О, Путник!
Шрифт:
— Я — ОН. Тот самый… Одним словом, — БОГ. Чтобы не помереть от скуки, развлекаюсь, как могу. Увлекательное это дело, быть режиссёром грандиозного спектакля. Какое это наслаждение! Ладно… А теперь предоставлю слово самим Арктурианам. Свет на сцене должен быть включён. Второй акт! Занавес поднят! Представление продолжается, господа! Аплодисменты, аплодисменты!!!
— Нет, нет, нет!!! Подожди, погоди, у меня есть очень важный вопрос! Всего один!
— Ну!?
— Представь такую ситуацию. Тебя любят три преданные и прекрасные женщины с тонкими лодыжками, чуткими пальцами, с губами как огонь, и с глазами, в которых метель!?
— И это самый главный вопрос, который ты решил задать Высшему Разуму!? —
— Да, именно так! — с надрывом произнёс я.
— Отвечаю, — усмехнулся БОГ. — Ну и что?
— В смысле? — удивился я. — Что, ну и что!?
— А в том смысле, что если любят тебя, то и пусть любят… Не вижу ничего необычного. Так бывало везде и неоднократно. И так будет всегда, на все времена! Это же прекрасно!
— Ты меня не дослушал! — возмутился я. — Усложняю задачу до невыносимой и невообразимой сложности! — я заметался в вакууме и крутанулся на месте, пытаясь выхватить из-под несуществующего плаща несуществующий ЭКСКАЛИБУР, потом успокоился, скорбно посмотрел в чёрную пустоту. — А если я люблю всех этих женщин одновременно!? Безумно! Что мне делать, как мне быть!?
— Я вижу только один выход.
— Какой же!? Уповаю только на тебя, ГОСПОДИ!
— Стоит сойти с ума или покончить жизнь самоубийством. Второй вариант более приемлем. Думаю, что следует застрелиться или отравиться. Это решение всех твоих проблем. Да, есть ещё третий выход, не такой кардинальный, довольно щадящий и даже очень приятный, — насмешливо произнёс ОН.
— Какой!? — жадно и живо спросил я.
— Прими Ислам, — грустно усмехнулся БОГ.
— Причём здесь Ислам? — сначала удивился я, а потом до меня дошло. — Ах, да. Многожёнство, гарем… Ну, спасибо за этот ценный совет! Удружил, осчастливил, однако!
— Не за что. Не говорю тебе прощай. Скоро свидимся… — прошелестел ГЛАС и растворился и растаял во тьме и в пустоте.
Да, однако…
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Свет был достаточно ярок, но не ослепителен, мягок и приятен для глаз. Он абсолютно не раздражал, не давил, не нервировал. Вообще-то, я страшно не терплю сильный свет в закрытом помещении. Мне больше по душе пара-тройка свечей на столе. А если при них ещё и пылающий или мерцающий камин, то это то, что надо! В самый раз! Конечно, подойдёт, в конце концов, и настольная лампа, но не очень яркая! Или торшер с классическим абажуром, но не более того! Никакого верхнего света, никаких сияющих люстр, ничего того, что, нивелирует, сглаживает всё вокруг!
Обожаю, когда видны тяжёлые, отбрасывающие глубокую тень, складки на шторах или занавесках. Люблю наблюдать за рельефом поверхности предметов или человеческих лиц и тел, которые при живом огне выглядят совершенно не так, как при искусственном свете. Одно дело, если вы созерцаете даму в зале, ярко освещённом люстрами, но совершенно иное, когда вы предаётесь с нею интиму под затухающий камин, или догорающую свечу, или при том и другом одновременно.
А вообще, у меня есть два мудрых совета, основанных на собственном, пока небогатом жизненном опыте. Юноши, овладевайте своими юными подругами в любой ситуации, при любых обстоятельствах и условиях, при любом свете, даже в багровых отблесках извергающегося вулкана, или при взрыве Сверхновой Звезды, или во тьме подземелья, или в жарких сполохах Ада, или в холодной и чёрной бездне Космоса.
