Оазис
Шрифт:
Не помню, сколько времени мы препирались: я была ужасно зла, и от того, чтобы не взять подругу за плечи и не начать трясти, как грушу, меня удерживало лишь её плачевно-побитое состояние. Но не факт, что удерживало бы и дальше, продолжай она упрямиться; однако этого не произошло. В какой-то момент Яринка замолчала на полуслове и разрыдалась, обняв меня так порывисто и внезапно, что я чуть не свалилась со скамьи вместе с ней. "Прости, я очень боюсь!" – шептала она мне сквозь слёзы, а я гладила её по потускневшим волосам и только повторяла, что правильно боится, что Бурхаева надо бояться, что он не оставит её в покое, и, если есть шанс бежать, то глупо им не воспользоваться.
Яринка
Такие мысли были слишком безнадёжны, поэтому я заперла их в подвале своего сознания, закрыла на сто замков. Потом. Потом, когда Яринка будет в безопасности, у меня хватит на это времени, уж тогда мне ничто не помешает плакать хоть целыми днями. А пока я должна сделать всё, что нужно, и не допустить ошибки. Второй попытки нам никто не даст. И, как бы мне ни было плохо без Яринки, это будет в тысячу раз лучше, чем снова увидеть её избитой, истерзанной, с погасшим взглядом заплывших глаз. Ещё раз я такого не вынесу, сама пойду убивать Бурхаева!
Поэтому сейчас я решительно тянула подругу вперёд, несмотря на праздно шатающихся неподалёку гостей, несмотря на яркую, как прожектор, луну, заливающую всё вокруг оранжевым светом, несмотря на то, что не знала, насколько ещё хватит этой моей решительности.
Мы двигались вдоль пляжей в тени домов, не прячась, но и не высовываясь на открытое пространство. Если сейчас нас встретит кто-то из охранников, вряд ли у него возникнут вопросы: гулять по всему острову никому не возбранялось в любое время суток. Насторожить могла разве что Яринкина сумка, перекинутая через моё плечо, но про неё мы знали, что соврать. В Русалкиной яме нам тоже ничего не грозило. Вряд ли там кто-то появится: здешние легенды берегли это место лучше всякой охраны даже днём. Сложности могут возникнуть только на воде. Уже через пару часов начнёт светать, и до этого момента лодка, на которой Ян увезёт Яринку, должна скрыться за горизонтом.
Не иначе, как подруга читала мои мысли, потому что шепнула на ходу:
– Как думаешь, он уже там? Если ещё нет, мы не успеем…
– Должен быть там, – тем же заговорщическим тоном, хотя вокруг никого не было, ответила я. – В письме же написал, что подплывёт с темнотой и будет ждать в камнях.
– Если только его не заметили раньше, – переживала подруга. – Если охрана не поймала…
– Да ну, – отмахнулась я. – Тогда бы уже все знали, тут же сплетни вмиг разлетаются. А Бурхаев бы орал на весь остров.
Яринка нервно хихикнула. Кажется, мне удалось частично её успокоить, но сама я никакого спокойствия не испытывала. Если охрана засекла подходящую к берегу лодку и встретила её, то это не обязательно должно
Постепенно смех, голоса и звон бокалов отдалялись. Чем дальше мы уходили от центральных пляжей, тем реже встречались цветные фонарики и качающиеся на ветру перемигивающиеся гирлянды. Теперь справа от нас тянулись нежилые здания: склады, прачечная, бетонные коробки без окон непонятного назначения, за стенами которых что-то мерно гудело. Когда и они сменились глухим забором, я невольно замедлила шаг: Русалкина яма была совсем рядом. Русалкина яма, а с нею – момент истины.
– Дайка, – жалобно шепнула рядом Яринка, видимо, охваченная тем же смятением. Но её слабый дрожащий голос придал мне решимости, и я, покрепче сжав руку подруги, устремилась вперёд. Чем быстрее всё закончится, тем лучше. Да и луна, миновав точку зенита, угрожающе клонилась к западу, напоминая о приближающемся рассвете.
Но и этому яркому до неприличия светилу следовало отдать должное. Не знаю, чем я думала, не взяв с собой даже планшета, чтобы подсвечивать нам дорогу в кромешной темноте южной ночи, но не будь луны, мы бы добрались до места назначения с разбитыми носами и лбами: нагромождения камней перед Русалкиной ямой и днём представляли собой сложное препятствие. Зато теперь, благодаря жёлтому лунному свету, заливающему окружающее пространство, нам удалось достичь цели без потерь.
Яринка, которую до этого мне приходилось волочь чуть ли не на буксире, почуяв конец пути, вырвалась вперёд и скакала по камням, кривясь на один, помятый Бурхаевым, бок. Я слышала её прерывистое, со всхлипами, дыхание, и на какой-то миг испугалась, что она начнёт в голос звать Яна. Не начала, только едва слышно поскуливала что-то на ходу. Я различила слова «мамочка» и «пожалуйста», из чего сделала вывод, что это была своеобразная молитва. И мысленно горячо присоединилась к ней, обращаясь сразу ко всему сущему: море, небо и луна, помогите мне спасти свою подругу, защитите моего самого близкого человечка!
Словно в ответ на нашу общую мольбу длинные, резкие отброшенные луной тени глыб Русалкиной ямы потянулись нам навстречу, спеша обнять, укрыть и спрятать. В моём сознании на миг ярко ожила картина из прошлого: я и Яринка, пригнувшись, бежим через открытое, освещённое фонарным светом пространство к ночной церкви, стремясь быстрее укрыться в её тени. История всегда повторяется дважды…
Впереди негромко вскрикнула Яринка, и моё сердце оборвалась. Засада? Я неловко замерла, силясь разглядеть что-либо там, где темнота каменных нагромождений уже поглотила мою подругу. Луна оранжевым прожектором била в глаза, и сделать это было нелегко. А потом уже не понадобилось.
Сквозь лёгкий плеск прибоя до моих ушей долетел счастливый Яринкин смех, звук поцелуев, обрывки восторженных восклицаний: "Пришёл… Пришёл за мной!", – и, облегчённо выдохнув, остаток пути я преодолела уже не торопясь. Пусть влюблённые помилуются.
Правда, для того чтобы вволю намиловаться, времени им понадобилось куда больше, чем мне, чтобы преодолеть разделяющее нас расстояние даже неспешным шагом. Я терпеливо стояла рядом, деликатно глядя в сторону, а они всё обнимались, целовались и, кажется, оба ревели, шумно шмыгая носами. Ян безостановочно просил у Яринки прощения за то, что ей пришлось пережить, а подруга утешала его. Мне эта мелодрама уже начала надоедать, и я принялась скучающе оглядываться: благо, к тому времени глаза почти привыкли к царящей среди глыб тьме. И вздрогнула.