О, Путник!
Шрифт:
— Что-то не совсем мне всё понятно. Вот этот ложный вакуум, например… Ведь Большой Взрыв погубит всё вокруг! В том числе и тех, кто организовал его нестабильность? — я пристально посмотрел на ПРЕДСЕДАТЕЛЯ. — Какой смысл некоему злодею уничтожать Вселенную и самого себя вместе с нею? Не понимаю!
— Сир, речь идёт о НАШЕЙ ВСЕЛЕННОЙ!
Ультрамариновая поверхность моря тяжело и сонно колыхалась под тёплым и лёгким ветром, нежась под лучами полуденного солнца. Я встал, подошёл к борту галеры. Оба Советника по-прежнему плавали
— Как там вода, холодная? — весело крикнул я.
— Да, Ваше Величество! Очень! — раздались дрожащие голоса. — И акульи плавники вроде бы появились неподалёку!
— Ладно, поднимайтесь на борт!
Через десять минут Советники уже сидели за моим столом. Они были бледны, подавлены и полностью деморализованы. Ну что же, прекрасное состояние. Это мне и нужно в данный момент.
— Кто не падает, то не поднимается. Но перед тем, как подняться, следует прежде всего понять, почему ты упал, — строго и назидательно произнёс я. — ПОЭТ, обязательно внесите эту мысль в анналы.
— Да, Сир, — клацнул зубами вития.
— Господа, ну-ка, ну-ка давайте же быстренько выпейте. А то, не дай Бог, — простуда, ангина, тонзиллит, гепатит, гастрит, стоматит или простатит.
— При чём тут гепатит, стоматит, простатит и гастрит, Сир!? — мелко дрожа, нервно произнесла Седьмой Советник.
— А при том, что переохлаждённый организм подвержен тем заболеваниям, которые до поры до времени дремлют в нём. Чуть ослаб иммунитет под воздействием определённых агрессивных внешних факторов, и вот, здравствуйте! Всплывают всякие затаившиеся до поры до времени гадости. Быстренько выпейте!
— Вы правы, Сир, — просипел ПОЭТ, сотрясаясь крупной дрожью.
— Не совсем, Сир! — МАРКИЗА была в своём репертуаре.
— И в чём же я не прав?
— Алкоголь наоборот ослабляет иммунитет. Так что совет Вы даёте неправильный, Сир!
— Ну, можете и не пить. Эй, люди! Одеяла сюда! Ещё рома! За ваше здоровье, соратники любимые и преданные вы мои!
— За Ваше здоровье, Ваше Императорское Величество! За Империю!
— Ну, так это же совсем другое дело! — расцвёл я. — За Империю!
— За присутствующих здесь дам!
— За дам!
— За победу!
— За победу!
Мои спутники заметно ожили и повеселели. МАРКИЗА встряхнула свои пшеничные, успевшие высохнуть, волосы, взбила их, рассыпала надо лбом чёлку. Во время этих манипуляций она периодически искоса и укоризненно посматривала на меня. Я отвечал ей весёлым и ироничным взглядом.
ПОЭТ вообще ни на кого не смотрел, был погружён в себя. В разгар веселья он вдруг буркнул:
— Пир во время чумы! Фантасмагория какая-то!
Я строго посмотрел на него, но промолчал. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ухмыльнулся, а потом продолжил жадно поглощать мясо, овощи и фрукты. Был он жизнерадостен и весел, хохмил, шутил, балагурил.
— Господа, у меня имеется один очень оригинальный и умный тост! — весело произнесла девушка.
— Ну-ка, ну-ка, дорогуша?! — заинтересовался я.
МАРКИЗА слегка поморщилась и сказала:
— Была у меня одна подруга. Довольно умная и благородная женщина. Маргарита Наваррская Валуа. Так вот, она как-то сказала следующее: «Обида имеет больше власти над женщиной, чем любовь, особенно если у этой женщины благородное и гордое сердце».
Все сидящие за столом напряглись, посмотрели на меня. Я усмехнулся. Потом нахмурился, мрачно взглянул на МАРКИЗУ и уже хотел ей достойно ответить, но меня прервал ПОЭТ.
— Я тоже был знаком с этой благородной дамой, — торопливо и суетливо произнёс он. — Нас с нею познакомил Эразм Роттердамский, который нашёл убежище при её дворе. Умная была женщина. Сравнительно умная. Кстати, писала стихи, но, весьма и весьма посредственные. Ум отнюдь не означает талант.
— К чему это вы, Советник!? — вспыхнула МАРКИЗА.
В это время воздух прямо над нами на высоте десятка метров задрожал, завибрировал, потёк мутными струями. Все бросились врассыпную. Из открывшегося Портала вывалился ЗВЕРЬ. Он тяжело рухнул прямо на стол, смяв и разломав его, разбросав в разные стороны блюда, еду и столовые приборы, а потом тяжело перекатился по палубе, быстро встал на все четыре лапы, негодующе и гневно рявкнул.
— Слава Богу! — засмеялся я. — Ах, ты, бродяга мой!!!
Пёс весело, преданно и янтарно посмотрел мне в глаза.
— КХА, КХА, КХА, то бишь, «Привет»! — произнёс он мысленно.
— Привет, мой милый и ласковый ЗВЕРЬ! — ответил я ему вслух, подошёл к Собаке, обнял её и прослезился.
— Как трогательно, — хихикнула МАРКИЗА.
— Заткнись, старая дура! — рыкнул ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, после чего на палубе воцарилась почтительная тишина, нарушаемая только плеском волн.
Я плакал, не стесняясь, и наслаждался своими слезами, и через них рождалась внутри меня страшная опустошённость. Я вдруг ощутил, что не чувствую своего тела, ослеп и оглох, стал падать куда-то вниз, в бездну, с ужасом ожидая смертельного удара о её каменное дно, но этого не произошло.
Я завис между твердью и небом, неожиданно наполнился всепобеждающей и всепоглощающей силой, зрение и слух вернулись ко мне, и всё вокруг стало восприниматься совсем по-другому. Я ощутил мощный прилив сил, зло и стремительно взмыл обратно вверх, облегчённо, легко и чувственно коснулся небес, снисходительным взором окинул расстилающуюся подо мною землю и океан. Я вдруг, наконец, прозрел и понял, до какой степени сложно всё простое, и просто всё сложное.
Я засмеялся, решительно оторвался от ЗВЕРЯ, вытер слёзы, повернулся к присутствующим. Видимо, моё лицо, вернее, его выражение, стало иным, чем ранее. Все вокруг мгновенно притихли, насторожились, напряглись, потупили взоры и, поспешно отступив от меня на несколько шагов, почтительно склонили головы.