегам Москва-реки, с перспективой на далекие Воробьевы горы. Стиль дома — модный тогда ампир [475] . Все, что можно было использовать в смысле материала, все было Тамановым сделано. Тут был и дворик со львами, и античные статуи, и трельяж с вьющимся диким виноградом, и княжеский герб над аркой во внутренний дворик. Ничего не было забыто, чтобы потешить избалованного барина.
474
Александр Иванович Таманов (Таманян)(1878–1936) — русский и армянский архитектор. В ранний период творчества работал в духе неоклассики. В 1923 г. жил и работал в Ереване.
475
Дом С. А. Щербатова, построенный А. Тамановым в 1912–1913 гг., — одна из известнейших построек в стиле неоклассицизма, в которой архитектор стремился сочетать традиционную схему московской городской усадьбы с особенностями доходного дома (подробнее о доме Щербатова см.; Борисова Е. А., Каждан Т. П.Русская архитектура конца XIX — начала XX века. М.: Наука, 1971, с. 197, 198).
Верхний этаж дома предназначался для самого владельца. Там сосредоточено было все, что можно было придумать, чтобы создать достойный фон для красивой княгини. Введены были дорогие материалы. Стеклянная терраса обрамляла весь верх дома, давая изумительную картину на Москву, на Нескучный, Воробьевы горы, на села и деревни, примыкающие к Первопрестольной со всех сторон. Была при квартире князя отличная мастерская на север — с верхним и боковым светом.
Князь был дилетант-художник, где-то, у кого-то учился за границей [476] . Жил он на большую ренту, на доходы со своего премированного дома, — жил и не тужил. Венцом его благополучия была княгиня, красивая оригинальной красотой, не то бывшая фельдшерица, не то сестра милосердия, счастливо выходившая князя во время его болезни, влюбившая в себя этого, по внешности, Пьера Безухова, такого огромного, породистого, быть может, не слишком мудрого [477] .
476
С. А. Щербатов учился в Москве у Л. О. Пастернака, а в конце 1890-х гг. — в Мюнхене у А. Ашбе и И. Грабаря. По словам последнего, он «был очень талантлив» (Автомонография. С. 143). Был одним из инициаторов и организаторов выставки «Современное искусство» в Петербурге (1903). Коллекционер. В 1918 г. эмигрировал. Автор книги «Художник в ушедшей России» (Нью-Йорк: Изд-во А. П. Чехова, 1955), где ряд страниц посвящен знакомству с Нестеровым. См. также русское издание: Щербатов С. А.Художник в ушедшей России/Сост., подг. текста и коммент. Т. А. Дудиной. М.: Согласие, 2000.
477
Портреты жены С. А. Щербатова — П. И. Щербатовой — писали Суриков (1910) и Серов (1911), который начал работать над портретом незадолго до своей смерти. Портрет остался незаконченным. Он находится в Государственной Третьяковской галерее (дар С. А. Щербатова в 1911 г.).