Оазис
Шрифт:
– Куда же, по-твоему, деваются те, кто решил покинуть Оазис? – после долгой паузы спросила я у Аллы, уже почти успокоившись. – Ведь никого силой не держат. И почему не держат? Зачем всё это враньё с контрактом?
– А сама не догадываешься? Квёлые куры тут никому не нужны: у девушек должна быть мотивация, чтобы старались, работали, и не только с гостями. Думаешь, захочет кто-то номера убирать или посуду мыть, зная, что от этого ничего не изменится? А куда п-потом деваются? Кто же знает? Перепродают их, наверное, и перепродают, с-скорее всего, в такие места, где никто долго не протянет. Чтобы концы в воду.
Я вспомнила слова Ральфа о любительских видео
Алла заметила это, понимающе скривила губы.
– Так что ты, молодая, когда со своим долгом рассчитаешься, не спеши рваться отсюда. Дольше протянешь.
– Спасибо, – тихо сказала я. Не думаю, что Алла вспомнит о нашем разговоре завтра, принимая во внимание то, как она переводит взгляд с почти опустевшей бутылки на холодильник, где стоит ещё одна, но поблагодарить старшую тем не менее стоит. В конце концов, она, без всякого преувеличения, предупредила меня о смертельной опасности.
– Н-не за что, – Алла снова начала запинаться, её лицо раскраснелось. – Мотай на ус, мне не жалко. Мне уже что… и так недолго осталось, спрос падает. Новеньких вот привезли, к-конкура… конки… кон-ку-рен-ци-я растёт, ничего не поделаешь, да.
– Да брось, – попыталась я утешить старшую. – Ты очень красивая, на тебя спрос ещё долго не упадёт.
Алла всё-таки встала и, нетвердой походкой пройдя к холодильнику, извлекла на свет третье шампанское, со стуком опустила его на стол, уставилась на меня сквозь упавшие на лицо тёмные волосы.
– А знаешь, когда я п-поняла, что моё время выходит? Не з-знаешь?!
Я опасливо покачала головой.
– А к-когда Доннел тебя купил! А меня вызывать перестал. И Соньку… и Людку… Всё с тобой, а ты, дура, даже не п-поняла, как тебе свезло. Он же никогда ничьим постоянником не был, а тебя сразу на год…
– Так ведь это только потому… – начала я и осеклась. Не рассказывать же сейчас пьяной Алле про Ховрина, про мой ход конём, про желание Ральфа, пользуясь подвернувшимся случаем, досадить давнему недругу! Она всё равно завтра забудет мой рассказ, да и вообще – это только наше с Ральфом личное дело. Тем более, несмотря на свою ещё не прошедшую обиду на него, мне было неприятно напоминание о том, что, если бы не чистая случайность, Ральф никогда не обратил бы на меня внимания.
– Любишь его? – внезапно спросила Алла, пытливо, насколько позволяли ей съезжающиеся в кучу глаза, глядя мне в лицо.
Я торопливо мотнула головой. Нет, не могу назвать любовью то, что испытываю к Ральфу. Уважение – да. Глубокую благодарность – да. Привязанность – да. Возможно, даже что-то вроде поклонения перед куда более умным, сильным и старшим человеком, – но не любовь. Да и трудно было бы любить такого, как он, – ничего не рассказывающего о себе, скупого на ласку где-либо, кроме постели, замкнутого и насмешливого.
– Ну и дура, – снова нелестно отозвалась обо мне пьяная Алла. – А он тебя любит. Всех перестал вызывать к с-себе, всё с тобой да с тобой… на год купил… никогда никого так надолго не покупал, только на ночь…
Её бормотание стало совсем неразборчивым, голова клонилась к столу. Поняв, что празднование Рождества подошло к концу, я встала, решительно вернула в холодильник так и не открытое шампанское и обняла Аллу за плечи, помогая ей встать. А, уже отводя старшую наверх, прислушиваясь к несмолкающему грохоту фейерверков снаружи, успела подумать, что, если сказанное ею о чувствах Ральфа ко мне хоть самую чуточку окажется правдой, – он спасёт меня. Он приедет весной из далеких стран, я расскажу ему про страшную судьбу, которая ожидает меня здесь, и Ральф обязательно что-нибудь придумает. Уж он-то придумает…
Но тут я ошиблась. Ральф не вернулся в Оазис.
Два посленовогодних зимних месяца прошли у меня под знаком грядущей весны. Я искала признаки её приближения повсюду: в цвете моря, в запахе ветра, в форме облаков, в голосах чаек, даже в прибывающих на остров гостей вглядывалась жадно, пытаясь найти на их лицах что-то, что каким-либо образом подтвердило бы мне приближение тёплых дней. Время, как всегда бывает, когда чего-то сильно ждёшь, тянулось медленно до невозможности. Я занимала себя как могла: учила английский, читала, смотрела телевизор, по ночам, когда наш домик пустел, до рассвета играла в приставку, чтобы потом упасть в постель и уснуть до обеда. Днём наведывалась в Русалкину яму. Там я оборудовала стрельбище для своей новой рогатки, вроде того, что было у нас с Дэном в лесу. Только вместо шишек целями мне служила выставленная в ряд на одном из валунов галька, она же была и снарядами. Вместе с Пчелкой Ральф вручил мне увесистый мешочек стальных шариков, предупредив, чтобы была осторожна: при попадании в человека такой шарик может больно ранить. Но шариками я не стреляла, берегла их, потому и тренировалась на гальке.
Рогатка действительно оказалась очень мощной. Тяжи посылали снаряд с такой скоростью, что глаз не мог заметить его полёта. Сметенная им цель исчезала так же мгновенно. Мне даже казалось, что в момент выстрела я слышу короткое "ввззз!" вспоротого воздуха. Регулярные тренировки и былое мастерство привели к тому, что я почти никогда не промахивалась, это стало для меня лёгким и естественным: глаза привычно фиксировали цель, руки двигались на автомате, и разноцветные морские камушки послушно один за другим улетали в море, сбитые моим новым великолепным оружием.
Кроме стрельбы, я старалась больше гулять. Просто бродила вдоль берега, иногда, если никого не было поблизости, переходя на бег, пытаясь хоть частично потратить переизбыток свободной энергии, которую мне некуда было девать.
С началом марта у меня появилась привычка каждый день приходить к причалу и стоять у окружающего его забора, глядя сквозь прутья решётки на прибывающие изредка судна и раздражая охранника. Ральфа всё не было.
В апреле я затосковала. Помнила, что он не называл точной или даже примерной даты своего возвращения, но не могла отделаться от ощущения, что все сроки уже миновали. Перестала гулять и приходить в Русалкину яму с Пчелкой, забросила занятия английским, перестала читать, тем более, что в местной библиотеке почти не осталось не прочитанных мною книг. Теперь всё моё времяпровождение составляли телевизор, сон и ожидание у причала.
А в середине апреля, незадолго до моего дня рождения, меня вызвала к себе Ирэн.
Глава 20.
Второй аукцион.
Когда Алла сказала, что управляющая ожидает меня в своём кабинете, я даже не встревожилась. До конца оплаченного Ральфом срока оставалось ещё больше месяца, и я чувствовала себя в безопасности. Как выяснилось – напрасно.
Ирэн встретила меня изучающим взглядом. Мы с ней не общались с того дня, когда они со старшим Бурхаевым пытались выяснить у меня местонахождение Яринки; разве что пару раз случайно сталкивались на улице. И теперь в её взгляде я видела искренний интерес. С этим интересом управляющая изучала меня с полминуты, прежде чем заговорить.