Шрифт:
Квинт Септимий Флорент Тертуллиан. Избранные сочинения. М.: «Прогресс», 1994. С. 188–248. Пер. Н.Шабурова и А.Столярова.
1.
Воскресение мертвых-упование христиан. Благодаря ему мы — верующие. Истина заставляет верить этому, истину открывает Бог. Но толпа насмехается, мня, что ничего не остается после смерти. И, однако, приносит жертвы умершим и к тому же с необыкновенной услужливостью, приспосабливаясь к вкусам погребенных, к времени приема пищи, так что в ком она отрицает какое-либо чувство, в тех же предполагает желание. А я буду осмеивать толпу, особенно когда она без всякой жалости сжигает тех самых умерших, которых потом весьма лакомо кормит, одним и тем же огнем и оказывая почести, и оскорбляя. О привязанность, забавляющаяся жестокостью! Священнодействует она или глумится, когда сжигает для сожженных? Порой к пересудам толпы присоединяют свои суждения и мудрецы. Согласно школе Эпикура, после смерти нет ничего. И Сенека утверждает, что после смерти все прекращается, даже она сама. Однако достаточно, что не менее значительная философия Пифагора и Эмпедокла и платоники, напротив, объявляют, что душа бессмертна и, более того, подобно нам утверждают, что она возвращается в тело1. Пусть не в то же самое, пусть не в человеческое только, так что Эвфорба признают возродившимся в Пифагоре, а Гомера-в павлине2; но они, по крайней мере, объявляют телесное восстановление души, искажая, но не отрицая
2.
Если и впрямь среди слуг Божьих есть некая секта, более близкая к эпикурейцам, чем к пророкам, то и мы знаем, что слышат от Христа саддукеи. Ибо у Христа было все, чтобы открыть прежде сокрытое, утвердить колеблющееся, исправить несовершенное, исполнить предсказанное, доказать воскресение мертвых не только через Себя Самого, но и в Себе Самом. Теперь же мы выступаем против новых саддукеев, частично разделяющих мнение прежних: наполовину они признают воскресение, — а именно воскресение только души, пренебрегая как плотью, так и Господом плоти. Никто не отказывает в спасении телесной субстанции, кроме тех еретиков, которые знают еще и другое божество. Поэтому они вынуждены и Христа представлять иначе, дабы Он не принадлежал Творцу. Прежде всего, они заблуждались относительно Его плоти, утверждая, согласно Маркиону и Василиду, что она не обладает действительностью, либо, согласно ереси Валентина и Апеллеса, что она совершенно особого свойства. Из этого следует, что они не допускают спасения той субстанции, которую отрицают во Христе, и думают, что получилось бы самое убедительное доказательство воскресения, если плоть уже воскресла во Христе.
Поэтому и мы написали сочинение «О плоти Христа», в котором утверждаем ее действительность против доказывающих ее призрачность и ее человеческую природу против признающих ее особенное свойство, так что Христос по праву называл Себя человеком и Сыном человеческим. Доказывая, что Он был существом плотским и телесным, мы тем самым отвергаем ересь и, утверждая, что не следует верить ни в какого Бога, кроме Творца, показываем, что Христос, в Котором познается Бог, именно таков, как о том возвестил Его Творец. Будучи опровергнуты во мнении, что Бог не есть Творец плоти, а Христос — Искупитель плоти, еретики будут обличены и в отрицании воскресения плоти. И мы утверждаем, что именно так следует вести прения с еретиками, — ведь порядок требует всегда выводить следствия из главных посылок, чтобы сначала установить то, чем определяется предмет дальнейшего исследования. Еретики же, сознавая свою слабость, никогда в должном порядке не рассуждают. Они хорошо знают, как им трудно доказать другое божество кроме Бога мира, известного всем естественным образом через свидетельство Своих дел. Вне сомнения, Он и в таинствах выше всех и в пророчествах явлен яснее всех. Поэтому еретики, приводя в оправдание якобы настоятельную причину, — а именно спасение самого человека, которое нужно исследовать в первую очередь, — начинают с вопроса о воскресении, ибо труднее поверить в воскресение плоти, нежели в единое Божество.
