О языке, достойном человека: учебное пособие
Шрифт:
2. Общество изменилось, тогда как методы управления обществом остались прежними. И новому обществу необходим новый набор интерпретаций. Интерпретация – слово ключевое в решении проблемы лжи. Язык допускает множественность интерпретаций, и эта множественность иногда рассматривается как проявление лжи и даже ее оправдание. «Между тем, по мнению ученых, талант врать, искусство обманывать служит признаком высокоразвитого интеллекта. Наука о лжи, ментиология, утверждает, что ложь генетически присуща человеку, и феноменальная эволюция нашего мозга стала возможной благодаря постоянно протекающему процессу кодирования и декодирования правды, полуправды, лжи и намеренной дезинформации» [22] . Приведенная цитата покушается на библейскую заповедь, возникшую отнюдь не случайно. Человек практически всегда точно знает, когда сам сказал неправду. И знает, что это нехорошо. Но когда мы покушаемся на свободу понимания и интерпретации внешней от нас ситуации, то само слово «ложь» здесь уже не вполне уместно. Я имею право
22
Бредемайер Карстен. Черная риторика. Власть и магия слова. Пер. с нем. Изд. 2-е. М.: Альпина Бизнес Букс, 2005. С. 58.
3. Еще одно решение. В пику не всегда и не вполне честным олимпиадам или «денежным» конкурсам на территории, которая мне подвластна, т.е. на филологическом пространстве своего вуза, я могу организовать маленький конкурс или олимпиаду, с поощрением тех, кто действительно заслужил пусть не денежное, символическое, но действительно первое, действительно второе место. Это была бы территория «гамбургского счета». В Гамбурге боксеры собирались в определенном месте и по-настоящему боролись, без поддавков, выясняя, выстраивая истинную иерархию спортивных успехов, отсюда и пошло выражение «по гамбургскому счету». В Го д русского языка, по инициативе ректора, доктора социологических наук, профессора Леонида Яковлевича Дятченко, мы провели Ректорский диктант для всех преподавателей и всех студентов-выпускников. Поскольку все было в одних руках, удалось, во-первых, исключить подтасовку, во-вторых, сохранить конфиденциальность результатов. Тогда я поняла, что мы можем больше, чем можем.
4. При трактовке, оценке негативных феноменов в современной литературы чаще приходится напоминать о синусоиде, колебаниях в представлении негатива и позитива отражения действительности. Например, современные украинские писатели пишут о страшных бытовых вещах (рассказы Тани Малярчук [23] , Евгении Кононенко [24] ), но литература десятилетиями закрывала глаза на жизненный негатив и сегодняшний бум подобных сочинений понятен и оправдан.
23
Малярчук Таня. Я и моя священная корова. Рассказ // Новый мир. 2008. № 12. С. 108 – 114.
24
Кононенко Евгения. Три рассказа // Дружба народов. 2008. № 3. С. 126 – 134.
5. Лингвистика, как и любая другая наука, всегда норовит прорываться в чужие ипостаси. По большому счету это не наш вопрос о правде и лжи. Наш вопрос лежит в соседней, но очень важной на сегодняшний день плоскости. Как сказать – и не обидеть, как говорить ребенку о неприятном, на какие цитаты опереться, какие метафорические аналогии приводить, чтобы поменьше было маленькой лжи с немаленькими ее последствиями, среди которых это гнетущее, перманентное ожидание лжи и ответ на ложь еще одной ложью.
Вопрос: Можно ли обманывать себя?
Ответ: Можно и нужно: не замечать своего возраста (и он подчинится!), не жалеть своих сил (и они прибудут!), не думать о болезнях (и они отступят!). Говорить себе: «Все хорошо!» – и через какое-то время это внутреннее «Все хорошо!» становится реальностью. Вот любопытная цитата про ощущение возраста. «Аня, у всех одни и те же проблемы, если не сейчас, то скоро, и у меня такая же, фишка в том, что мы видим себя внутренним взором, а там то, какими мы себя ощущали, девочками и мальчиками, а когда зеркало или видик, внезапно застав, показывает нас настоящими, какие есть, мы испытываем шок, это нормально, но парадокс, и потрясающий, заключается в том, что те, кто нас знают, и не только знают, а любят, видят нас такими же, какими видят нас наши внутренние очи, поверь, это правда. / Я не врала. Я говорила то, что есть. Кто мы и куда идем – тайна, сопряженная с нашим старением, в котором не одно умирание, а и преображение» [25] .
25
Кучкина Ольга. В башне из лобной кости // Дружба народов. 2008. № 1. С. 94.
Две беседы о сквернословии
Беседа первая
В 2004 году Белгородская область выступила с инициативой преодоления сквернословия, проводимой под лозунгом «Белгородчина – территория без сквернословия», и важнейшей компонентой программы было планирование системы действий по преодолению сквернословия в молодежной среде.
