Обагренное божество
Шрифт:
Рафен видел, как этот свет омыл тело брата и плоть Аркио, казалось, переплавляя ее в черты Примарха. Его темно-красная броня превращалась в золотые с белым крылья, вспыхнувшие из-за его плечей. Затем, так же быстро, как копье стало снова неподвижным, пропало и видение.
Тишина, которая последовала за этим, была такой полной, что на миг Рафен испугался, что мог оглохнуть. Но через мгновение, каждый Кровавый Ангел в зале заорал в полный голос, выкрикивая имя их Примарха, пока, кажется, каждая стена не задрожала от этого звука.
Присяга крови! Я действительно был этому свидетелем? Неужели моего брата коснулся лично ангельский правитель?Вопросы молотом стучали внутри
На кафедре, где в восхищении от зрелища замер Сахиил, Инквизитор Штель с удовлетворением наблюдал за молодым Кровавым Ангелом, лицо Аркио было мокрым от слез радости. Он не смог сдержать тонкую, ледяную улыбку.
СЛОВО "чудо" распространилось из великого зала по палубам "Беллуса" со скоростью лесного пожара, к каждому Космодесантнику и серфу, на службе ордена Кровавых Ангелов. Минута с Аркио на кафедре снова и снова проигрывалась на церковных экранах, усеявших боевую баржу и эффект был поразительным. Полагая, что их миссия завершена, моральный дух Десантников на борту "Беллуса" упал, как только был проложен курс домой. Каждый из них был горд завершить задание, и они предвкушали вновь увидеть Ваал, но все же на корабль опустилась трудноуловимая меланхолия. Экипаж "Беллуса" знал, что их одиссея почти подошла к концу, и это печалило их.
Но не долго. Явление копья Аркио, разожгло светлую ярость в Кровавых Ангелах и для выживших на Кибеле это стало вдохновляющей идеей. Мужчины, которые стояли с Рафеном и были готовы встретить смерть с открытыми объятьями, изменились в одну ночь. Внезапно они стали неистовыми и жаждущими крови. Во время огневых ритуалов стрельбы и в обязанностях обслуживания, даже среди дневной боевой тренировки, разговоры боевых братьев сводились к человеку, прозванному "Благословенным" и к горячему желанию отомстить жителям Шенлонга.
Пока работы по восстановлению двигателей подходили к концу, "Беллус" оставался на орбите планеты мавзолея несколько дней и Рафен не удивился, когда Сахиил приказал усилить тактические тренировки наземного штурма. Он пытался найти Сержанта Кориса, но старый ветеран был неуловим. Изменениями горел воздух на борту боевой баржи и на всем протяжении он резонировал в сердцах каждого Космодесантника желанием воевать. Если вскоре не прольется кровь, размышлял он, воины обезумят.
В голове у Рафена бушевал шторм противоречий. Он не видел своего родного брата с окончания церемонии по павшим, но он постоянно думал об Аркио. Он пытался, как мог, забыть несмываемую картинку, когда его молодой брат обретал облик Сангвиния. Видение в великом зале повторяло краткое мгновение сдвига, которое он испытал на Кибеле во время штурма Несущих Слово. В то время он думал, что устал и расстроен ходом событий, но сейчас инцидент был другого, более пугающего свойства.