И вот, лишив рассуждение преимуществ логического порядка и сверх того отяготив его сомнениями, направленными к унижению плоти, они понемногу направляют ум к другому божеству, поколебав и исказив нашу надежду. Ведь всякий, кто был низвергнут с высоты той надежды, которую он чаял в Творце, или поколеблен в ней, легко склоняется к создателю иной надежды, которому иначе не поверил бы. Различие обетовании вызывает и различие богов. Так, мы видим, что многие запутываются и лишаются веры в воскресение плоти прежде, чем веры в единство Божества. Что же касается еретиков, то мы показали, каким оружием должны противодействовать им. И уже противодействовали им в специальных сочинениях: о единстве Бога и Его Христа — против Маркиона, а также о плоти Господа-против четырех ересей3, чтобы как можно основательнее подготовить настоящий вопрос; поэтому теперь следует рассуждать о воскресении одной только плоти, — будто оно сомнительно даже в нас, то есть в созданиях Творца. Ведь многие необразованны, многие сомневаются в своей вере и еще больше простаков, которых нужно будет научить, направить и укрепить, — ибо единство Божества будет защищено и с этой стороны. Ведь как отрицанием воскресения плоти оно подвергается сомнению, так признанием его утверждается. Что до спасения души, то, я полагаю, нет нужды останавливаться на нем особо. Ибо почти никто из еретиков не отрицает его, — как бы им того ни хотелось. Разве что некий Лукан (Lucanus) не только не щадит даже эту субстанцию, но, разрушая ее вслед за Аристотелем, ставит на ее место нечто другое и полагает, что воскреснет что-то третье, ни душа, ни тело, — значит, не человек, а, наверное, медведь, — ведь он Луканец (Lucanus)4. И ему хорошо досталось в сочинении о всевозможных свойствах души5, бессмертие которой мы прежде всего защищаем, допускаем исчезновение только плоти и особенно утверждаем ее восстановление. [В этом сочинении] мы собрали и расположили по порядку те вопросы, которые в других [книгах] упомянули, но по разным причинам отложили. А поскольку мы имеем обыкновение слегка затрагивать некоторые вопросы, то нужно и откладывать их до тех пор, пока предварительно намеченное не обретет завершенности и отложенное не явится в полном виде.
3.
Для суждения о делах Божьих вполне довольно природного здравого смысла, — но только во свидетельство истины, а не в помощь лжи, ибо должно быть соответствие, а не противоречие Божественному установлению. Ведь кое-что известно и от самой природы, — например: многие знают о бессмертии души, все — о нашем Боге. Поэтому я мог бы воспользоваться и мнением Платона, утверждавшего, что всякая душа бессмертна 6, и естественным знанием народа, свидетельствующего о Боге богов. Я мог бы воспользоваться и другими общими суждениями, провозглашающими Бога Судьей: «Бог зрит» и «препоручаю Богу»7. Но когда говорят: «мертвое — мертво», «живи, пока живешь» или «со смертью все кончается, даже сама смерть», тогда я вспомню, что Бог объявил сердце толпы пеплом и саму мудрость мира сего назвал глупостью, тогда, если еретик будет искать прибежища у пророков толпы или в мирских умствованиях, я скажу: «Еретик! Удались от язычника!» Хотя все вы, которые сами измышляете Бога, одинаковы, — однако, пока ты делаешь это во имя Христа, пока воображаешь себя христианином, ты отличаешься от язычника. Возврати ему его мысли, ибо и он твоими не назидается. Зачем ты ищешь опоры в слепом поводыре, если сам видишь? Зачем нагой одевает тебя, если ты облекся во Христа? Зачем пользуешься чужим щитом, если ты вооружен апостолом? Пусть лучше язычник научится от тебя исповедовать воскресение плоти, чем ты от него — отвергать: ибо если и христианам надлежало бы отрицать его, то им достаточно было бы руководствоваться собственной наукой, а не невежестом толпы. Тот уже не будет христианином, кто станет отрицать воскресение, исповедуемое христианами, и отрицать с помощью тех доводов, какими пользуется не-христианин. Отними только у еретиков общие с язычниками мнения, — так, чтобы свои исследования они основывали только на Писании, — и они не устоят. Ведь природный здравый смысл внушается самой простотой, единодушием и искренностью мнений, и он считается тем надежнее, что определения его истинны, открыты и всем известны. Божественный разум, напротив, обитает в сердцевине, а не на поверхности, и часто не совпадает с тем, что всем видно.
