О русской угрозе и секретном плане Петра I

Мединский Владимир Ростиславович

В любом случае у него в руках оказался мощнейший аппарат пропаганды. Аппарат, который он сам придумал и создал, и который делал из него живую легенду. И из него лично, и из тех солдат и офицеров, которые были верны Бонапарту и шли за ним. Пропаганда укрепляла связь Главнокомандующего и армии и делала всех участников событий участниками одной пропагандистской легенды.

Пропаганда периода Революции сосредоточивалась на идеалах самой Революции, на борьбе идеологического характера.

Пропаганда периода Консульства и Первой Империи служила интересам лишь одного человека — Наполеона Бонапарта и созданного им государства. Творить такую легенду было не просто выгодно, но и жизненно необходимо.

Как мы выше

уже отмечали, Наполеон прекрасно понимал, что в отличие от старых европейских династий, сидящих на тронах «божьей милостью» веками, его власть — нелегитимна. В июне 1813 года он заметил в разговоре с Клеменсом Меттернихом: «Ваши государи, рожденные на троне, не могут понять чувств, которые меня воодушевляют. Они возвращаются побежденными в свои столицы, и для них это все равно. А я солдат, мне нужна честь, слава, я не могу показаться униженным перед моим народом. Мне нужно оставаться великим, славным, вызывающим восхищение». [21]

21

Тарле Е.В. Наполеон. М., 1956.

Узаконить его власть могли только военные победы и поддержка всего французского народа, а она в огромной степени зависела от этих побед.

И здесь далеко не все решалось на поле брани. Наполеон был мастером информационных войн. В частности, это касалось специально организованных утечек информации, точнее, дезинформации, которые Бонапарт регулярно забрасывал через Фуше и других своих агентов в европейские правительства.

Скажем, первоначальным успехом египетского похода Наполеон был обязан грамотной организации утечки информации в адрес Лондона, будто французы планируют захватить Гибралтар. А после на своих судах обогнуть Европу и высадиться в Ирландии, где поднять восстание против англичан. Ну, ирландцы всегда и в любой момент были на это готовы, и ирландской «пятой колонны» Лондон боялся как огня. В результате адмирал Нельсон, вместо того чтобы легко и изящно перехватить Наполеона в Средиземном море, без толку барражировал вдоль берегов Испании. В то самое время, как Бонапарт безопасно доплыл на своих утлых полутранспортных суденышках с Юга Франции непосредственно до Александрии.

Вот, кстати, одна из фатальных случайностей, которые поворачивают ход истории. Нельсон, в конце концов, сообразил, что его одурачили, и на всех парусах бросился догонять Наполеона, который, как он правильно предположил, плывет в сторону Александрии. Но тут произошло нечто уникальное: англичан подвела решительность Нельсона и быстроходность их судов. Несмотря на изначальное сильное отставание от Наполеона, они умудрились по ходу движения флот Бонапарта обогнать и прибыть в Александрию на два дня раньше! В порту они принялись расспрашивать, где французы. Перепуганные египтяне, естественно, пожимали плечами. И Нельсон решил, что Наполеон высадится не в Александрии, а в Стамбуле. Не мешкая ни часу, он развернул паруса и ломанулся к Стамбулу. Что же дальше? Не прошло и 48 часов, как в том же александрийском порту увидели транспортные суда французов. Если бы Нельсон перехватил Наполеона на пути, с вероятностью в 99,9 % французская эскадра была бы потоплена, Наполеон был бы пленен либо погиб, ну и вся мировая, — по меньшей мере, вся европейская — история пошла бы по другому пути.

Наполеон и церковь

Попы все-таки лучше, чем шарлатаны вроде Калиостро или Канта или всех этих немецких фантазеров.

Наполеон

Примечательно,

что вторгшаяся в Россию «великая» армия, которую составляли люди, называвшие себя христианами, или хотя бы являлись людьми христианской традиции, была абсолютно не религиозна.

При объявлении войны не было во французском войске никакой молитвы о счастливом ведении столь громадной кампании. Наполеон, видимо, был так уверен в своем военном счастье, что обращаться к Богу считал совершенно излишним. В громадной армии, где 90 % солдат хотя бы формально считались добрыми католиками, не было ни одного штатного священника. Только гвардейский уланский полк, полностью состоявший из поляков, держал за свой собственный счет полкового священника.

Христианская церковь, и Римско-католическая, и Православная видели в Наполеоне злейшего врага. Папа Пий VII зря надеялся, что своим участием в коронации Наполеона он сможет повлиять на режим Бонапарта. Вскоре он понял, что глубоко заблуждался.

Не успев вступить на престол, Наполеон начал запрещать только что восстановленные католические ордена, обязал все религиозные общества получать разрешения на свою деятельность от государства, сам назначал епископов. Наполеон совершенно не считался с главой католического Рима, в конце концов, он вообще своим декретом лишил папу светской власти, присоединил Рим и папскую область к Французской империи, а самого папу арестовал и вывез во Францию.

В ответ на это Пий VII отлучил Наполеона от церкви.

Что ж… После этого руки Бонапарта в отношении католической церкви были окончательно развязаны. Церковь должна была превратиться в послушное орудие деспота и освящать его власть. Личность Господа Иисуса Христа должна была быть вытеснена личностью Наполеона. «Мое имя должно жить столько же, сколько имя Бога», — изрекал Бонапарт. Все, кто был не согласен с таким подходом, подвергались гонениям. Первой против богоборца восстала оккупированная французами католическая Испания. Во главе испанской «герильи» стояли простые священники, которые вели испанских крестьян на бой с захватчиками с крестом в руках.

Русская православная церковь осудила Наполеона еще за три года до римского первосвященника. В 1806 году Святейший Синод обличил личность и деяния Наполеона в самых решительных выражениях. В синодальном указе говорилось, что «неистовый враг мира и тишины, Наполеон Бонапарте… отложился от христианской веры», самовластно присвоил себе королевскую власть Франции, явил себя завоевателем и тираном в Европе, подверг гонениям Церковь, восстановил иудейский синедрион, «который некогда дерзнул осудить на распятие Господа Иисуса Христа». В указе сказано, что Наполеон, «отринув мысли о правосудии Божием… мечтает в буйстве своем, с помощью ненавистников имени христианского… похитить (о чем каждому человеку и помыслить ужасно!) священное имя Мессии…»

Пропаганда в действии

Шельмованию своих врагов Наполеон уделял столь же пристальное внимание, как и пропаганде своего величия, могущества своей армии, справедливости ведущихся войн. Французская пресса изображала всех его противников и внутри страны, и за ее пределами личностями совершенно ничтожными, жалкими и недостойными.

Наполеон постоянно следил за тем, чтобы французские газеты перепечатывали передовицы и статьи о войне, о внешней и внутренней политике из главной парижской газеты «Монитер». Газет он оставил всего несколько — по пальцам пересчитать: «Журналь де Пари», «Газетт де Франс», «Журналь де Л’Ампир», «Монитер», «Меркюр Галан», «Меркюр де Франс».