О знаменитых иноземных полководцах
Шрифт:
6. Подвизаясь на гражданском поприще, он всегда и был и считался приверженцем партии оптиматов [282] , но не погружался в общественные течения, полагая, что люди, окунувшиеся в эти дела, располагают собой не более, чем пловцы, носимые морскими волнами. Должностей он не искал, хотя легко мог получить их благодаря своему влиянию или положению; ведь было уже невозможно ни добиваться магистратуры по обычаю предков, ни получить ее без нарушения законов при распространившихся злоупотреблениях и подкупе, ни исполнять ее, не подвергаясь опасности при царящем в государстве падении нравов. Публичные торги он никогда не посещал и ни разу не выступал в качестве поручителя или откупщика. Никого не привлекал он к ответу от своего имени или вместе с другими обвинителями, никогда не искал защиты в суде и ни с кем не судился. Принимая поручения многих консулов и преторов, никого из них не сопровождал он в провинцию, удовлетворяясь оказанной честью и не заботясь о прибылях. Так, например, он не пожелал отправиться в Азию с Кв. Цицероном, хотя мог получить у него место легата, ибо считал, что стыдно ему, пренебрегшему претурой, быть нахлебником претора. Поступая таким образом, он сохранял не только достоинство свое, но и покой, избегая поводов к обвинениям. Такая щепетильность его была всем весьма по душе, ибо видели, что соблюдается она ради долга, а не из страха или расчета [283] .
282
Партия оптиматов здесь — партия нобилитета, превратившаяся в 40-е гг. в сенатско-республиканскую партию.
283
В 6-ой гл. Непот перечисляет ряд непрестижных в среде почтенных граждан действий
7. Ему было около 60-ти лет, когда началась Цезарева гражданская война [284] . Пользуясь преимуществом своего возраста, он никуда не уехал из города, друзей же своих, отправившихся к Помпею, снабдил всем, в чем они нуждались. Не обидел он и самого Помпея, дружески к нему расположенного, ибо не имел от него никакой корысти, в отличие от прочих приятелей, получавших из его рук почести или богатства; некоторые из этих людей неохотно присоединились к войску Помпея, а иные остались дома, нанеся ему тем самым тягчайшую обиду. Цезарю же миролюбие Аттика было настолько по душе, что после победы, письменно требуя у частных лиц денег, он не только не обеспокоил этого человека, но даже помиловал из уважения к нему сына его сестры и Кв. Цицерона, подвизавшегося в лагере Помпея. Так, старинные жизненные правила Аттика избавили его от бедствий нового времени.
284
О Цезаревой гражданской войне (49–45 гг. до н. э.) см. вступительную статью.
8. Такой же тактики придерживался он и после убийства Цезаря, когда казалось, что государство находится во власти Брутов и Кассия, и было похоже, что все граждане приняли их сторону [285] . С Марком Брутом у него были такие хорошие отношения, что этот молодой человек предпочитал старого Аттика всем своим сверстникам, так что тот занимал у него первое место и на пиру, и в совете. И вот пришла кому-то в голову мысль, чтобы римские всадники учредили особую казну для убийц Цезаря. Полагали, что план этот легко осуществится, если столпы всаднического сословия внесут свои средства. Тогда Г. Флавий, приятель Брута, попросил Аттика возглавить это дело. Но тот, считавший, что следует оказывать друзьям только беспартийные услуги и всегда уклонявшийся от подобных замыслов, ответил: если Брут захочет воспользоваться его имуществом, то возьмет столько, сколько будет возможно из него взять; что до предложения, то он не станет ни обсуждать его, ни вступать с кем бы то ни было в соглашение. Так и распалась эта кампания единомышленников из-за того, что ее осудил один Аттик. Вскоре после этого победа начала клониться на сторону Антония, а Брут и Кассий, покинув свои провинции, данные им для вида консулом… при отчаянных обстоятельствах удалились в изгнание [286] . И тут Аттик, отказавшийся примкнуть к тем, кто хотел предоставить деньги их партии в период ее процветания, теперь, когда сломленный духом Брут покидал Италию, послал ему в дар 100 тыс. сестерциев, заочно приказав выдать ему же в Эпире еще 300 тыс. Так, не заискивая перед усилившимся Антонием, не покинул он и тех, кто был на краю гибели.
285
Во главе тираноубийц стояли: М. Юний Брут (около 85–42 гг. до н. а) — сын Сервилии, бывшей возлюбленной Цезаря, племянник (по матери) Катона Младшего; Децим Юний Брут Альбин — соратник Цезаря на протяжении многих лет, наместник Цизальпийской Галлии в 44 г.; Г. Кассий Лонгин — талантливый офицер, успешно оборонявший Сирию от парфян после поражения римлян при Каррах, в 48 г. — начальник эскадры Помпея, после победы Цезаря — прощенный помпеянец и легат диктатора.
