О природе человека
Шрифт:
В Советском Союзе организованная религия по-прежнему процветает и даже переживает определенный ренессанс после 60 лет официального непризнания. Из 250 миллионов человек по меньшей мере 30 миллионов являются православными — вдвое больше, чем членов коммунистической партии. 5 миллионов исповедуют католицизм и лютеранство. Еще 2 миллиона принадлежат к евангелическим сектам — это баптисты, пятидесятники и адвентисты седьмого дня. От 20 до 30 миллионов — мусульмане, а 2,5 миллиона принадлежат к самой эластичной группе — ортодоксальных евреев. Таким образом, официально установленный советский марксизм, который сам по себе является своеобразной религией, снабженной привлекательной упаковкой, не смог вытеснить то, что многие русские на протяжении веков считали душой своего национального существования.
Не лучше положение у научного гуманизма. В книге «Система позитивной политики», опубликованной в период с 1846 по 1854 год, Огюст Конт утверждал, что религиозные суеверия могут быть побеждены. Он советовал образованным людям создать светскую религию, имеющую иерархию, литургию,
Другие ученые, действующие из лучших побуждений, пытались примирить науку с религией путем разделения этих двух соперников. Ньютон считал себя не только ученым, но и историком{183}. Свою задачу он видел в том, чтобы расшифровать Священное Писание как истинно исторический документ. Хотя ему удалось создать первый современный синтез физических наук, это достижение он считал лишь промежуточной остановкой на пути к познанию сверхъестественного. Ньютон считал, что Творец дал ученому два великих труда — книгу природы и книгу Писания. Сегодня благодаря постоянному развитию науки, пионером которой был Ньютон, сущность Бога вытеснена ниже уровня субатомных частиц и за пределы видимых галактик. Такое очевидное исключение заставило других философов и ученых создать «теологию процесса», согласно которой присутствие Бога вытекает из внутренних свойств атомной структуры. Как писал Альфред Норт Уайтхед, Бога не следует рассматривать как некую внешнюю силу, которая творит чудеса и господствует над метафизическим миром{184}. Он присутствует в нашей жизни постоянно и повсеместно. Он незаметно направляет процесс формирования молекул из атомов, живых организмов из молекул и разума из материи. Свойства электрона невозможно постичь полностью, пока не будет понят их конечный продукт — разум. Процесс — это реальность, процесс реальности. Рука Бога проявляется через законы науки. Таким образом, религиозные и научные искания вполне совместимы, и настоящие ученые могут вернуться к своему призванию в состоянии ментального покоя. Но, как сразу же поймет читатель, все эти рассуждения очень далеки от настоящей религии аборигенных танцев и Тридентского собора.
Сегодня, как и всегда, разум не может постичь истинного смысла столкновения между неопровержимым научным материализмом и непоколебимой религиозной верой. Мы пытаемся справиться с этой задачей с помощью постепенного прагматизма. Наши шизофренические общества развиваются с помощью знаний, но выживают благодаря вдохновению, черпаемому из тех самых убеждений, которые знания разрушают. Я считаю, что этот парадокс можно разрешить по крайней мере интеллектуально — не раз и навсегда, а постепенно, с помощью социобиологии религии. И последствия этого процесса трудно предсказать. Хотя проявления религиозного опыта великолепны, многомерны и настолько сложны, что лучшие психоаналитики и философы теряются в их лабиринтах, я убежден, что религию можно замкнуть в рамки всего двух измерений — генетического преимущества и эволюционных изменений.
Позвольте мне слегка умерить пыл этого утверждения. Если принципы эволюционной теории действительно содержат в себе Розеттский камень [30] для теологии, то не следует ожидать, что перевод поможет нам понять все религиозные явления. Традиционные научные методы редукции и анализа могут объяснить религию, но не смогут уменьшить ее значимость.
Давайте рассмотрим один исторический эпизод, который послужит социобиологии религии полезной притчей {185} . Аборигены Тасмании вымерли, как вымерли и экзотические сумчатые волки, некогда обитавшие на острове. Британским колонистам потребовалось всего 40 лет, чтобы их прикончить (волки продержались еще сотню лет и исчезли в 1950 году). Для антропологии это событие особенно печально, потому что тасманцы — «дикие» — не смогли даже оставить миру описание своей культуры. О них не известно ничего, кроме того, что они были охотниками и собирателями, имели невысокий рост, красновато-коричневую кожу, кучерявые волосы и отличались, как вспоминали открывшие остров путешественники, спокойным нравом. Мы можем лишь догадываться об их происхождении. Скорее всего, они были потомками австралийских аборигенов, которые достигли берегов Тасмании около 10 тысяч лет назад, а затем биологически и культурно приспособились к жизни в прохладных, влажных лесах острова. Нам осталось лишь несколько фотографий и скелетов. Мы не можем даже реконструировать язык тасманских аборигенов, потому что европейцы не считали нужным его изучать и фиксировать.
30
Розеттский камень — плита с иероглифами, найденная в 1799 году в Египте и послужившая основой для расшифровки древнеегипетской письменности. — Примеч. ред.
