О том как богатыри на Москву ходили
Шрифт:
это из-под ног ушла черна земля.
И упал богатырь, и не встал богатырь.
«Второй туда же, – бабка Яга подумала
и дров в печурку подсунула. —
Гори, гори, моя печка,
всё сожги, оставь лишь колечко
обручальное с пальца Алешки.»
А мужики, мужики, мужичошки
медовухой заткнули дышло,
вот тут-то дух богатырский и вышел
из нашей дружины
(эх ты, былинный)!
Развалились и лежат —
в ладоши хлопать не хотят.
Лежит и Михайло Потык,
но глаз у него приоткрыт,
да думу думат голова:
«Что за нечисть нас взяла?»
А дева Ольга-краса
в кажду руку взяла
по одному богатырю
и тянет к баньке, да в трубу
запихиват мужскую стать.
Потык хотел уж было встать:
поднатужился – не смог,
от усилия аж взмок;
нет, не получается.
Девка к нему приближается,
берёт за ноженьку,
волокёт к пороженьку
и бросает прямо в печь.
– Ух и смердит же человек! —
Ольга голосом страшным ругается,
в бабу Ягу превращается
и на палец кривой надевает колечко.
Глава 6. Настасья посылает соколика на подмогу
Ёкнуло у Настасьи сердечко;
и привиделось ей что-то страшное:
Муж в огне, а колечко украдено
злющей бабкой лесною.
Настя кличет молодого
зачарованного соколка
и просит у птицы она:
– Ты лети, мой сокол ясный;
в беде лютой муж прекрасный;
ты лети, спеши, спеши —
потуши огонь в печи
да колечко верни обручальное.
Покружился сокол, в дорогу дальнюю
пустился стрелы быстрее!
А пока он летит, немеют
рученьки у Михайло свет Потыка,
горит рубаха – печь уж в жар вошла.
Поднатужился былинный богатырь,
заревел, как медведь (нет, хан Батый),
да согнул свои ноженьки длинные
и разогнул (в печурке) аршинные.
Затрещала печь, ходуном пошла.
Тут и сила птичку нашу принесла.
Глянул сокол – тако дело,
в рот водицы набрал смело:
ни много, ни мало, а бочечку стопудовую —
бабки ёжкину воду столовую.
Подлетел к баньке и вылил в трубу
всю до капли воду ту.
Потухла печка, погас огонь,
вывалились богатыришки вон:
выкатились и лежат —
подыматься по-прежнему не хотят.
А баба старая Яга
от расстройства стала зла:
нет у ней силы, истратила —
на воинов всю потратила.
Плюнула, дунула и сквозь землю сыру провалилась,
в самый тьмущий ад опустилась —
пошла силу у чёрта выпрашивать.
А ясный сокол не спрашивал
у Настеньки разрешения великого,
он тоже сквозь землю дикую
метнулся стрелою в ад:
«Где наши в огне не горят!» —
и следом за бабкой в само смердово зло,
в бесстрашный бой: кто кого?
Глава 7. Михайло Потык и кот Котофей
А тем временем в баньке у Ёжки
ни девицы красны матрёшки
парятся, песни поют,
а великаны водицу «пьют» —
сильныя могучие богатыри
не в ратном бою полегли,
а от яда бабьего спят вечным сном.
И мы б не узнали о том,
да Потык богатырь-гора
не испил он яду до дна,
поэтому пошевелился,
поднялся, пошёл, расходился —
раскидал злую печь на кусочки;
поплакал над братьями; ночью
собрался уж их хоронить.
«Не спеши ты могилы рыть! —
пташка синичка сказала
и в ушко Михайлушке зашептала. —
Там у бабы Яги в светлице,
стоит чан, в нём жива водица;
токо воду живу сторожит
черный кот, он на чане спит.»
И пошёл Потык в светлу горницу,
чан нашёл, кот на нём коробится —
когти вывалил и шипит.
Михаил ему говорит:
– Ах ты, кот-коготок,
шёл бы ты на лоток;
мне водица нужна живая,
дай-ка я её начерпаю.
А кот чернушечка-коток
прищурил хитро свой глазок
и говорит: «Мур, мур, мур, мур,
люб мне твой Илья, Мур, Мур,
а поэтому сему
я отдам тебе воду,
но с условием одним —
Ёжку вместе победим.
А как? Узнаешь позже.
Бери что нам не гоже!»
Ой да набрал Потык воды,
сощурив глаз… нет два (да три)
и пошёл к дружинушке своей.
«Лей им воду во рты, не жалей!» —
птичка синичка трещала.
И о чудо, дружинушка оживала.
Глава 8. Соколик и баба Яга в аду
А что же там в страшном аду?
Бабка Ёжка схватила метлу
и летит вниз черной земли,
туда, где огонь развели
черти с чертенятами
рогатыми, патлатыми.