Торжество Брута и Кассия было весьма условным. Через несколько дней после убийства Цезаря чернь Рима встала на сторону цезарианцев, в середине апреля тираноубийцы покинули столицу и странствовали по городам Италии, вербуя сторонников. Летом 44 г. к ним стекались их клиенты из италийских муниципиев, к Антонию в Рим — ветераны Цезаря. Соотношение сил складывалось так, что в конце августа Брут и Кассий покинули Италию, возложив надежду на силы провинций.
286
Текст Непота здесь испорчен. Еще при жизни Цезаря Брут был назначен наместником Македонии, а Кассий — Сирии. В апреле 44 г. Антоний добился, чтобы сенат передал эти провинции консулам, т. е. ему самому и Долабелле; Бруту и Кассию назначили Крит и Киренаику. 3 июня был проведен новый закон о перемене провинций, по которому Антоний получил Цизальпинскую Галлию; в ноябре Македония была назначена брату его Гаю. Невзирая на все эти постановления, осенью 44 г. Брут и Кассий заняли Македонию и Сирию в явочном порядке. Власть Брута распространялась также на Иллирию и Эпир.
9. Вслед за тем произошла Мутинская война [287] . Если я скажу, что в это время он вел себя благоразумно, то похвала моя окажется слишком слабой, ибо он явил поистине божественную прозорливость, если можно назвать таковой постоянное врожденное благомыслие, не изменяющее себе ни при каких обстоятельствах. Антоний был объявлен врагом отечества и покинул Италию, не имея никакой надежды на возвращение. Не только многочисленные и могущественные враги его, но и примкнувшие к ним гонители, надеявшиеся извлечь из травли Антония ту или иную пользу, преследовали его домочадцев, стремились дочиста ограбить жену его Фульвию, а детей были готовы даже убить. Аттик же, ближайший друг Цицерона и Брута, не только не присоединился к обидчикам Антония, но поступил противоположным образом, укрыв, по мере сил, его близких, бежавших из города, и оказав им помощь в их нуждах. Например, П. Волумния [288] он оделил столь щедро, что родной отец не мог бы дать ему большего. Самой же Фульвии, которая была завалена тяжбами и пребывала в великих тревогах, он столь доброжелательно предложил свои услуги, что в суд она ходила только с ним, и он был поручителем во всех ее делах. А еще случилось так, что в благополучные времена она купила в рассрочку поместье, а после того, как разразилась беда, не могла занять денег, и тогда подоспел Аттик, давший ей заем без процентов и без расписки. Величайшим своим прибытком считал он возможность выказать себя человеком благодарным и заботливым, доказывая одновременно, что всегда дружит с людьми, а не с их удачей. И когда он совершал все эти поступки, никто не мог заподозрить, что он приноравливается к обстоятельствам, ибо никому не приходило в голову, что Антоний станет хозяином положения. Впрочем, некоторые оптиматы исподволь осуждали его за недостаточную, как им казалось, враждебность к дурным гражданам, он же предпочитал делать то, что считал нужным, а не то, за что его похвалят другие.
287
О Мутинской войне см. вступительную статью.
288
П. Волумний Эвтрапел — командир армейского "рабочего" отряда (род инженерно-саперных войск), приятель и собутыльник Антония.
10. Вдруг судьба перевернулась. Когда Антоний возвратился в Италию, не было человека, который не счел бы, что Аттику грозит большая беда из-за дружбы его с Цицероном и Брутом. Поэтому незадолго до прибытия полководцев он покинул Форум, страшась проскрипции, и укрылся у П. Волумния, которому, как сказано выше, незадолго до того оказал помощь — так переменчивы были в то время обстоятельства, что сегодня одни, а завтра другие люди оказывались или на вершине счастья, или в пучине бедствий. При Аттике находился Кв. Геллий Кан, сверстник его, во всем на него похожий. В отношениях их тоже проявилась сердечность Аттика, ибо, познакомившись еще в школе, они неразлучно прожили всю жизнь, причем дружба их крепла до глубокой старости. Что до Антония, то он, люто ненавидя Цицерона, пылал враждою не только к нему, но и ко всем его друзьям, которых намеревался подвергнуть проскрипции; поддавшись, однако, уговорам многих защитников, принял во внимание услуги Аттика и, разведав его убежище, написал ему своею рукой, чтобы он, не страшась, тотчас явился к нему, так как он, Антоний, вычеркнул из проскрипционного списка как его, так и помилованного ради него Кана. А поскольку дело происходило ночью, он послал ему охрану, дабы не приключилось какой беды. Так, в случае величайшей опасности Аттик защитил не только себя, но и того, кто был ему всех дороже. Ни у кого не просил он помощи и для спасения себя одного, доказав, что не хочет иметь участи, отличной от судьбы друга. Итак, если всячески превозносят кормчего, спасшего корабль от шторма средь морских скал, то можно ли не оценить несравненное благоразумие того, кто сумел уцелеть в столь частых и тяжких гражданских бурях?
