О положении в биологической науке
Шрифт:
Наконец, как дарвинист, я согласен и с Т.Д. Лысенко и другими выступавшими здесь товарищами, с их общей установкой на огромное, решающее значение условий внешней среды и ее воздействий в процессах видо- и сортообразования. И тем не менее остается еще очень большое количество первостепенных и важнейших проблем, по которым я с Т.Д. Лысенко не согласен.
Поэтому я считаю нужным говорить здесь о том, в чем я не согласен с Т.Д. Лысенко.
Прежде всего, как я уже отметил, я утверждаю, что его доклад и выступления по нему односторонне ориентируют нашу общественность о состоянии и расстановке сил в советской биологической науке. Мы, ученые, – разведчики не только в вопросах конкретного применения нашего опыта и знаний с целью разведки геологических недр и других богатств социалистической родины. Мы разведчики и в смысле правильной ориентации с расстановке сил в нашей науке.
После того, как тов. Митин оспорил в «Литературной газете» термин «ортодоксальный дарвинизм», я не имел возможности ответить, что я не настаиваю на этом термине и считаю более правильным говорить о «последовательном дарвинизме» или просто о дарвинизме Дарвина и Тимирязева.
И я имею основания утверждать, что те, кто продолжает разыгрывать меня в этих словесных, малоценных формах аргументации, прекрасно знают, что не в этом суть. По существу же вопроса и тов. Лысенко и его сторонники до сих пор ничего мне не ответили. Отвечает ли действительности мое утверждение не о двух, а о трех направлениях в теории эволюции? Безусловно, отвечает. Эту оценку истинного положения вопроса всегда защищал великий ученый К.А. Тимирязев, к имени которого так часто апеллируют выступающие.
Я утверждаю, что, если бы сторонники и поклонники таланта Т.Д. Лысенко не только почитали, но читали Тимирязева (а многие об этом забыли), то тогда они не стали бы апеллировать к имени Тимирязева. Все его труды пронизаны идеей борьбы на два фронта – и с ошибками неоламаркизма, упрощенческим направлением в решении проблемы эволюции, и с ошибками вейсманистов-менделистов. Но Тимирязев не мог говорить о новых вариантах вейсманизма, в виде формальной генетики и автогенетики, так как они возникли уже после смерти Тимирязева.
Процитирую из работы Тимирязева «Значение переворота, произведенного Дарвином» лишь краткую фразу:
«Последующие писатели (после Дарвина. – Б.3.), полагая обнаружить самостоятельность своей мысли, только впадали в узкую односторонность (неоламаркисты и вейсманисты), которой Дарвин был совершенно чужд» (К.А. Тимирязев. Соч. т. VII, стр. 250-25!).
Вот истинное положение вещей, которое достаточно характеризует то, что мы имеем в истории развития эволюционного движения. Товарищ Сталин учил нас опираться на опыт истории, а не заниматься в этом отношении произвольным «творчеством» истории дарвинизма, которая не отвечает фактам.
В советский период учение Дарвина и Тимирязева развивали, опираясь на опыт научно-философских дискуссий, которые внесли много оздоровляющего, уточняющего в наши отношения к теории дарвинизма. Эта борьба на два фронта за генеральную линию учения Дарвина и Тимирязева была поднята на еще более высокую ступень в свете испытанного опыта нашей партии в такой же идеологической борьбе на два фронта на всех участках нашей общественно-политической жизни.
Я позволю себе передать в президиум схему, которую несколько лет тому назад я составил по этому вопросу и которая характеризует основные положения дарвинизма, с одной стороны, и неоламаркизма и неодарвинизма, с другой стороны, как двух извращений истинной дарвинистической теории. На этой схеме можно видеть каждое из трех течений, представляющих законченные системы воззрений, из которых верно и отвечает духу марксизма-ленинизма только одно учение Дарвина и Тимирязева, очищенное в свете марксистской диалектики от ряда второстепенных ошибок.
Я думаю, товарищи, что мы делаем большую ошибку и дезориентируем наши руководящие органы, когда сейчас так упорно хотим доказать, что существуют только две линии, два направления в советской биологии – учение Лысенко, именуемое мичуринским направлением, и формально-генетическое вейсманистское. А все инакомыслящие и имеющие смелость не соглашаться с Лысенко огульно заносятся сторонниками Лысенко в одиозную категорию «формальной генетики».
Это обязывает меня говорить о том, что я должен выступить в защиту той линии, которая пока не отклонена нашей общественностью.
