Оазис
Шрифт:
– Неплохо, – голос Ирэн звучал пренебрежительно, с ноткой презрения. – Безделье идёт тебе на пользу. Подросла, поправилась. Гостям понравится.
– Каким гостям? – спросила я, стараясь не показать тревоги. – Почему я должна им нравиться?
– Потому что хватит бездельничать, – Ирэн протянула руку к настольному календарю, провела по нему длинным блестящим ногтем. – В конце месяца откроем твой второй аукцион и будем надеяться, что и на этот раз найдётся какой-нибудь любитель… кхм… специфической внешности.
Если по её замыслу последняя фраза должна была меня задеть, то управляющая выбрала для сарказма
– Какой аукцион?! Ральф купил меня на год! И он скоро вернётся и продлит…
– Не думаю, – Ирэн попыталась изобразить сочувственную улыбку, но получилось у неё плохо. – Ты бы следила за новостями, раз уж твой хахаль обретается за границей. В прошлом месяце Русь ужесточила въезд и выезд, а насколько я знаю, Доннел как раз попадает в ту категорию иностранных граждан, которым здесь больше не рады. Так что на его появление можешь не рассчитывать.
Я слушала её сквозь нарастающий шум в ушах. Снова вокруг рушился мир, как тогда, когда я теряла Дэна, а потом и Яринку, но, если в тех случаях у меня оставалась хоть какая-то надежда на будущую встречу, то Ральф, уходя из моей жизни, не оставлял и этого. Без Ральфа я не имела шансов покинуть Оазис, а это означало, что и Яринка с Дэном тоже потеряны навсегда.
– Ты меня слышишь? – раздраженно спросила Ирэн, которая, оказывается, всё это время что-то говорила. – Тебе всё ясно?
Я смотрела на неё и не понимала, чего от меня хочет эта холёная женщина, почему её аккуратно выщипанные брови хмурятся, а ярко накрашенные губы нервно кривятся. Не сумев пробиться сквозь моё молчание и не получив ответа, Ирэн повысила голос:
– Я сказала, чтобы ты завтра к двум часам явилась в салон! Нужно привести в порядок твои волосы и сделать татуаж губ и бровей! Ты больше не девственница, так что твой образ должен стать более ярким и вызывающим. Послезавтра мы подберем для тебя новый гардероб и на неделе сделаем фотосессию для сайта: нужно привлечь внимание гостей.
Я набрала в лёгкие воздух, ещё не опомнившись от ужасной новости и понятия не имея, что тут можно сказать, но зная, что сказать необходимо, иначе молчание будет принято за слабость. И выдавила одно-единственное слово.
– Нет.
Брови Ирэн, и до того нахмуренные, совсем сошлись на переносице.
– Объясни, что это значит, – потребовала она ледяным тоном, не сулившим ничего хорошего.
Но я к тому моменту уже справилась с оцепенением; меня захлестывали эмоции, и я с готовностью воспользовалась предложением.
– Это значит – нет! – почти крикнула я прямо в красивое, неестественно молодое лицо. – Я не пойду в салон, не буду ничего делать со своими волосами, не стану фотографироваться! Вы не имеете права! Ральф оплатил этот месяц до конца!
– А до конца месяца к тебе никто и не прикоснется! – тоже повысила голос Ирэн. – Но я не позволю и дня сидеть на моей шее, поэтому ты должна будешь начать работать с первого же числа мая, а для этого все необходимые приготовления нужно делать уже сейчас!
– Не буду! – отрезала я. – Ральф вернётся, и ему не понравится то, что вы хотели меня продать другим, пока его нет!
Ирэн зло прищурилась, её ноздри угрожающе раздулись, но ответила она спокойно, насмешливо:
– Девочка, кажется,
Я услышала звон в ушах, как от пощёчины. Даже не сколько от слов Ирэн, сколько от стыдливого осознания того, что я только что впервые в жизни прикрылась именем мужчины. Униженная этим фактом, уже ничего не боящаяся, я вернула Ирэн такой же презрительный взгляд и ответила:
– То, что он когда-то легко заменил тебя, не значит, будто и я такая же дешёвка!
Она моргнула, некрасиво приоткрыла рот. Я не могла знать, насколько точно в цель попали мои слова: ведь Ральф так и не ответил на мой бестактный вопрос о странных отношениях с нашей управляющей, – но результат мне понравился. С Ирэн словно разом слетела вся её моложавость, и на миг я увидела усталую увядающую женщину с тоскливыми глазами, в которых притаился страх одиночества.
Но была она такой недолго. Словно мимолётная тень от пробежавшего облака скользнула по её лицу, и вот уже на меня смотрела прежняя Ирэн, уверенная в себе и взбешённая донельзя.
– Ты, я гляжу, отрастила зубы? – спросила она тихим, дрожащим от ярости голосом. – Гляди, как бы тебе не вбили их в глотку. Прощаю на этот раз, но только потому, что к началу мая ты мне нужна здоровая.
Но глаза её говорили иное, и с возвращающимся страхом я поняла: свои неосторожные слова мне ещё придётся вспомнить. Возможно – не раз…
– Если завтра в назначенный срок, – продолжала Ирэн, не замечая моего испуга, – ты не явишься в салон на процедуры, если откажешься участвовать в фотосессии или ещё в чём-то посмеешь ослушаться моих распоряжений – клянусь, я продам тебя первым желающим, в первый же притон! И плевать на то, что скажет по этому поводу Доннел, если когда-нибудь здесь появится! Ясно?!
Я молча развернулась и, чеканя шаг, вышла из кабинета, каждую секунду ожидая услышать гневный оклик. Но Ирэн не остановила меня, наверняка поняв то, чего ещё не поняла я сама: мой самовольный уход был последней демонстрацией протеста. Угроза попала в цель. Я не могла допустить, чтобы меня увезли из Оазиса: только здесь ещё оставалась надежда на встречу с Ральфом, на его возвращение вопреки словам управляющей. А значит – придётся делать всё, для того чтобы остаться.
На следующий день я пришла в салон, где покорно снесла все манипуляции с волосами и лицом, предписанные мне Ирэн. Даже татуаж бровей и губ, который оказался довольно болезненной процедурой, вытерпела равнодушно. И результат не произвел на меня никакого впечатления, несмотря на восторженные заверения соседок в том, что я стала настоящей красавицей.
Через несколько дней прибыл с большой земли и мой новый гардероб. С плохо скрываемым отвращением я под пристальным взглядом Ирэн перемеряла всё, что было нужно. Платья казались мне вульгарными, обувь на каблуках – ужасно неудобной, а кружевное нижнее бельё – пошлым. Но управляющая осталась довольна, и я не посмела выразить своё негодование. Я вообще до поры до времени избрала своей тактикой молчание и покорность, потому что в глубине души продолжала верить в скорое возвращение Ральфа.