11. Избавившись от этих бед, он только и делал, что помогал многим по мере сил. Когда чернь, соблазненная наградами триумвиров, охотилась за проскрибированными, не было среди тех человека, который, добравшись до Эпира, испытал бы в чем-нибудь нужду или не получил бы разрешения задержаться там сколь угодно долго [289] . А после битвы при Филиппах, когда погибли Г. Кассий и М. Брут, он начал опекать претория Л. Юлия Моцилла, сына его Авла Торквата и прочих их товарищей по несчастью, приказав доставлять им из Эпира на Самофракию все необходимое [290] . Трудно, да и не столь уж необходимо перечислять все его благодеяния. Мне хотелось бы только, чтобы все поняли, что щедрость его была постоянной и бескорыстной. Сами дела и обстоятельства свидетельствуют об этом, ибо не благополучным людям оказывал он услуги, но приходил на помощь несчастным. Например, о Сервилии, матери Брута [291] , он заботился после смерти сына нисколько не меньше, чем в счастливые ее времена. При таком великодушии он не нажил себе ни единого врага, поскольку сам никого не задевал, а если терпел от кого-нибудь обиду, то предпочитал забывать, а не мстить. Оказанные ему услуги он запоминал навсегда, а те, что оказывал сам, помнил до тех пор, пока сохранял благодарность тот, кто их принял. На нем как бы оправдывалась поговорка: нрав человека образует его судьбу. Впрочем, он образовывал скорее самого себя, чем свою судьбу, опасаясь заслужить какой-нибудь справедливый упрек.
289
В Эпире находились имения Аттика.
290
Самофракия — остров в северных водах Эгейского моря, древний центр почитания Великих Богов — кабиров. Имел статус убежища.
291
Сервилия — единоутробная сестра Катона Младшего, жена марианца Марка Брута, убитого в 77 г. в Цизальпийской Галлии по приказу Помпея, в молодости — возлюбленная Цезаря.
12. Этими достоинствами своими он заслужил то, что М. Випсаний Агриппа, ближайший друг молодого Цезаря, имевший возможность заключить любой брак благодаря своему влиянию и цезареву могуществу, загорелся желанием породниться с Аттиком и предпочел дочь римского всадника более знатным невестам. Устроил эту свадьбу триумвир М. Антоний, глава государства [292] . Используя влияние этого человека, Аттик мог бы увеличить свое состояние, но страсть к деньгам была ему совершенно чужда, и он обращался к Антонию лишь для того, чтобы просить за своих друзей, которым угрожали беды или убытки. Особенно все это проявилось во времена проскрипций. Например, однажды триумвиры, по заведенному тогда порядку, конфисковали имущество римского всадника Л. Сауфея, сверстника Аттика, который из любви к философии жил в Афинах, но обладал богатыми поместьями в Италии. Благодаря настойчивым хлопотам Аттика вышло так, что Сауфей одновременно получил известия и о потере, и о возвращении своего имущества. Подобным же образом во время избиения всадников спас он Л. Юлия Калида, которого заочно внес в проскрипционный список П. Волумний, командир антониева саперного отряда, прельстившийся его огромными африканскими поместьями; о Калиде я осмеливаюсь с уверенностью утверждать, что после смерти Лукреция и Катулла это был первый поэт нашего времени и к тому же — благородный и прекрасно образованный человек. Трудно теперь судить, чего больше — славы или труда — приносили Аттику эти хлопоты, ибо известно, когда дорогие ему люди попадали в беду, то о далеких друзьях он заботился не меньше, чем о тех, кто был рядом.
292
Молодой Цезарь (63 г. до н. э.-14 г. н. э.) — Гай Октавий, внучатый племянник Цезаря (внук его сестры Юлии), усыновленный диктатором под именем Гая Юлия Цезаря Октавиана. С 30 г. — единоличный властитель Римской державы, с 27 г. — официально признанный "первый гражданин" (принцепс), получивший торжественное прозвище Августа ("Священного").
Марк Випсаний Агриппа (63–12 гг. до н. э.) — ровесник и однокашник Октавиана, командовавший обычно войсками друга. Первым браком был женат на дочери Аттика Помпонии, вторым — на племяннице Августа Марцелле, третьим — на дочери принцепса Юлии.
М. Антоний (около 83–30 гг. до н. э.) — родственник диктатора Цезаря по матери своей Юлии, ближайший его сподвижник, консул 44 г. После гибели диктатора — главный противник республиканской партии, с 43 г. — триумвир и наместник восточных провинций, любовник, а затем супруг египетской царицы Клеопатры. В 31–30 гг. Антоний и Клеопатра вели войну с Октавианом и покончили с собой при вторжении победоносного врага в Египет.
