О пользе лени. Инструкция по продуктивному ничегонеделанию
Шрифт:
Отдельный муравей, будь то рабочий, самец или солдат, сам по себе руководствуется набором очень простых правил. Эти поведенческие алгоритмы наследуются генетически. Например, встретив собрата, муравей шевелит возле него усиками и выбирает: если объект пахнет, как он сам, идет за ним, а если иначе — пытается убить. Порой муравьи следуют друг за другом на верную гибель, и это явление получило название «муравьиная спираль смерти».
Еще они передают информацию с помощью химических меток. Следуя за собратьями, они способны учуять тропу, которой те шли, а потому знают, в какую сторону повернуть. Муравьи-добытчики, когда находят источник пищи, выделяют особый секрет, призывая остальных. И вскоре колонна рабочих направляется к еде.
Так данные о местоположении пищи быстро распространяются в колонии. И у каждого
Представьте футбольную команду: она тоже имеет характеристики, которых нет ни у одного из ее одиннадцати игроков. Определенные виды поведения можно наблюдать только на уровне целой колонии. Если мы исследуем отдельного муравья, то обнаружим довольно простое существо, способное лишь к принятию быстрых решений. В каждом муравье заложено ограниченное число действий в зависимости от контекста (искать и приносить еду, следовать за другими муравьями или нападать на них), а вся колония обучается поиску лучшего маршрута к источнику пищи, может строить огромные сети туннелей и гнезд и даже растить грибы в сложных подземных садах.
И муравьиные колонии, и мозг являются примерами систем, спонтанно возникающих из бескрайнего океана случайно взаимодействующих элементов. Когда у вас есть миллионы простых муравьев, подчиняющихся всего нескольким правилам, возможные исходы их взаимодействий бессчетны.
Вообще, даже один «компьютерный» муравей, следующий лишь двум правилам, выглядит со стороны сложной динамической системой. В информатике есть знаменитая модель клеточного автомата — муравей Лэнгтона (Langton’s ant). Представьте муравья по имени Лэнгтон, случайным образом бегающего по полю черно-белых квадратов. У Лэнгтона только два правила: 1) попадая на белый квадрат, менять его цвет на черный, поворачивать на 90 градусов вправо и шагать на следующую клетку; 2) попадая на черный квадрат, менять его цвет на белый, поворачивать на 90 градусов влево и делать шаг вперед. Как бы вы ни раскрашивали поле перед началом игры, где-то спустя десять тысяч шагов Лэнгтон совершает дорожку из ста четырех па, которую повторяет до бесконечности [35] .
35
Опробуйте модель, например, здесь:— Прим. пер.
То есть независимо от начальных условий Лэнгтон приходит к этому сложному узору. И это лишь один муравей, который руководствуется всего двумя правилами. Модель помогает нам понять, как строится поведение муравьиных сообществ в реальном мире. Особенно интригующий пример самоорганизующегося поведения колонии можно наблюдать у тропических муравьев-кочевников Нового Света.
Днем колония отдыхает (даже муравьям знакома праздность!) и не тратит времени и сил на постройку гнезд. Вместо этого муравьи разбивают «походный лагерь» — делают гнездо-бивуак, собственными телами закрывая царицу и молодняк от опасностей. Муравьи сплетаются телами и создают некое подобие палатки — и никто ими при этом не командует.
Муравьи регулируют температуру и влажность в укрытии, меняя форму и положение бивуака. Чтобы добыть пищу, колонна из сотен тысяч муравьев выходит из укрытия, хватает все, что движется, и возвращается в колонию, действуя как единый организм, который протягивает за едой руку. Ночью бивуак исчезает — колония движется дальше.
Важно понимать, что отдельный муравей понятия не имеет, что является частью бивуака, и уж тем более — частью колонии. Он сцепляется с соседями просто потому, что время суток, температура и прочие стимулы среды превысили порог чувствительности и запустили правило «хватайся за соседа».
Точно так же отдельные нейроны в мозге сами по себе не знают, что являются его частью или частью некоего «я». Наше сознание очень напоминает бивуак муравьев-кочевников. Многие века философы полагали, что где-то в наших головах живет маленький
Но нейрофизиологи выяснили, что такого контрольного центра в мозге нет. Есть крупные узлы мозговых сетей, деятельность которых важнее «периферической» активности, но нет какого-то одного центра, который диктовал бы поведение. Наш мозг скорее похож на колонию муравьев: работа миллиардов нейронов порождает ощущение «я» без какого-либо внешнего или внутреннего воздействия. Иными словами, мы — эмерджентный самоорганизующийся феномен.
Нейроны, как муравьи, следуют алгоритмам и принимают бинарные решения, руководствуясь получаемыми сигналами. Когда входящие сигналы преодолевают в нейроне заданный электрохимический порог, а клетка при этом находится в частичной синхронии с соседями, она отвечает потенциалом действия, который передается нейронам поблизости. В зависимости от контекста, те несут сигнал дальше или, наоборот, прерывают цепь. Невероятно сложная организация возникает из взаимодействия миллиардов мелких и простых элементов.
Общение миллиардов отдельных нейронов, объединенных триллионами связей, дает нам возможность бесконечного творчества. Потому и колония муравьев гораздо более изобретательна и адаптивна по сравнению с отдельной букашкой. Разумеется, сравнение муравьев и людей на этом заканчивается. Как я уже говорил, аналогия работает лишь на уровне нервных клеток мозга. Человек не равен муравью — рабочему, самцу или солдату. Число поведенческих алгоритмов человека неизвестно и потенциально бесконечно.
Мы можем осознавать правила, которым следуем, и обладаем свободой выбора. И, самое главное, можем создавать новые правила. Но есть один важный аспект, в котором наш мозг и муравьиная колония очень похожи: сложные самоорганизующиеся системы привыкают к определенным условиям. Когда эти условия сильно искажаются (например, меняется климат), колонии погибают. Поскольку отдельные муравьи обладают весьма низкой степенью свободы в своем поведении, их коллективная деятельность гармонирует со средой. Нервные клетки тоже мирно уживаются в черепной коробке. Но, в отличие от муравья, человеческий мозг имеет потенциально бесконечное число степеней свободы. Это подарило нам уникальный разум и способность к творчеству. Это же мешает нам наслаждаться рабством — в отличие от муравьев.
Бертран Рассел писал, что «работа бывает двух типов: первый, изменение положения материи на земной поверхности или вблизи нее относительно другой такой материи; второй, повеление другим выполнить это». Он также заметил, что первый тип малоприятен и плохо оплачивается, а второй — приятен и оплачивается высоко [36] .
Глава 6
Революция или самоубийство
Работникам Foxconn разрешается выбрасываться из окон, лишь бы не «доставлять хлопот».
36
Рассел Б. Похвала праздности. — Прим. пер.
Специализация — для насекомых.
И советская коллективизация 30-х годов прошлого века, и развитие сельского хозяйства в английских колониях Северной Америки были попытками создать иерархическую общественную структуру в интересах правящей верхушки. Узкие группы влиятельных людей в обеих странах жаждали символической или экономической власти и для достижения своих целей внедряли в общества систему авторитарного строя.
37
Вслед за Робертом Хайнлайном: Хайнлайн Р. Достаточно времени для любви, или жизнь Лазаруса Лонга. — М.: Эксмо, 2008. — Прим. пер.