О завтрашнем дне не беспокойтесь
Шрифт:
Юрий Николаевич Цибиков появился в больнице имени Яковенко, где он работал на полставки, только на третий день. Все это время с Павловым занимался Игорь Юрьевич Ситников – родной сын Цибикова. Молодой 25-летний доктор носил фамилию своей матери, всячески препятствовавшей, как это часто бывает после развода, общению с родным отцом, на которого, кстати, он был очень похож. Голос крови, несомненно, сыграл свою роль в выборе им своей будущей профессии и даже в том, что, поступив в медицинский вуз, он переехал жить к своему отцу, сохранив при этом хорошие отношения с матерью.
Следуя инструкциям Цибикова, доктор Ситников старался убедить
Доктор Ситников твердо обещал Павлову скорую встречу с его старшим братом Сергеем. Он также выразил ему глубокие соболезнования, в связи с кончиной его отца Василия Дмитриевича Павлова, которая произошла год тому назад в ночь с 9 на 10 мая по причине обширного инфаркта. Павлов жалобно выпросил у доктора 100 грамм медицинского спирта, и тот в просьбе ему не отказал, в свою очередь, попросив его не выдавать.
В присутствии доктора Ситникова Павлов начал читать свежую прессу: "Правду", "Известия", "Советскую Россию". Прочие периодические издания доктор читать ему не давал, опасаясь чрезмерных волнений, но и без дополнительных источников информации Павлову было ясно, что в стране происходят грандиозные политические события, затмевающие по своим масштабам кратковременную хрущевскую "оттепель" и "пражскую весну". Это полностью совпадало с тем, о чем ему успела поведать покойная Даша Воронова – заблудившаяся во времени студентка Новосибирского государственного университета.
Цибиков приехал в больницу имени Яковенко не один. Он привез с собой доктора физико-математических наук Сергея Васильевича Павлова – ведущего научного сотрудника Международного института ядерных исследований. Гость, потрясенный встречей с любимым младшим братом, которого уже не чаял увидеть живым, зарыдал, как ребенок, и его пришлось отпаивать валерьянкой. По дороге в больницу Цибиков предупредил Сергея Дмитриевича о том, что его брат еще не вполне адекватен и страдает частичной потерей памяти (амнезией).
Их свидание продолжалось около двух часов и завершилось в присутствии участкового уполномоченного капитана Кукушкина подписанием протокола опознания гражданина СССР, объявленного в 1978 году во всесоюзный розыск. Эти формальности были необходимы для начала процедуры восстановления утраченных Павловым-младшим документов, удостоверяющих его личность.
По просьбе Цибикова Сергей Васильевич Павлов привез для своего младшего брата летние вещи, обувь, любимые книги и даже кассетный японский магнитофон. При прощании он незаметно сунул в карман его пижамы конверт с деньгами: ровно 250 рублей. В 1990 году по паритету покупательной способности 250 советских рублей были эквивалентны 1 тыс. американских долларов, хотя обменивались в соотношении 5 руб. за 1 доллар.
После свидания и оформления протокола опознания Павлова перевели из больничного корпуса в отдельно стоящее административное здание с гостиничными номерами, в одном из которых его вскоре после обеда и тихого часа
Примерно через неделю доктор Цибиков привел в его гостиничный номер мрачного и угрюмого товарища, который представился Павлову старшим оперуполномоченным иркутского уголовного розыска капитаном Волковым. В состоявшейся беседе, немного опоздав к ее началу, принял участие доктор Ситников. Милиционер из Иркутска пролил свет на вопрос о том, где Павлов пропадал в течение 12 лет. Он показал ему фотографии пепелища на месте поселения большой семьи раскольников-староверов, все члены которой в мае месяце 1990 года, то есть совсем недавно, погибли в результате страшного лесного пожара.
– Все, кроме вас и двух детей, которых вы спасли,– уточнил следователь.
– Это был точно я?!– засомневался Павлов.
– На месте пожара найдены ваши документы, правда, безнадежно испорченные. Кроме того, вас запомнили и смогли опознать по фотографии охотники, на которых вы вышли. Подобным образом вас опознали врачи больницы в поселке Кежма, куда вы были доставлены с ушибами и порезами. Однако, не долечились, вы сбежали в Москву,– с сожалением констатировал следователь.
– Дети, которых я спас, они – мои?– одновременно испугался и обрадовался Павлов.
– Нет. Дети: мальчик и девочка в возрасте четырех и шести лет,– сказали, что вы – муж их сестры. Они имели в виду погибшую при пожаре гражданку Березкину 1976-го, то есть, простите, 1974 года рождения,– при этих словах на глазах у следователя появились слезы, а голос по-настоящему дрогнул.
– Вы не волнуйтесь! С детьми все в порядке! Они находятся в лучшем детском доме в Иркутске. Есть желающие их усыновить. Я наводил справки,– поспешил успокоить Павлова доктор Ситников.
– Почему же я ничего не помню?– в отчаянии воскликнул Павлов и заплакал.
– Вы испытали сильный стресс, и от этого потеряли память, но не настолько, чтобы полностью забыть, кто вы есть. Вот вы и поспешили в Москву к своему прежнему месту жительства. В этом нет ничего удивительного,– спокойно, даже как-то по-будничному, подал реплику Цибиков.
– Почему я не помню, как выходил из квартиры Аркадия Моисеевича Фишмана?– Павлов умоляюще просил объяснений.
– Я предполагаю, что вы находились под воздействием до сих пор неизвестного науке способа суггестии, то есть сильнодействующего внушения. Очевидно, вы получили от суггестора команду изменить образ личности, взять такси, приехать на новосибирский железнодорожный вокзал, купить билет до Иркутска, и затем, предположим, отправиться в тайгу на поиски мифического колчаковского золота,– Цибиков напомнил Павлову о том, как тот пытался заморочить двух битых ученых: Мерцалова и Фишмана.
– Ах, вот оно что?! Значит, Сергей Сергеевич и Аркадий Моисеевич догадались о том, что я – стукач и провокатор, и решили меня проучить!– до Павлова дошла страшная мысль, от которой ему захотелось немедленно повеситься.
– Не казните себя! Все, слава Богу, позади, и теперь вам остается только пережить свои негативные воспоминания, как страшный сон,– приободрил Павлова доктор Ситников.
– Известный вам г-н Фрейд называл навязчивый бред "ложными воспоминаниями" и очень надеялся на то, что клиническая психиатрия найдет безболезненные способы их "вытеснения",– поддержал своего сына Цибиков.