Зрелые мужи! Если вы вдруг оказались способны поиметь зрелую женщину, то имейте её только в темноте! Никаких свечей, никаких каминов, и даже ни малейшего отблеска из соседних окон! Вот так! И только так! Вам ни к чему видеть то, что может разрушить гармонию, складывающуюся в ходе любовного свидания.
— Да, мыслитель, он и в Африке МЫСЛИТЕЛЬ! — меланхолично произнёс я вслух, задумчиво поглаживая ЭКСКАЛИБУР.
Лица у Арктуриан, сидящих со мною за одним столом, были абсолютно лишены эмоций и так любимого мною рельефа, что исключало не только какую-либо их выразительность, но и индивидуальность. Они были все, как один: совершенно одинаковы, гладки, холодны, неподвижны!
— Да, однако, скульптор, работающий над массовым заказом, не скульптор, не творец, а просто ремесленник! — глубокомысленно и громко произнёс я, и без особой надежды на ответ посмотрел на Арктурианина, сидящего во главе стола.
— Кто знает, кто знает… Любой ремесленник, по моему мнению, всегда является творцом, потому что он что-то производит, изготавливает, а значит и творит, — вдруг мягко произнёс он и неожиданно светло и обаятельно улыбнулся.
Я вздрогнул. О, чудо! Ты произошло! Свершилось! Аллилуйя! Сижу я тут среди братьев по разуму уже битых пол часа в полном молчании, созерцаю этих странных бледных существ, гадаю, не пора ли и честь знать… И тут, вдруг, о, чудо контакта! Слава Богу!
— Так вы со мною не согласны, сударь? — живо ухватился я за тонкую и хилую ниточку начавшегося разговора, которая могла вот-вот ускользнуть или разорваться.
— Конечно же, нет!
— Сир! — я театрально заиграл желваками на мгновенно посуровевшем и помрачневшем лице, которое, по моему мнению, должно было вызвать у Арктуриан священный трепет, а возможно даже привести их в панический ужас. — К Императору Трёх Островов следует обращаться соответствующим образом!
— Конечно же, нет, Сир, — по-прежнему мягко произнёс Арктурианин. — Суть отнюдь не в массовости заказа. Суть в художнике, который его исполняет. Всё в этом мире решает мастерство.
— Вы меня цитируете, однако. Но, слава Богу, лёд тронулся, — усмехнулся я. — Как мне вас величать?
— Что?
— Сир…
— Ах, да, Ваше Величество, извините, — слегка привстал и сделал кивок головой мой собеседник, а потом спросил. — Что?
— Что, что?! — я начал нервничать.
— Что такое «величать»?
— Сир! — вскочил я и грохнул кулаком по столу. — ЗВЕРЬ!
Пёс материализовался рядом с Арктурианином мгновенно и, видимо, понимая всю серьёзность и неординарность ситуации и особую ответственность перед будущим, сделал всё по полной программе. Он рассыпал вокруг себя сноп искр, пустил пар, обнажил огромные клыки, тряхнул башкой, обрызгав моего собеседника пенистой слюной, и завыл так бешено, громко и страшно, что все сидящие за столом в панике попрыгали со своих стульев, кто куда. Свет в этот момент погас, и мы со ЗВЕРЕМ оказались в полной темноте. Воцарилась благостная тишина…
— Шеф, велите зажечь свечи и подать шампанское, желательно в ведёрке со льдом, — спокойно произнёс я, оставаясь всё также невозмутимо сидеть в своём кресле. — Я вас вижу. Вы находитесь под столом, прямо рядом со своим креслом.
— Как Вы можете видеть меня в такой темноте, Сир!? — глухо и нервно ответил Арктурианин. — Материал, из которого произведён стол, не позволяет этого сделать!
— На то я и Император Трёх Островов, чтобы всех вас, засранцев, умников и, возможно, даже заговорщиков, всегда и везде видеть, даже находясь чёрти где, — усмехнулся я. — На то вы и мой подданный, чтобы быть всегда в поле моего зрения, даже сидя под столом, сделанным из террасиликона. Вам понятно?!