О том, чего не было
Шрифт:
* * *
И был день, когда папа взял мальчика Диму в зоопарк и показал ему тигра. У тигра были зеленые глаза с вертикальными зрачками, вокруг черного кожаного носа расходились черные круги, а уши торчали на голове, как два равнобедренных треугольника.
— Папа, — сказал Дима, когда они отошли от клетки, — я хочу тигра.
Папа шел и думал о своем.
— Ну, па-па… — заканючил Дима.
— Ну что, что? — раздраженно спросил папа.
Если бы Дима был постарше, он бы понимал, что
— Я хочу, чтобы тигр жил у меня дома.
— Дома живут кошки и собаки, — ответил папа. — А тигры дома не живут.
И прошло двадцать лет. Дима работал врачом в неотложной помощи. Люди вызывали его к себе домой, когда им было плохо, и очень радовались Диминому приходу. Но как только им становилось получше и Дима уходил, они совершенно о нем забывали. Таково свойство человеческой натуры.
Работа была не творческая, однообразная. И люди, с которыми Дима сталкивался, были тоже однообразные. Когда у человека что-нибудь болит, он говорит с врачом только на эту тему и становится малоинтересен.
В день, о котором пойдет речь, Дима был вызван к пациентке, у которой болело внутри.
— Где именно? — уточнил Дима.
— Именно внутри, — уточнила пациентка.
Когда Дима ничего внутри не обнаружил, женщина обиделась и выразила свое отношение к медицине вообще и к Диме, в частности. Дима мог бы достойно возразить, но пререкаться с пациентами было запрещено. Он уложил свой черный кожаный чемоданчик и вышел.
Нерастраченная злость давила на ребра, и Дима, оглянувшись на дверь, сказал одно только слово:
— Лошадь.
И была у Димы любовь по имени Ляля.
Ляля работала в парикмахерской и каждые две недели красила волосы в разные цвета. Они были у нее то черные, то оранжевые, то голубые.
Дима приходил после дежурства, останавливался возле окна парикмахерской. Окно было во всю стену, и там, за стеклом, как в аквариуме, медленно двигались люди. Все это напоминало замедленную съемку, а Ляля со своим капризным личиком испорченного ребенка как две капли воды походила на Бриджит Бардо.
В день, о котором пойдет речь, Ляля, как всегда, вышла на улицу и, скучно поглядев на Диму, проговорила:
— Шапку бы ты себе купил другую, што ли…
Это было неуважение.
И пришел Дима домой, а дома его спросили:
— Ты финскую мойку достал?
— Нет, — сказал Дима.
— Почему?
— Я пришел в магазин, сказали «нет».
— А почему Замскому сказали «да»?
— Я не знаю почему.
— А я знаю, — сказала Димина мама. — В детстве ты не умел элементарно хулиганить, как все дети, а сейчас ты даже не можешь элементарно мечтать, как все бездельники. У тебя ничего нет и никогда не будет.
Далее мама добавила, что на Диме очень удобно возить воду и что тут ничего не исправишь, потому что эта особенность у него врожденная, унаследованная от папы.
И пошел Дима в пельменную и напился от этих слов.
Если ему было хорошо, то от выпитого становилось еще лучше. А если плохо, то еще хуже.
Сейчас ему стало еще хуже. Дима хмуро глядел в мраморный столик и слушал двух своих новых знакомых, стоящих за этим же столиком. На одном была плоская кепочка, другой — без особых примет.
— Ты чего больше всего хочешь? — спрашивал тот, что без примет, у того, кто в кепочке. — Какая у тебя мечта?
— У меня мечта жить долго и не болеть.
— А у меня мечта быть знаменитым, как артист Филиппов.
— Зачем?
— Чтобы я шел по улице, а люди останавливались и говорили: «Вон Охрименко пошел». Я Филиппову письмо послал, ответа жду.
— Банальная мечта, — вмешался Дима.
— А у вас какая? — с почтением спросил Охрименко и вытер пальцами углы губ.
Дима подумал и сказал:
— Я хочу, чтобы у меня дома жил тигр.
— Дома живут только кошки и собаки, — резонно заметил человек в кепочке.
— Я понимаю, — покорно согласился Дима и вздохнул. — Я не вовремя родился. Лишний человек. Трагическая личность. Вот Энгельс сказал: «Что такое трагедия? — Столкновение желания с невозможностью осуществления…»
Безызвестному Охрименке стало жалко Диму, и он сказал:
— А вы сходите в зоопарк. Может, там есть лишний тигр…
И пошел Дима в зоопарк.
Последний раз он был здесь двадцать лет назад с папой. И сейчас, когда шел мимо клеток, думал о том, что выросшим детям в зоопарк ходить не следует.
Раньше, двадцать лет назад, Дима видел только орла. А сейчас он видел орла в клетке. Клетка была открыта сверху и над орлом было небо, но взлететь в него он не мог, потому что у него были подрезаны крылья. Орел сидел на широком пне, свесив свои подрезанные крылья, и походил на деревянную статуэтку, какие продаются в посудо-хозяйственных магазинах.
Тигр спал в своей клетке, лежа на боку, вытянув лапы. Живот у него поднимался и опускался — может быть, ему снилась пустыня.
Дима представил себе, что такой же хищник будет лежать поперек его комнаты, храня тайну пустынь, и сердце его наполнилось дерзостью. А все остальные жизненные противоречия показались несерьезными.
Дирекция зоопарка размещалась в одном помещении с певчими птицами. Видимо, в зоопарке тоже была своя жилищная проблема.
Директор сидел за столом и читал какие-то бумаги, наверное, очень скучные, потому что, когда Дима вошел, обрадовался и широко улыбнулся Диме, обнаруживая сразу все зубы — голубоватые и безукоризненные, как бывают безукоризненны искусственные зубы.
— Здравствуйте, — вежливо поздоровался Дима.
— Чем могу служить? — обрадовался директор.
— Скажите, у вас нет случайно, — Дима сделал ударение на слове «случайно», — лишнего тигра?