ОБ ИСКУССТВЕ. ТОМ 2 (Русское советское искусство)
Шрифт:
Формализм кубистов и других… преодолевал действительность, расщепляя ее, уродуя, бесцельно ее деформируя. Между тем большинству нашей публики, которая будет наполнять залы АХРР, нужна концентрация действительности, нужно, чтобы картина была насыщена изобразительностью н вместе с тем, чтобы действительность в картине была художественно организована. <…> Мы живем в условиях социалистического государства. Казалось бы, у нашего художника должна особенно чувствоваться потребность организовать свои художественные формы и слиться с революционной действительностью, устремленной к высшему порядку. Этого пока еще не заметно. Твлько у немногих более или менее уже чувствуется это стремление.
Если бы мы путем комбинации всего того, что мы имели в нашем недавнем прошлом, через общественный реализм
<…> Я не буду останавливаться на отдельных полотнах и художниках, которых я видел на выставке. Я очень бегло осмотрел ее. Приятно было видеть немало работ, на которых хотелось бы остановиться со вниманием. Упомяну сейчас только одну фамилию, которую я до сих пор не слышал, художника, которого я >не знаю, но работы которого меня порадовали. Он обещает много, принимая во внимание его молодость. Я говорю о картинах, изображающих беспризорных детей и принадлежащих молодому художнику Богородскому. Это превосходные вещи. Мне кажется, что они крепко сработаны. А между тем это очень молодой мастер, — вернее, даже не мастер, а подмастерье. Самое же лучшее то, что здесь мы в самом деле видим перед глазами действительность, настоящий опыт художественного социально–психологического анализа. Это вздор, когда начинают гово рить, что художник не должен быть психологом. .Мы должны знать человека. Мы должны стремиться к тончайшему познанию человека через его внешние проявления. Человеческое чувство, настроение очень трудно учесть непосредственно, но то, как оно отражается в физиономии, в позе, в самой конструкции всего внешнего облика, имеет огромное познавательное значение. И вот суметь чисто зрительными путями представить вам какой–нибудь социальный тип так, чтобы перед вами как будто распахнулись двери и вы сразу осознали, сразу увидели, как переплетались социальные пути, соединялись линии, создавались условия, чтобы дать именно такой тип, — это и есть высокое искусство. Для этого нужно суметь выбрать объект. Когда мы смотрим на эту серию лиц беспризорных детей Богородского, мы как будто видим самое нутро тех, которые сейчас растут волчатами. В будущем они, быть может, испытав все эти ужасные, неласковые прикосновения судьбы, по–разному выйдут на разную дорогу. Одни выкуют необычайно острый ум, гибкость, хладнокровие, самостоятельность и волю, другие окажутся отщепенцами, антисоциальным элементом, а третьих скосит судьба, сделав жертвами туберкулеза, идиотизма и т. д. И молодой Богородский умеет показать нам все это. Его прекрасные этюды нужно издать как иллюстрации к хорошему трактату о том, что из себя представляет такое социальное явление, как детская беспризорность.
Это вовсе не значит, что картины Богородского на этой выставке лучше всех. Здесь есть прекрасные мастера, а ему нужно еще учиться. Но я не мог не отметить его картин, написанных очень крепко и имеющих уже сейчас социальное значение.
<…> Наша молодежь — комсомольцы во многих отношениях указывают нам новые пути. Если в области нашего изобразительного искусства молодежь будет находить пути раньше старших, то последние отнесутся к этому не с завистью, а с величайшей радостью. Все равно, кто найдет правильный путь. Но все мы должны стремиться к тому, чтобы наши культурные искания в конце концов привели нас к великой общественной картине, которая будет началом новой эры в искусстве. Такая талантливая семья народов, какая имеется у нас в СССР, сумеет ответить на сверхтрудные запросы своего времени.
