О жизни и чудесах Блаженной Матроны. Акафист
Шрифт:
Мой отец одно время был членом Теософского общества (председателем его был, помнится, Белюсин). Отец был искренне верующим человеком, и кончина его была блаженной, но в молодости, поддавшись, по незнанию учения Православной Церкви, влиянию модных веяний, он так увлекся этой ложной духовностью, что участвовал даже в написании известной теперь среди оккультистов книги «Арканы Таро». Маме очень не нравилось, что он посещал собрания этого общества, она старалась не пустить его, но он все равно ходил туда, делая вид, что идет со мной на прогулку. Собрания устраивались в доме на Трубной площади, там проводили опыты по «материализации пространства». Мне было около десяти лет, и я хорошо помню, как во
Бабушка моя, Феоктиста, под конец жизни ослепла. Она была кроткая, тихая, смиренная, все время молилась… Кровать ее была отгорожена в уголке комнаты книжным шкафом. Я готовилась к экзаменам в Архитектурный институт. До этого я два раза не была принята. Бегала с просьбой помочь к матушке Матрюшеньке (в то время она жила в Сокольниках). Матушка отвечала: «Поступишь, поступишь!» Конкурс был очень большой, а к тому же много детей сильных мира сего стремились поступить в этот институт – их, конечно, зачисляли в первую очередь. Надежды было мало, а Матушка – свое: «Будешь, будешь там!» И вот как-то утром я выхожу из моей комнаты в соседнюю и вижу: бабушка стоит на своей кровати и рукою шарит по верху шкафа, что-то ищет. Я спрашиваю: «Бабушка, что ты ищешь?» А она отвечает: «Ко мне приходил юноша, в белой одежде, такой светлый, и сказал: Феоктиста, я принес тебе двенадцать свечей, ты сегодня в пять часов умрешь, готовься». Я всей душой поверила, что это Ангел предсказал бабушке кончину и что именно так и будет, и говорю: «Бабушка, когда ты придешь на третий день ко Господу Саваофу на поклон, попроси за меня, чтобы Господь помог мне поступить в институт!» Она ответила: «Если Господь допустит, попрошу».
Когда я объявила маме: «Бабушка сегодня в пять часов умрет», – она не поверила, но все же вызвала врача. Он осмотрел бабушку и не нашел никаких оснований для беспокойства. Мама проводила врача, вернулась в комнату – часы бьют пять. «Вот тебе и умерла… Мам, а мам, как ты?» Молчание. Подходит и видит – сидя, наклонив голову, бабушка тихо почила…
Я держала экзамены и опять не попала. Был ответ: не хватило одного балла. Я к Матушке, плачу, а она меня рукой по голове постукивает и приговаривает: «Да будешь, будешь там!» Я ушла от нее в большом смятении. Прошел месяц, занятия в институте уже начались.
Как-то я шла по Кузнецкому Мосту, меня увидел начальник спецчасти института и спрашивает: «Почему ты не на занятиях?» Я отвечаю: «Меня не приняли». «Как так не приняли? Идем…» Ведет меня на Петровку в Академию архитектуры. Говорит: «Посиди!» Сам же пошел к директору академии, Людвигу, – институт был в его подчинении. Выходит и говорит: «Сейчас же иди в институт на занятия. Приказ о твоем зачислении сегодня же будет». Вот так я и была принята. О том, что это чудо, я тогда не подумала. Я решила, что просто понравилась начальнику спецчасти.
И вот в 1941 году Господь мне открыл тайну моего поступления. Началась война, шла эвакуация института в Ташкент. В вестибюле валялась гора папок—личные дела спецчасти, на сожжение. Среди этой кучи я нашла и свое личное дело. И что же я там вижу? По Промыслу Божию, когда я писала свою биографию, торопясь, я сделала ошибку – я написала, что мой отец работает в НКВД. Это было подчеркнуто красной чертой. (На самом деле мой отец, инженер, работал в одной организации, подведомственной НКВД.) Это-то и послужило моему зачислению в институт. Вот так Промыслом Божиим издалека вяжется цепочка нашей жизни.
