О природе вещей

Между вещами двумя, по их двоякой природе, —

Именно, телом и местом, в котором всё происходит, —

То существуют они непременно вполне самобытно.

Ибо, где есть то пространство, что мы пустотой называем,

Тела там нет, а везде, где только находится тело,

Там оказаться никак не может пустого пространства.

510 Значит, начальные плотны тела, и нет пустоты в них.

Так как, затем, в производных вещах пустоту мы находим,

Плотное

должно её вещество окружать непременно;

Да и нельзя допустить на основе разумной, чтоб вещи

В теле своём пустоту, сокровенно тая, содержали,

Ежели плотность того отрицать, что её заключает.

Далее: только одно вещества сочетание может

Быть в состояньи в себе заключать пустое пространство;

И потому вещество, состоя из плотного тела,

Может быть вечным, хотя разлагается всё остальное.

520 Далее, если б нигде никакой пустоты не встречалось,

Плотным являлось бы всё; и напротив, коль тел бы известных

Не было, чтобы заполнить места, что они занимают,

Всё б оказалось тогда и пустым, и порожним пространством,

Значит, везде пустота, очевидно, сменяется телом,

Ибо ни полности нет совершенной нигде во вселенной,

Ни пустоты, а тела существуют известные только,

Что полнотой разграничить способны пустое пространство.

Эти тела ни от внешних толчков разлагаться не могут,

Ни, изнутри чем-нибудь поражённые, врозь распадаться,

530 Ни от воздействия силы иной уничтожиться вовсе,

Как я на это тебе указал уже несколько раньше.

Без пустоты ведь ничто, очевидно, разбиться не может

Или же сломленным быть, или надвое быть рассечённым,

Или же влагу вбирать, а равно и пронзительный холод,

Или палящий огонь, от чего разрушаются вещи.

Так что чем более вещи в себе пустоты заключают,

Тем и скорей это всё до конца уничтожить их может.

Если ж начальные плотны тела, если нет пустоты в них,

Как я учил, то должны они вечными быть непременно.

540 Если же, кроме того, не была бы материя вечной,

То совершенно в ничто обратились давно бы все вещи,

Из ничего бы тогда возрождалось и всё, что мы видим.

Но, раз уж я доказал, что ничто созидаться не может

Из ничего и всё то, что родилось, в ничто обращаться,

Первоначалам должно быть присуще бессмертное тело,

Чтобы все вещи могли при кончине на них разлагаться,

И не иссяк бы запас вещества для вещей возрожденья.

Первоначала вещей, таким образом, просты и плотны.

Иначе ведь не могли бы они, сохраняясь веками,

550

От бесконечных времён и досель восстанавливать вещи.

И, наконец, не поставь никакого предела природа

Для раздробленья вещей, тела материи ныне,

Силой минувших веков раздробившись, дошли до того бы,

Что ничему уж, из них зачатому, в известное время

Было б пробиться нельзя до высшего жизни предела.

Ибо, мы видим, скорей что угодно разрушиться может,

Чем восстановленным быть; поэтому то, что доселе

Долгие дни и века бесконечных времён миновавших

Врозь разнесли, раздробив и на мелкие части расторгнув,

560 Вновь в остальные века никогда не могло б воссоздаться.

Но, несомненно, предел раздробленью известный положен,

Так как мы видим, что вещь возрождается каждая снова,

И установлен вещам, сообразно с их родом, предельный

Срок, когда могут они достигнуть жизни расцвета.

Надо добавить сюда ещё то, что, хотя совершенно

Плотны тела основные, однако вполне объяснимо,

Как из них воздух, вода, и земля, и огонь — всё, что мягко, —

Может возникнуть, какой созидается всё это силой,

Если в составе вещей пустоты заключается примесь.

570 Если ж, напротив, вещей начала мягкими были б,

Взяться откуда могли и твёрдый кремень, и железо, —

Это нельзя объяснить, потому что тогда изначальных

Всех оснований своих совершенно лишится природа.

Значит, начала вещей в существе своём просты и плотны.

Бóльшая сплóченность их доставляет предметам возможность

Более твёрдыми быть и выказывать большие силы,

Далее, если б совсем не положено было предела

Для раздробления тел, то должны бы, однако, от века

Даже доныне в вещах тела сохраняться, которых

580 Не постигала ещё до сих пор никакая опасность.

Но если эти тела по природе дробленью доступны,

То непонятно тогда, почему же они сохранились,

Испоконь века всегда подвергаясь несчётным ударам.

Так как затем, наконец, положены твёрдые грани

Каждому роду вещей для их разрастанья и жизни,

Раз установлено, что, сообразно законам природы,

Могут они породить и чего совершенно не могут,

Раз перемен никаких не бывает, а всё неизменно,

Так что и птицы всегда в своём оперении пёстром

590 Пятна на теле хранят, присущие каждой породе,

То и материя вся должна пребывать неизменной

В теле отдельных пород. Ведь, если б могли изменяться