Почему именно в молодежной? потому что мы должны передать в будущее НЕ СОВСЕМ ТО, что получили из прошлого. И если многие и много сквернословят сейчас, то, по-видимому, необходимо не только констатировать печальный сей факт, но и предпринимать нечто такое, чтобы
Разговор о сквернословии мы начинаем обычно с самого главного, однако не самого известного, а именно с того, что свобода слова предполагает свободу содержания (разве что за исключением обнародования государственных тайн и приемов подготовки террористических актов!), но ОТНЮДЬ НЕ СВОБОДУ ВЫРАЖЕНИЯ. Абсолютным свидетельством поверхностной трактовки последней за последние двадцать лет и стали так называемые «инвективы». В языке есть слова, которых надо стыдиться, и чем больше стыда перед словом, тем чище речь. Зададимся вопросом, куда отнести сквернословие: в перечень пороков или в перечень болезней сознания? Вопрос, однако, поставлен не вполне корректно. Дело в том, что поначалу это, конечно же, порок, нарушение, грех. «поначалу» – это когда человек еще может остановиться, как в ситуациях с курением, с употреблением вина. Вторую в жизни сигарету после первой, вторую рюмку спиртного употребляют скорее под нажимом, за компанию, нежели по желанию: пристрастие еще не сформировано. (Кстати, больше всех настаивает, чтобы ты выпил, как раз тот, кто потом про тебя же и скажет: «Нализался, как свинья!»). А вот наркотики нельзя даже пробовать, поскольку первая проба сразу же становится роковой. «Попробуй! Все в жизни надо попробовать!» – такими сентенциями-ловушками орудует тот, кто уже не в силах выбраться и тянет в пропасть за собой ближайшего друга. Итак, пока работает контроль сознания, сквернословие – порок, но постепенно и въедливо сквернословие становится болезнью, оставляющей неизлечимые следы.
В России перестроечного и постперестроечного периода сквернословие приобрело тотальный характер. Отмена цензуры, ложно понимаемая «демократия», «свобода слова» свое дело сделали (кстати, у пушкина слово свобода сопровождается эпитетом просвещенная: «… И над отечеством свободы просвещенной...»). Сложившаяся ситуация со сквернословием напоминает весеннюю распутицу, когда сходит снег и мы видим грязь на земле, и реки весной – грязные реки. Такие обозначения, как «непечатные слова», «нецензурная лексика» теперь почти исчезли из употребления в силу этимологического дисбаланса, рассогласования: непечатные слова печатают, а при отсутствии внешней цензуры даже не ставится речь о чести самого автора, т.е. о ЦЕНЗУРЕ ВНУТРЕННЕЙ. Почему так произошло и можно ли положить этому конец, если издаются словари бранной лексики, если несколько позорных слов включено в толковый словарь, если газета или журнал печатает анекдот с непотребным словом, если даже такие авторитетные писатели, как Михаил Веллер, Дина Рубина, Сергей Есин, включают подобные слова в художественные произведения?
Сквернословие охватило почти все регионы страны. Конечно, есть села, деревеньки, где мужчинам ругаться дозволено, а женщинам – ни-ни или где мужчины ругаются, а подростку скажут: «Иди-ка рот с мылом вымой!» И все же распространение этого зла чрезмерно. Сквернословие охватило почти все возрасты. В детском саду не знают, что делать с мальчиком, живущим в рабочем общежитии. Вечера он проводит на общей кухне, слушая речь старших, а наутро учит русскому языку всю группу в детском саду. Ругаются дети и подростки, юноши и девушки, молодые и немолодые мамы, люди среднего и даже пожилого возраста вопреки изречению-напутствию: «Возраст старости – житие не скверное». Сквернословие охватило почти все профессии. Когда-то говорили: «ругается, как извозчик». Транспортники-дальнобойщики и сейчас занимают одно из ведущих мест, но ведь ругаются не только водители, строители, сантехники, но и музыканты, врачи, журналисты, тренеры, руководители предприятий, профессора. Заражена сквернословием армия, но и в среднюю школу загляните – и первое, что Вы иногда услышите, хоть и не в свой адрес, так это: «Козел!» Детки не ведают, что в тюремном жаргоне этим словом называют гомосексуалиста, потому и является оно столь сильным оскорблением мужчины. Кстати, в тюремной иерархии, чем выше положение занимает босс, тем меньше он сквернословит, на это указывал Сергей Довлатов в повести «Зона». Сквернословие охватило почти все ситуации речи. А.И. Солженицын с горечью пишет о стране, где каждый второй прошел академию ругани, где ругаются не только при посадке в загородный автобус, но и в задушевных беседах («В круге первом»). Маленькая, уютная кухня. Двое. «Ты меня уважаешь?» И после этих слов другие слова.
Сквернословие стало выполнять функцию хезитации – заполнения пауз в разговорной речи. «Иду, блин, гляжу, блин, что-то светится, блин…» (Тверская жизнь, 1993. 18 марта). Когда-то весь пафос радиопередач по культуре речи сводился к искоренению бесконечных «ну», «вот», «значит(ь)». На этот счет даже есть стихотворение: Вы, это самое, того, / Когда вы говорите, / То, значит, это, как его, / Ну, в общем, не тяните. / Вот, это значит, так сказать, / Что мне хотелось вам сказать. (А. Шибаев. Язык родной, дружи со мной). Если бы Александр Александрович писал этот стишок в наше время, он начал бы так: «Вы, блин…» или «Вы, блин горелый…».