Рафен не был псайкером или каким-то ментальным колдуном с проклятым, искаженным зрением и все же, краткие видения были ясны как день. В других обстоятельствах, он мог бы подозревать, что изъян проявил себя таким коварным образом, но скверна черной ярости была сумасшествием, неистовой силой и никогда не проявляла себя так тонко. Туркио, Люцио и Корвус в один голос говорили о пульсации света и тишине, которая за этим последовала. Их голоса были полны почтительного страха, когда они упоминали имя Аркио и Рафена вскоре утомили несущественные вопросы Кровавых Ангелов, ответов на которые он не знал, о его брате. Он помалкивал, но по правде, Рафен был не уверен, что сделало Аркио, так называемым "благословенным". Он любил своего брата и знал его так хорошо, как мог знать только родной человек, но какое-то плохое предчувствие стучалось к нему в разум. Оно скрывалось, слабое и тусклое, на задворках его мыслей, искажая каждую секунду его жизни. С этими сомнениями в душе, он продолжал
ИНКВИЗИТОР Штель по полной использовал камеры для допросов на "Беллусе" во время миссии по поиску Копья Телесто. Многие жертвы, которые прошли через медный, диафрагменый люк пристально рассматривали последние вещи, которые они могли увидеть в своей жизни: машины для допроса, столы с набором зловещих ножей и стул, прикрученный к палубе. За годы, пока "Беллус" двигался от мира к миру, Штель приказал своей свите изменить элементарные механизмы, используемые Космодесантниками для содержания пленных. Они постепенно создали инструмент для инквизитора, который напоминал огромное "гибельное седалище" в Схоле Еретикус, где он учился. Когда Штель вошел, он окинул взглядом камеру, рассматривая темные металлические подпорки, венки из ладана и темные глубины за парящими светосферами. Это была прекрасная сцена для такого игрока как он.
Он снял накидку, стряхнул комочек пыли с пальцев, потом подошел к пыточному стулу. В нем удерживался Несущий Слово, еретик, который звал себя Норо. Он был бледен и окровавлен, но все еще жив. Штель оценивающе посмотрел на раны от пуль на его теле. Они были покрыты струпьями с черными пятнами гноя, но все еще сочились и изредка текли. Пройдет еще немного времени, прежде чем он умрет.
— Высокопреосвященство, — сказал лексмеханик, выдавая себя скрипящими, железными ногами. — Я продолжаю расшифровывать каждое сказанное Предателем слово. Он мало выдал, но забросал меня ругательствами и нечестивыми проклятьями.
Инквизитор кивнул и поднял взгляд на серво-черепа, которые вяло кружили вокруг него.
— Потом, когда твои обязанности здесь будут завершены, покаешься, — приказал он, — очистишь себя от воздействия такого отступничества.
— Как будет угодно. — Сервитор поклонился.
Штель приблизился к Несущему Слово и с огромным усилием, вражеский солдат поднял голову. Ему пришлось придушить вспышку удовольствия, когда он увидел разгорающийся страх в глазах Норо. Ничего сильнее не возбуждало Штеля, чем уверенность, что он вселяет в других ужас. Он принял насмешливый вид.
— Больно, маленький предатель?
Замечательно, Несущий Слово собрался с силами и скорчил вызывающую гримасу.
— Смерть тебе и твоему богу-трупу, навозная личинка!
На лице инквизитора появилась улыбка.
— А, хорошо. Ты еще хочешь немного побороться. Я понял, что совсем не так захватывающе иссушить разум того, кто совершенно сломлен. Такая простая задача, скучно для мастера.
— Прочь! — Рявкнул Норо, его голос треснул, — оставь меня и иди трахай животных, мерзость!
Лексмеханик дернулся, как будто его пронзил инсульт.
— Лорд, какой цели служит то, что мы содержим образец в живых? Я интуитивно полагаю, что это низший еретик, не допущен к любой ценной информации, кроме той, что вы уже вытащили.
— Нет, я не соглашусь, — ответил Штель, глядя на сервитора. Затем он отвернулся и совершенно другим голосом произнес единственное слово.
— Сомнус.
Фраза повисла в воздухе как кольца дыма и заставила лексмеханика подергиваться. Затем внезапно глаза раба закатились и обессиленный, он резко упал. Позади него мягко опустились на пол и замерли три контролирующих серво-черепа. Произнесенное вызвало пост-гипнотическое внушение, которое Штель давным-давно поместил в разум лексмеханика и в мозги, уже столетия мертвых слуг, чьи черепа теперь были его механическими стражами. До тех пор, пока инквизитор не решит иначе, он и его жертва останутся наедине. Каждый монитор и сенсор, которыми был усеян интерьер остальной боевой баржи Кровавых Ангелов были убран из комнаты. Это была одна из первых вещей, которую сделал Штель, когда десять лет тому назад поднялся на борт "Беллуса".