VII выставка
Трудно ждать решающего успеха слишком скоро. Близки все же те годы, когда мы, ожидающие нового слова, действительно вправе будем сказать, что его отражение в искусстве, в литературе, в быту выросло у нас. Я смело могу сказать, что именно от нас его ждут лучшие элементы Европы.
Приложение 13 (к статье «Искусство в Москве»)
Игорь Грабарь К 40–летшо художественной деятельности Хотя Игорь Эммануилович Грабарь еще не старый человек, но он имеет уже все права отпраздновать 40–летний юбилей выдающейся художественной деятельности и деятельности общественной на арене нашего строительства новой художественной жизни. Виднейшее место занимал он в обоих этих отношениях еще до революции и внес своими трудами известный вклад в нашу новую художественную культуру послереволюционного периода.
Игорь Эммануилович представляет собой одного из тех крупных квалифицированных интеллигентов, которые просто и без оговорок перешли на службу к Советскому правительству и работа которых под руководством рабочей власти оказалась целесообразной.
Передаем некоторые важнейшие черты богатой событиями и трудами культурной жизни этого человека.
Еще на гимназической скамье Грабарь рисует, работает масляными красками и пишет заметки о выставках и статьи о литературе, которые нигде не удастся поместить. 5/17 ноября 1889 года, по поступлении Грабаря в Петербургский университет, одна из них — «Российские органы печати», — высмеивающая мракобесие тогдашней печати, впервые появляется в «Стрекозе» под псевдонимом «Choy t'nique». Тотчас вслед за тем его приглашают к участию в «Будильнике», в «Шуте», в «Ниве». 17/29 декабря того же года в «Стрекозе» появляется его первый рисунок. В 1890—1897 годах он работает главным образом в «Ниве», где пишет статьи по вопросам искусства и помещает спои рисунки. Издательством «Нива» выпущена за эти годы серия популярных в свое время книжек рассказов Гоголя с иллюстрациями Грабаря: «Заколдованное место», «Мочь перед Рождеством», «Вечер накануне Ивана Купала», «Шинель» и др. (<подпись:> Игорь Храброй).
В 1894 году по окончании университета Грабарь поступает в Академию художеств, которую оканчивает в мастерской Репина. В 1897 году в ежемесячных приложениях к «Ниве» появляется его статья «Упадок или возрождение»— горячая апология модернизма, первый в России бунт против академической и передвижнической рутины (январь — февраль). Статья вызывает бурю негодования во всей реакционной печати.
С 1896 по 1900 год Грабарь продолжает художественное образование во Франции, Италии и Германии, где оседает в Мюнхене, организовав здесь вместе со своим прежним руководителем Ашбэ частную академию, построенную впервые в Мюнхене па основе импрессионизма.
С основания «Мира искусства» в 1899 году состоит деятельным сотрудником журнала и учрежденного последним художественного общества до его распадения в 1903 г., когда Грабарь организует вместе с К. Коровиным, Врубелем, Сомовым и другими «Союз русских художников».
С 1903 г., выставляя ежегодно картины в России и за границей (в 1906 г. избран действительным членом парижского общества «Осенний салон»), отдает все время, остающееся от живописи, научно–исследовательской работе в области истории искусства.
Одновременно Грабарь неоднократными поездками в Италию углубляет свое архитектурное образование, полученное в Мюнхене в 1896—1900 годах.
В 1906 году в Германии появляется его книжка на немецком языке «Два века русской живописи».
В 1907 году с основания журнала «Старые годы» принимает в нем ближайшее участие (статьи «Федор Алексеев» — 1907 г., «Останкино» — 1910 г., «Происхождение классицизма» — 1912 г. и др.).
В 1909 году после пятилетнего обследования всех государственных и многих частных архивов, дворцов и усадеб публикует в издательстве Кнебель первый выпуск своей «Истории русского искусства», задуманный в девяти томах, из которых до немецких погромов 1914 года в Москве вышло только пять.