Голос с места.
Б.М. Завадовский. Она не мне поручила, а всей нашей советской науке.
Второй вопрос, в отношении которого я не согласен с линией доклада, это оценка отношения Тимирязева и Мичурина к менделизму. Здесь неправильно информируется наша советская общественность, не читающая трудов Тимирязева в их первоисточниках. Все многократные выступления великого русского ученого-дарвиниста подчеркивали, что он различает «менделизм» и «мендельянство». Под менделизмом он понимал сумму фактического научного багажа и методов, которые посвящены изучению хромосомно-ядерных механизмов наследственности. Под мендельянством Тимирязев понимал те идеалистические и реакционные трактовки и выводы, которые неправомерно сделаны из этих ценных научных фактов если не всеми буржуазными и нашими отечественными менделистами, то подавляющей массой их, в прошлом направлявшими на этом основании свою атаку на теорию дарвинизма. Но даже и в этих условиях Тимирязев умел различать здоровое ядро фактов и шелуху реакционных антидарвинистических обобщений.
Должен отметить, к моему большому сожалению, что хотя эта истинная позиция Тимирязева известна многим присутствующим, они почему-то не считают нужным правильно ориентировать общественность.
Нет нужды искать источников, разбросанных в трудах Тимирязева и Мичурина. Процитирую лишь то, что писал в 1939 г. в № 10 журнала «Под знаменем марксизма» наш философ Митин, подводя итоги селекционно-генетической дискуссии, организованной редакцией этого журнала:
«Мендель, несомненно, вскрыл некоторые закономерности в наследовании ряда определенных признаков: явление расщепления в гибридном потомстве, известную математическую правильность в этом расщеплении, относительную независимость наследования некоторых признаков. Открытые Менделем явления в области наследственности были затем связаны с процессами, происходящими в клетках организма, в частности в половых клетках. В оценке всех этих менделевских правильностей, которые бесспорны как частные правила, мы хотим стоять и стоим на точке зрения Тимирязева и Мичурина. Тимирязев и Мичурин являются для нас авторитетами в этой области. Как действительно крупные представители науки, они сумели дать правильные ответы на вопрос о научной значимости открытий Менделя в области изучения наследственности.
Здесь приводились высказывания Тимирязева по вопросу о законах Менделя. Высказывания Тимирязева разносторонни. Как крупный ученый, Тимирязев подходит к этим законам совсем не однобоко. Он выступает против универсализации этих законов, против превращения их во всеобщие законы природы, против подмены дарвинизма менделизмом. Тимирязев выступал не против правил Менделя, а против «мендельянцев», которые, без всяких на то оснований, превратили открытия Менделя в целую революцию в науке, превратили открытые им законы во всеобщие законы природы и (исходя из классовых и всяких других посторонних соображений) имя Менделя стали ставить или рядом с Дарвином или стали менделизм противопоставлять дарвинизму. Выступая против подобных антидарвинистов, «мендельянцев», Тимирязев в то же время отмечал положительное значение открытий Менделя в разрешении частных вопросов изучения наследственности. «В итоге менделизм, поскольку он оправдывается, служит только поддержкой дарвинизму, устраняя одно из самых важных возражений, когда-либо выдвинутых против него» (К.А. Тимирязев. «Чарлз Дарвин и его учение», стр. 263, 1937).
Таков вывод К.А. Тимирязева.
К.А. Тимирязев говорит об «…успехах в изучении некоторых частных случаев наследственности (Мендель и его многочисленные поклонники)…» (К.А. Тимирязев. «Чарлз Дарвин и его учение», 1937 г., стр. 270). Вот правильная, четкая, научно объективная оценка Менделя и менделизма, чуждая как односторонним увлечениям менделизмом, так и огульному отрицанию его значения в науке о наследственности.
Выступавшие на этом совещании приводили много цитат из Тимирязева, причем каждый из выступавших брал какую-либо одну сторону из многосторонней постановки вопроса, которую дает К.А. Тимирязев. Одни цитировали места, в которых он отмечает значение открытий Менделя, тов. Презент подбирал высказывания, в которых К.А. Тимирязев критикует увлечение менделизмом. Но ни те, ни другие не сумели понять подлинную научно объективную и многостороннюю оценку Менделя, которую дает К.А. Тимирязев. Я не вижу оснований, почему мы должны брать из Тимирязева только одну часть или одну сторону его постановки вопроса. Не вижу оснований, чтобы нам не брать Тимирязева в данном вопросе целиком.