4.
Поэтому еретики сразу начинают с того, чем, как они полагают, легко пленить умы, а именно с излюбленных ими общих понятий, на которых они и строят свои домыслы. Может, ты услышишь от еретика что-либо раньше или больше, чем от язычника? Разве не они постоянно и повсюду поносят плоть за ее происхождение, состав, несовершенство, конечную погибель, за то, что она с самого начала не чиста, происходя от грязи земной, потом еще более не чиста от нечистоты своего семени, ничтожна, слаба, преступна, обременена, тяжела, и потом, в довершение своего ничтожества, низвергается в землю, свое первоначало, под именем трупа, и наконец обречена потерять и это имя и остаться без всякого имени, также подлежащего смерти? Итак, не хочешь ли ты, говорит мудрый муж, убедить себя, что эта плоть, лишившаяся зрения, осязания и воспоминания, когда-нибудь опять будет восстановлена из испорченного в целое, из полого в твердое, из пустого в полное, вообще из ничего в нечто, — когда, конечно, возвратят ее огонь, вода, желудки диких зверей, зобы птиц, кишки рыб и даже само всепожирающее время? И нужно ли будет поэтому ожидать ее такой, какой она погибла, — так что возвратятся и хромые, и косые, и слепые, и прокаженные, и расслабленные, хотя и не хочется восстанавливаться в прежнем виде? Или они возвратятся неповрежденными, чтобы бояться опять претерпеть то же самое? Что потом произойдет с плотью? Будет ли ей опять необходимо все? Прежде всего, пища и питье? А дыхание для легких, вожделение для кишок и желудка, бесстыдство для срамных частей, работа для всех членов? Опять нарывы и раны, лихорадка и подагра? И желанная смерть? Конечно, желание возвратить такую плоть вновь сведется к стремлению избавиться от нее. Мы говорим об этом еще весьма и весьма прилично, в свойственной нам скромной манере. А сколь много позволено сквернословию язычников или еретиков, можно узнать на их собраниях.
5.
Поэтому, раз даже невежды способны руководствоваться положениями здравого смысла, а сомневающихся и простаков они вновь смущают, и так как они составляют первый таран, который направляется против нас, потрясая самое свойство плоти, то и нам необходимо первым делом укрепить достоинство плоти, удалив порицание похвалой. Так еретики принуждают нас заняться риторикой, равно как и философией. Если бы даже это хрупкое и непрочное тельце, которое они боятся называть злом, было произведением ангелов, как представляется Менандру и Марку 8, или созданием некоего огненного существа, тоже ангела, как утверждает Апеллес, то для авторитета плоти достаточно было бы покровительства второстепенного божества. Ангелы, как известно, стоят вслед за Богом. Но теперь, каков бы ни был высочайший Бог того или иного еретика, я мог бы по справедливости вести достоинство плоти от Него, так как желание произвести ее принадлежало бы Ему. Ибо, конечно, Он воспрепятствовал бы ее возникновению, если бы не хотел, чтобы она возникла, — раз Он знал о ее создании. Поэтому и с их точки зрения плоть есть дело Бога.