Триумвират — союз трех генералов-цезарианцев — М. Антония, Г. Юлия Цезаря Октавиана и М. Эмилия Лепида, заключенный в ноябре 43 г. Был оформлен в виде чрезвычайной магистратуры для устроения Республики сроком на 5 лет. При разделе державы Октавиан получил Италию и западные провинции, Антоний — Восток, Лепид — Африку. Полномочия триумвиров были продлены в 37 г. после встречи их в Таренте. В 36 г. Октавиан лишил власти Лепида, игравшего в "союзе трех" второстепенную роль. Равновесие между Октавианом и Антонием продержалось до 32 г.
13. Домохозяином этот человек был не менее хорошим, чем гражданином. Несмотря на богатство, покупал и строил он весьма умеренно, а жил при этом великолепно, имея все лучшее. Так, на Квиринале был у него Тамфилов дом [293] , доставшийся ему по наследству от дядюшки. Привлекательность его заключалась не в строении, а в парке. Само же здание, возведенное в древние времена, было скорее своеобразно, чем роскошно, и он ничего в нем не переменил, кроме того, что пришлось обновить по ветхости. Челядь у него была с точки зрения прока от нее — превосходная, а если судить по внешнему виду — едва посредственная. В нее входили высокообразованные рабы — чтецы и переписчики и даже слуги, сопровождавшие его на улице, все прекрасно умели читать и писать [294] . Равным образом замечательными умельцами были и другие мастера, обслуживавшие домашние нужды, причем среди них не было ни одного купленного раба, но только рожденные и воспитанные в доме, что свидетельствует не только о бережливости, но и о рачительности хозяина. Ведь бережливым почитается тот, кто не проявляет чрезмерной алчности к вещам, свойственной столь многим людям, а умение наживать добро скорее усердием, чем деньгами, присуще лишь весьма рачительным людям. Был он изящен без пышности, блистателен без расточительности, стремился к опрятности, а не к роскоши. Домашняя утварь его была немногочисленна и скромна, так что не казалась ни бедной, ни богатой. Не премину упомянуть также об одном обстоятельстве, хотя некоторым читателям оно покажется, наверно, незначительным: несмотря на то что он был видным римским всадником и довольно щедро приглашал к себе в гости представителей разных сословий, по расчетной книге его я знаю, что на месячные расходы он определял обычно не более 3 тыс. сестерциев. И утверждаю я это не по слухам, но по личному опыту, ибо, как друг, часто бывал причастен к его домашним заботам.
293
Квиринал — один из семи холмов Рима. Название дома Аттика происходит, видимо, от имени первых его владельцев — Бебиев Тамфилов, чья семья процветала в 80-х гг. II в. до н. э. Особняк стоял недалеко от храмов Квирина и Благополучия.
294
Используя домашних рабов-переписчиков, Аттик занимался издательской деятельностью, в том числе публиковал Цицерона. Рабы-чтецы были обычной принадлежностью римского культурного дома. Чтение вслух, особенно за столом — характерная черта античного мира; пережиток этого обычая — чтения за монастырской трапезой.
14. За трапезой его никто не слыхивал иного увеселения, кроме голоса чтеца, который кажется мне самым приятным развлечением. Ни одно застолье его не обходилось без какого-нибудь чтения, так что сотрапезники наслаждались и душой, и телом; а приглашал он тех гостей, чьи вкусы совпадали с его собственными.
Ничего не изменил он в своих ежедневных привычках и образе жизни и тогда, когда состояние его значительно увеличилось. Не слишком блистая при 2 млн. сестерциев, полученных от отца, не стал он роскошествовать сверх обыкновения и при 10 млн., придерживаясь в обоих случаях одного потолка. Не заводил он ни садов, ни пригородных дач, ни дорогих приморских вилл, имея в Италии всего две сельские усадьбы — Арретинскую и Номентанскую. Весь его денежный доход поступал от владений в Эпире и Риме. Отсюда видно, что деньги он тратил, как правило, не столько широко, сколько разумно.
15. Он никогда не лгал и не переносил лжи. Вообще любезность его не лишена была строгости, а суровость — снисходительности, так что трудно было понять, любят ли его друзья или, скорее, уважают. На просьбы отвечал он осторожно, полагая, что не щедрый, а легкомысленный обещает то, что не может исполнить. Дав же согласие, так старательно его соблюдал, словно занимался не чужим делом, а своим собственным. Взятыми на себя поручениями он не тяготился, связывая с ними свою добрую славу, которая была ему всего дороже. Вот почему занимался он делами и обоих Цицеронов, и Катона, и Кв. Гортензия, и Авла Торквата, а также многих римских всадников. Отсюда понятно, что государственных дел он избегал не по лености, но по убеждению.