Раньше мое общение с Матушкой было такое: придешь, спросишь, получишь облегчение, покой душе и уйдешь. Матронушка всегда была краткой, избегала лишних слов, не позволяла долго засиживаться у нее. Осенью в 1942 году она поселилась у нас в Староконюшенном переулке. А было так: я приехала в Сокольники, где Матушка летом часто жила в маленьком фанерном домике, отданном ей на время. Была глубокая осень. Я вошла в домик, а в домике сырой, промозглый, густой пар, топится железная печка-буржуйка. Я подошла к Матушке, а она лежит на кровати, лицом к стене, повернуться ко мне не может – волосы примерзли к стене, еле отодрали. Я в ужасе сказала: «Матушка, да как же это? Ведь вы же знаете, что мы вдвоем с мамой живем, брат на фронте, отец в тюрьме, неизвестно, что с ним, две комнаты у нас – сорок восемь метров, отдельный вход, теплый дом-особняк! Почему же вы не попросились к нам?» Матушка вздохнула тяжело и сказала: «Бог не велел, чтобы ты потом не пожалела!»
Вскоре к нам приехала Матушка и ее прислужница Пелагея, с маленькой трехлетней сироткой Ниночкой, мы их прописали к себе. Вот здесь-то я повидала много… К Матушке приходили иногда по сорок человек; чего только мы не видели и чего только не узнали…
Кто такая была Матронушка? Матушка была воплощенный ангел-воитель, будто меч огненный был в ее руках для борьбы со злой силой. Она лечила молитвой, водой… От рождения была святая, не как другие подвижники, которые своими подвигами получали со временем святость. Она была маленькая, как ребенок, все время полулежала на кроватке, на боку, «на кулачке». Так и спала, по-настоящему почти никогда не ложилась. Когда принимала людей, садилась, скрестив ножки, две ручки вытянуты прямо в воздухе; наложит пальчики на голову стоящего перед ней на коленях человека, перекрестит, скажет главное, что надобно его душе, помолится.
Она жила не имея своего угла, имущества, запасов; кто пригласит, у того она и живет; жила на приношения, которыми сама не могла распорядиться. Была в послушании у злой Пелагеи, которая всем распоряжалась, пила и раздавала все, что приносили Матушке, своим родственникам. Без ее ведома Матушка не могла ни пить, ни есть. Иногда губы у нее пересохнут и она жалобно просила Пелагею: «Пить хочу», – а та грубым голосом, нетрезвая, наевшаяся потихоньку, лежа на кровати, отвечает: «Не время тебе пить!» Мы тайком от Пелагеи приносили еду и питье, а Матушка не берет – иногда сутками.
Матушка, казалось, знала все события вперед. Каждый день прожитой ею жизни – поток скорбей и печалей приходящих людей. Помощь больным, утешение и исцеление их. Исцелений было много по ее молитвам. Возьмет двумя руками голову плачущего, пожалеет, согреет святостью своей, и человек уходит окрыленный. А она, обессиленная, только вздыхает и молится ночи напролет. У нее на лбу была ямка от пальчиков, от частого крестного знамения. Крестилась она медленно, усердно, пальчики искали ямку… Много было случаев, когда она отвечала приходившим на их вопросы о близких: жив или нет? Кому скажет: жив, ждите… Кому – отпевать и поминать. У мамы была подруга, три раза получала извещение о смерти мужа, а Матушка – свое: «Жив, придет на Казанскую! Постучит в окошко!..»
Кончилась война, а его так и нет, и вот в сорок седьмом году он пришел, и все так и было, как она сказала! Этот человек, Тимофей Петрович Хиров, только недавно умер, года два-три назад. Весной 1948 года он достал икону Казанской Божией Матери и пешком от Кутузовки донес ее до Царицына, где в то время Матушка гостила.
Когда началась война, Матушка просила всех приходящих к ней приносить ивовые ветки; она их ломала на палочки одинаковой длины, очищала от коры и молилась. Пальчики были все в ранках. Часто говорила, что бывает невидимо на фронтах, помогает…