Британские поселенцы, которые начали прибывать на остров в начале XIX века, не считали аборигенов людьми. Для них они были досадным загорелым препятствием на пути развития сельского хозяйства и цивилизации. Неудивительно, что на них устраивали настоящую охоту и убивали за мельчайшие провинности. Однажды мужчин, женщин и детей перестреляли просто за то, что они побежали в направлении белых людей во время одной из охот на кенгуру. Аборигены умирали от сифилиса и других европейских болезней. Точка невозврата была достигнута в 1842 году, когда количество тасманцев с 5 тысяч сократилось до трех десятков. Женщины были слишком старыми, чтобы иметь детей, и культура умерла вместе с ними.
Свидетелем последних стадий вымирания аборигенов стал выдающийся альтруист, лондонский миссионер Джордж Робинсон. В 1830 году, когда тасманских аборигенов было еще несколько сотен, Робинсон начал героические одиночные усилия по спасению расы. Он с симпатией относился к этому народу и сумел убедить аборигенов покинуть свои лесные убежища и сдаться белым. Некоторые из них поселились в новых городах британских поселенцев, где оказались никому не нужны. Остальных Робинсон поселил в резервации на острове Флиндерс северо-восточнее Тасмании. Аборигенов кормили солониной, поили сладким чаем, одевали в европейскую одежду, обучали правилам личной гигиены, обращению с деньгами и идеалам кальвинизма. Прежняя культура попала под полный запрет. Каждый день аборигены направлялись в маленькую церковь, где Джордж Робинсон произносил проповедь. Сохранились документы, связанные с последним этапом культурной истории этого народа, записанные на ломаном английском: «Один Бог... Туземец хороший, туземец мертвый, идет на небо... Плохой туземец мертвый идет вниз, злой дух, огонь... Туземец кричит, кричит, кричит...» Катехизис излагался в самой доступной форме:
Что сделает Бог с миром?
Сожжет его!
Ты любишь дьявола?
Нет!
Для чего Бог нас создал?
Для собственных целей...
Тасманские аборигены не смогли выдержать такой переплавки души. Они мрачнели, впадали в апатию, переставали рожать детей. Многие умерли от гриппа и пневмонии. В конце концов оставшихся переселили в новую резервацию на самой Тасмании близ города Хобарт. Последний мужчина, которого европейцы называли Королем Билли, умер в 1869 году, несколько оставшихся старух — спустя пару лет. Они вызывали всеобщее любопытство — и уважение. За это время Джордж Робинсон создал собственную семью. Он пытался спасти аборигенов Тасмании от вымирания. Из самых лучших побуждений он заменил убийство более цивилизованной формой религиозного порабощения. И все же Робинсон, который бессознательно действовал по жесткому биологическому алгоритму, не потерпел неудачи.
Хотя антропология и история постоянно развиваются и усложняются, ученые продолжают поддерживать вывод Макса Вебера о том, что более элементарные религии обращались к сверхъестественному ради чисто бытовых преимуществ: долгой жизни, изобильной земли и пищи, предотвращения природных катастроф, побед над врагами. Культурный дарвинизм, если можно использовать такой термин, также подтверждает, что конкуренция сект приводит к эволюции более развитых религий. Те, кто находит приверженцев, развиваются. Те, которые привлечь людей не могут, исчезают. Следовательно, религии, как любые другие человеческие институты, развивались в том направлении, которое обеспечивало благополучие их сторонников. Поскольку такое демографическое преимущество должно было относиться к группе в целом, достичь его можно было отчасти с помощью альтруизма, а отчасти с помощью эксплуатации, когда одни процветали за счет других. Преимущество могло возникнуть также в результате повышающейся приспособленности всех приверженцев определенной религии. В социальном отношении это приводило к различиям между более деспотическими и более мягкими религиями. Все религии в определенной степени деспотичны, особенно когда их поддерживают вождества и государства. В экологии существует закон Гаузе, который гласит, что максимальная конкуренция возникает между видами, имеющими идентичные потребности. Неудивительно, что существует одна форма альтруизма, которую религии используют крайне редко. Я говорю о терпимости к другим религиями. Враждебность усиливается во время столкновений обществ, потому что религии идеально приспособлены к целям войны и экономической эксплуатации. Религия завоевателя становится мечом, а религия завоеванных — щитом.
Религия представляет собой величайшую проблему человеческой социобиологии — и великолепную возможность развития в качестве совершенно оригинальной теоретической дисциплины. Если разум направляется императивами Канта, то найти их легче всего в религиозном чувстве, а не в рациональной мысли. Даже если у религиозного процесса есть материалистическая основа и наука способна ее описать, расшифровать религию все равно будет затруднительно — по двум причинам.
Во-первых, религия — одна из основных категорий поведения, свойственных исключительно людям. Принципы поведенческой эволюции, которые опираются на популяционную биологию и экспериментальные исследования низших животных, едва ли могут быть применимы к религии.