ОБ ИСКУССТВЕ. ТОМ 2 (Русское советское искусство)
Шрифт:
Мне лично всегда нравились эти плакаты — простые и лаконичные в рисунке и подписи. В них всегда был задор и крупнозернистый юмор. Иные говорили, что крестьяне, для которых эти плакаты предназначались, не поймут их [215] Но крестьяне понимали: смекали, подмигивали, ухмылялись, а иногда и хохотали.
И теперь немцы — критика и публика — воздают довольно громкую хвалу смелости рисунка и яркости расцветки живописца рядом с меткостью и находчивостью замысла, который, к сожалению, не может быть усвоен ими еще и через остроумие словесного комбинатора, шутника–литератора, играющего в этих плакатах немалую роль.
215
Наверное, Луначарский имел в виду Н. К. Крупскую. Во всяком слу чае, выступая 5 мая 1924 г. с докладом в Ленинграде, он вспоминал: «Н. К. Крупская, рассмотрев очень хорошо сделанный плакат Маяковского, на мою реплику, что мы показывали его крестьянам и крестьяне недурно в нем разбирались, сказала: «Очень скверно, что вы портите вкус крестьян, в конце концов можно научить их чему угодно, если вводить их в эту при стань, но по существу к чему это» («Вопросы литературы», 1977, № 3, с. 186).
Быть может, после этого успеха Маяковский найдет досуг обращаться иногда от пера к карандашу.
Лео Михельсон, который является организатором выставки русских плакатов, выставил большой групповой портрет, два индивидуальных портрета и несколько более мелких вещей, в том числе рисунки.
Сами немцы — например, Пауль Фехтер в своем этюде о нем, — считают его полунемцем, полурусским, что, по их мнению, сильно сказалось на его большой выставке в 1926 году.
Михельсон родился в Риге, 18–ти лет переехал в Баварию, затем вновь вернулся в Россию, учился в Ленинградской Академии художеств, и только с 1911 года переселился окончательно в Берлин. Пауль Фехтер в своем этюде о Михельсоне отмечает, что он принадлежит к тому поколению, которое было сильно задето влиянием экспрессионистов, но отметил в своей работе как раз отход от этого направления. Фехтер отмечает также ту большую дружбу, которая в течение последних годов жизни Коринта объединяла великого художника с Михельсоном.
Критик приписывает как экспрессионистскую «отсталость» нашего соотечественника, так и его любовь к Коринту близостью его к славянскому миру, и интересным образом называет Коринта «самым восточным из немецких художников». Фехтер считает, однако, что Михельсон добился полной самостоятельности от Корнита. (Лично я не нахожу почти ничего «коринтовского» в Михельсоне.)
Уже из этих характеристик ясно, что Михельсон прежде всего портретист.
Его портреты в рисунке pointe seche [216] и, еще более, в масле сделаны очень нервно и быстро. Даже большие полотна носят характер торопливо и темпераментно сделанных эскизов. Никакого стремления к законченности, вплоть даже до некоторого неряшества работы; но, несомненно, много жизни, хватки, непосредственного чувства.
216
Гравировка по металлу сухой иглой.
Почти все виденные мною портреты Михельсона хороши по–своему. Они всегда очень цельны и выразительны. Мне говорили, что и сходство при этом достигается замечательное. Неудивительно, что лучшая до сих пор работа Михельсона — групповой портрет семьи известного пианиста Спивакова— является самым значительным произведением нынешней выставки. Он и помещен в ее центре, так сказать, на почетном месте.
Но и не представленные на выставке русские художники пользуются здесь часто очень большим успехом..
Так, например, с ярким успехом прошла здесь самостоятельная выставка графических произведений нашего знаменитого мастера — гравера Фалилеева. Вместе с его работами выставлены были и гравюры Кочур–Фалилеевой, тоже обратившие на себя внимание критики и публики. Эта художница, насколько мне известно, очень мало выставлявшая в России картины, здесь написала целую серию их. Немцам особенно понравилась и по структуре, и по живописи, и по символическому содержанию мать с ребенком, на фоне Кремля, которую они окрестили «советской Мадонной».
Крупный успех имела также и выставка художника Колесникова [217] которая в скором времени будет повторена в Кенигсберге. Провинция здесь вообще не отстает от Берлина и всегда желает видеть то, о чем благоприятно писала пресса. Так, например, графическая выставка супругов Фалилеевых на днях повторится в Бреславле. Что касается Колесникова, то при серьезных художественных качествах он обладает одной особенностью, придающей ему большой интерес в глазах немцев. Колесников — полумонгол по происхождению, и большинство его произведений правдиво отражают степные пейзажи и быт монгольского народа. Заслужили большой похвалы картины и цветные гравюры Колесникова, изображающие лошадей и всадников, все своеобразие которых Колесников умеет полностью передать.
