О проблемах языка и мышления
Шрифт:
(Миф об Адаме и Еве, 146. – Там же.)
Мифы не представляют собой ни выдумок обманщиков, ни плода досужей фантазии, – они являются скорее одной из наивных и самопроизвольных форм человеческого мышления.
(Там же, 146.)
Дикие народы часто употребляют имя в единственном числе для обозначения целой совокупности лиц.
(Там же, 152.)
Вместо того, чтобы считать имя Адам собственным именем одной личности, следует рассматривать его как имя одного или даже нескольких диких семитических племен.
(Там же, 152.)
Кожа
(Обрезание, 75. – Там же.)
Глагол «civilizzare», вероятно, не существовал еще в итальянском языке ко времени Вико. Только в XVIII столетии его стали употреблять во Франции для обозначения движения народа по пути прогресса. Смысл его был настолько нов, что французская Академия внесла слово «цивилизация» в свой словарь только в издание 1835 г. Фурье употреблял его только для обозначения современной буржуазной эпохи.
(Экономический детерминизм Карла Маркса, 16, прим. – Соч., III. Изд. Института К. Маркса и Ф. Энгельса, 1931.)
Филологи и грамматики нашли, что в создании слов и языков все народы следовали одним и тем же правилам.
(Там же, 19.)
Именно потому, что одно и то же слово прикрывает противоречивые понятия, буржуазия превратила последние в орудия обмана и господства.
(Там же, 28.)
Дикари и варвары, создавшие латинский и греческий языки, по-видимому, ранее философов полагали, что мысль проистекает из ощущения.
(Там же, 32.)
…когда приступают к изучению иностранного языка, нужно постоянно напрягать свое внимание при выборе слов, членов, предлогов, окончаний, прилагательных, глаголов и т.д., которые сами инстинктивно приходят на ум, как только изучающий освоился с языком.
(Там же, 43.)
…Умственно они [гварани] были так мало развиты, что они умели считать, пользуясь при этом пальцами рук и ног, только до двадцати.
(Там же, 46.)
…дикарь столь же чужд абстрактным понятиям цивилизованного человека, как и его искусствам и ремеслам, что доказывается отсутствием в его языке выражений для общих понятий.
(Там же, 46.)
…нужно изучать дикарей и детей, нужно исследовать язык, этот самый важный, если не первый способ проявления чувств и представлений. Язык играет столь значительную роль, что христианин первых веков, вслед за первобытным человеком, говорит: «слово есть бог», что греки одним и тем же словом – logos – обозначают и слово, и мысль, и что от глагола phrazo (говорить) они производят глагол phrazomai – говорить себе самому, думать. И действительно, самый абстрактный ум не может думать, не пользуясь словами, не разговаривая с самим собою мысленно, если не словесно, подобно детям и многим взрослым, которые бормочут то, что они думают. Язык занимает слишком большое место в развитии разума, чтобы этимологическое образование слов и их последовательные значения не отражали условий жизни и умственного состояния людей, их создавших и пользовавшихся ими.
Прежде всего поражает следующий факт: часто одно и то же слово употребляется для обозначения абстрактного понятия и конкретной вещи. Слова, которые в европейских языках означают материальные блага и прямую линию, означают также моральное благо и право, справедливость.
(Там же, 46 – 47.)
Стоит дать себе труд спросить себя, каким образом обыкновенный язык и язык философский и юридический могли соединить в одном и том же слове элементы материальный и идеальный, конкретный и абстрактный. Два вопроса возникают прежде всего: стали ли элементы абстрактный и идеальный конкретными
На первый вопрос дает нам ответ история последовательно изменявшихся значений слов. Она нам показывает, что конкретное значение всегда предшествует абстрактному.
(Там же, 47.)
…путь, которым он [человеческий ум] шел в превращении звуков в гласные и согласные, будет тот же, которым он поднимался от конкретного до абстрактного… исследования филологов сорвали один за другим покровы, окутывавшие тайну азбуки. Они доказали, что буквы вовсе не упали в готовом виде с неба и что человек постепенно пришел к изображению звуков согласными и гласными буквами.
…Человек начал с фигурного письма. Каждую вещь он выражает ее образом. Так, слово собака он изображает рисунком собаки. Затем он переходит к символическому письму и целое изображает какой-нибудь частью его; так, вместо всего животного – он изображает только его голову. Затем он поднимается до метафорического письма – изображает вещи, имеющие некоторое реальное или предполагаемое сходство с понятиями, которые он хочет выразить, – так, например, он рисует переднюю часть льва для обозначения понятия первенства, локоть – для обозначения справедливости и правды, ястреба – для обозначения материнства и т.д. Первые опыты изображения звуков сводились к своего рода ребусам – звуки изображали рисунком предмета, название которого имеет тот же звук… Затем закрепили некоторое число таких, более или менее измененных, изображений уже не для фонетического обозначения нескольких слогов, а для обозначения первоначального слога и т.д. и т.д.
Письмо неизбежно должно было пройти метафорическую стадию, потому что первобытный человек думает и говорит метафорами.
(Там же, 48 – 49.)
Если в метафорическом и эмблематическом письме образ материальной вещи становится символом абстрактного понятия, то становится понятным, что слово, созданное для обозначения вещи или одного из ее атрибутов, начинает, в конце концов, употребляться для обозначения абстрактного понятия.
(Там же, 50.)
…каждое слово для него [ребенка] собственное имя, символ вещи, с которой он соприкасается. Его язык, подобно языку дикаря, не имеет родовых слов, охватывающих целую группу однородных вещей, – он знает группы собственных имен. Так, языки дикарей не имеют слов для общих понятий, каковы «человек», «тело» и т.д., не имеют слов для абстрактных понятий времени, причины и т.д.; есть языки, которые не знают глагола «быть». Тасманиец имел множество слов для каждого дерева различных видов, но у него не было слова для обозначения «дерева» вообще; малаец не имеет слова для цвета вообще, хотя у него есть слова для обозначения каждого цвета; абипонец не имеет слова для обозначения человека, тела, времени и т.д. и у него нет глагола «быть», так что он говорит не «я есмь абипонец», а «я – абипонец» [92] .
92
Понятие времени очень медленно проникало в человеческий мозг. Вико замечает, что флорентинские крестьяне его времени говорили «столько-то жатв» вместо «такое-то количество лет». Латиняне вместо «такое-то количество лет» говорили «столько-то колосьев (aristae)», что еще более характерно, чем жатва. Выражение это свидетельствовало только о бедности языка (и мысли, мог бы он добавить); грамматики же находили в нем проявление искусства. Прежде чем составить себе понятие о годе, т.е. о вращении вокруг солнца, человек уже имел представление о временах года и о вращении луны. Плиний Старший говорит, что «лето считали годом», зиму – другим годом. Жители Аркадии, у которых в году было три месяца, исчисляли год по числу сезонов, а египтяне – по числу новолуний. Вот почему некоторые из них говорят, что они жили «тысячу лет».