Всякое дело принадлежит Тому, Кто допустил его бытие. Хорошо, однако, что очень многие и к тому же довольно ясные 9 их учения уступают все создание человека нашему Богу. Ты, верующий в Его единство, знаешь, каков Он. Может быть, тебе уже начинает нравиться плоть, Создатель которой так велик. — «Но и мир, — говоришь ты, — есть дело Бога», и, однако, образ мира сего, по свидетельству апостола, проходит (1 Кор. 7, 31) и поэтому восстановление мира не предрекается, хотя он есть дело Бога. — «Но если целое после погибели не будет восстановлено, то к чему же восстанавливать часть?» — Конечно, ни к чему, если часть равна целому. Но мы указываем на различие. Во-первых, действительно все создано Словом Бога и без Него ничего не создано (ср. Иоан. 1,3); далее, и плоть создана Словом Бога, дабы, согласно установлению, ничто не существовало помимо Слова. Ведь Бог прежде сказал: Сотворим человека (Быт. 1, 26), — и, более того, рукою, ради преимущества его, чтобы он не был равен миру. И сотворил, говорит Писание, Бог человека (27). Причина столь большого различия человека и твари заключается, вне сомнения, в свойстве вещей. Ведь то, что сотворено, ниже того, для кого оно сотворено, если в самом деле оно сотворено для человека, которому Бог потом его даровал. Итак, правильно, что вся тварь появилась как служанка повелением, властью и силой одного только Слова. Напротив, человек как ее владыка вознесен Самим Богом и создан Им, дабы мог властвовать. Помни, что человек в собственном смысле называется плотью, потому что она первая получила имя человека: И создал Бог человека, прах земной (2,7). Уже человек, но еще прах. И вдунул в лицо его дыхание жизни, и сделался человек, то есть прах, душою живою, и поместил Бог человека, которого создал, в рай (7–8). Итак, человек сначала был только прахом, а лишь затем стал целым. Я мог бы утверждать, что все, что вообще Богом предусмотрено для человека и ему обещано, относится не только к душе, но и к плоти, если не в силу общего происхождения, то, во всяком случае, по праву первенства.
6.
Итак, я, пожалуй, продолжу рассуждение, — если только смогу воздать плоти столько чести, сколько сказал ей Тот, Кто создал ее. Ибо она уже тогда была столь славна, что такой ничтожный предмет, как прах, оказался в руках Бога, каковы бы они ни были, и был достаточно счастлив одним только их прикосновением. Но что удивительного, если творение возникло от одного лишь прикосновения Бога, без всякого иного действия? Ибо каким великим делом было устроение этой материи! Столько раз оказывалась ей честь, сколько раз она чувствовала руку Божью, когда та ее касалась, когда бралась из нее часть, когда она отделялась, когда формировалась. Подумай: ведь Бог был занят и озабочен только ею, — Его рука, ум, действие, замысел, мудрость, попечение и прежде всего Его благоволение, которое начертило образ, были устремлены на нее. И какую бы форму прах ни получил, при этом мыслился Христос, Который однажды станет человеком, ибо Слово имело стать прахом и плотью, которые тогда были еще землею. Ибо сначала Отец сказал Сыну: Сотворим человека по образу Нашему и подобию (Быт. 1, 26). И создал Бог человека, — именно то, что было Им создано, — и создал его по образу Бога (27), то есть по образу Христа. Ибо Слово было и Богом, и, явившись в образе Бога, не почло хищением быть равным Богу (ср. Филипп. 2,6). Поэтому тогда уже этот прах, облекшись в образ Христа, имевшего явиться во плоти, был не только произведением Божьим, но и залогом.
Итак, к чему теперь (с намерением уничтожить происхождение плоти) поносить слово «земля» как обозначение нечистого и низкого элемента? Ведь если бы другая материя была использована для создания человека, следовало бы вспомнить высоту Создателя, Который, избрав, — объявил, а коснувшись, — сделал ее достойною. Рука Фидия создает Юпитера Олимпийского из слоновой кости10, и поклоняются уже не кости дикого и притом весьма несуразного животного, а изображению наивысшего мирового бога, и не благодаря слону, но благодаря великому Фидию. Так неужели Бог Живой, Бог истинный не очистил бы любую низменную материю и не освободил бы ее от всякого недостатка? Неужели возобладает мнение, что человек может лучше создать Бога, чем Бог — человека? Если даже и теперь прах есть источник соблазна, он уже стал чем-то другим. Я обладаю уже плотью, а не землею, хотя и плоти сказано: Земля есть и в землю пойдешь (Быт. 3, 19). Речь идет о происхождении, а не о субстанции. Ей дано бытие, которое благороднее своего происхождения и счастливее благодаря происшедшему в нем изменению. Ведь и золото — земля, ибо оно из земли; однако оно является землей лишь до того времени, как сделалось золотом, совершенно другой материей, более славной и более благородной, хоть и происходит от не слишком чистой прародительницы. Так и Богу угодно было извлечь золото плоти из праха, который ты почитаешь грязью, и тем искупить ее происхождение.