217
Имеется в виду С. М. Колесников.
Я пишу только о художниках, выставки которых имели в Берлине несомненный успех.
Не могу не отметить, что все эти художники являются либо гражданами Советской России, прочно связанными со своей родиной, либо, как Михельсон, еще довоенными «немцами», после революции, однако, особенно тщательно подчеркивающими свое сочувствие новой России.
Я не знаю, есть ли в Берлине откровенно эмигрантская группа художников, которая пользовалась бы хоть каким–нибудь успехом. Другое дело — Париж. Там русские художественные силы очень значительны. Но они делятся на несколько определенных групп: есть советские художники, приехавшие с нашими паспортами, частью даже получающие наши субсидии и предполагающие вернуться, как только истечет их срок. Есть советские же художники, которые несколько слишком «влипли» в парижскую жизнь, так что некоторым из них уже пора для их же пользы напомнить о родине. Есть очень значительная группа художников, давным давно живущих в Париже и в значительной мере офранцузившихся. Среди них есть первоклассные. Большинство этих художников, подобно недавно посетившему Москву Аронсону [218] самым определенным образом подчеркивают, что они отнюдь не «эмигранты» и что, не желая рвать с Францией, они хотели бы возобновить или укрепить связи со старой родиной.
218
Аронсон был в Москве в 1927 г.
Наконец, есть группа злостных эмигрантов, бежавших из России в разное время, непримиримых и для нас погибших.
Не будем плакать об этом, талантов у нас хватит.
НУЖНА ЛИ ФЕДЕРАЦИЯ ИЗО ХУДОЖНИКОВ?
Впервые — «Вечерняя Москва», 1928, 25 января, № 21.
Печатается по тексту кн.: Луначарский А. В. Об изобразительном искусстве, т. 2, с. 203—205.
Эта статья стала для своего времени заметным в художественной жизни явлением, так как в ней наряду с призывом к консолидации художников недвусмысленно отмечалась и осуждалась тенденция руководства АХРР — стеснить творческую самостоятельность художников, входящих в Ассоциацию.
Наши художники изобразительных искусств находятся по отношению ко всем, почти без исключения, другим отрядам искусства в наихудшем положении. Им труднее всего организовать сбыт своих произведений. Не надо думать, что вопрос о сбыте представляет собою только коммерческую проблему; вероятно, так о нем никто и не думает, но следует поставить точку над «i» и раскрыть, в чем существенным образом заключаются пути к его разрешению.
На первом плане стоят проблемы идеологического порядка. В самом деле, нельзя сказать, что мы вовсе не имеем рынка для картин, что у нас нет, так сказать, возможного рынка для них. Это неверно: и государство, и местная власть, и кооперация, и профсоюзы, и отдельные клубы, и красноармейские части, и дома крестьянства и т. д. и т. п. нуждаются в произведениях искусства. Правда, наши превосходные графики своими гравюрами, плакатами и т. д. в значительной мере удовлетворяют сейчас запросу современной широкой публики в художественной иллюстрации ко всей нашей общественной жизни. Но графика либо не обладает достаточной монументальностью, чтобы служить украшением стен того или другого помещения, назначенного для совещаний, собраний, отдыха и т. д., либо, если это плакат, представляет собою все же нечто, скорей, соответствующее улице, чем внутренним покоям вышеупомянутого порядка. Место для живописца и скульптора, таким образом, остается. Мало того, с дальнейшим развертыванием нашего строительства больше чем вероятно, что оно пойдет по линии включения в архитектурное целое статуй и фресок. Тогда, конечно, возможный рынок, о котором я сейчас говорил, сделается еще более широким.
Но возможности нашего рынка будут расти не только в соответствии с покупательными силами целого ряда организаций, но и со способностями художника дать им то, что п м действительно нужно.
Картина, как и книга, — совсем особенный товар. И часто товар этот не идет не оттого, что нет потенциального потребителя или что страдает сам торговый аппарат, а потому, что товар не соответствует идеологическим требованиям потребителя.
Таким образом, идеологическая проблема, чрезвычайно важная сама по себе, с точки зрения культурного развития нашей страны является также краеугольным камнем проблемы завоевания и расширения внутреннего рынка сбыта для нашего изобразительного искусства.