Обагренное божество
Шрифт:
Оружие Рафена несло на себе перечень всех битв, на которых он дрался, как и отрывки из его любимых Глав в книге Лордов. Он нес их в своем сердце, но присутствие слов было поддержкой, которая укрепляла его решимость. Развернув оружие от себя, он открыл казенник в ритуальном жесте и ожидал боевого благословения Капелана.
Его взгляд пробежался по палубе. Колонны машин медленно маневрировали, загружаясь в десантные корабли "Громовых ястребов", танки "Хищник" образца Ваала грохотали в одной линии с транспортниками "Носорогами" и "Секачами". Он и большинство других Кровавых Ангелов будут заброшены на поверхность Шенлонга другим маршрутом; удлиненные десантные
Внезапное волнение привлекло его внимание. В передних рядах, успокаивающие голоса говорили взволнованным тоном, нарушая расположение собравшихся вокруг одной из капсул. Рафен встал с колен и пошел в их сторону. Он увидел Туркио и боевой-брат повернул в его сторону голову.
— Рафен, может быть будет лучше, если ты отойдешь…
Он растолкал ряды и увидел преклонившего колени Кориса, который, кажется, глубоко и почтительно молился. Затем тело старого воина дернулось, низкое рычание слетело с его губ. Рафен похолодел; он мгновенно распознал симптомы.
— Когда…?
— Он был угрюм, когда подошел, — прошептал Туркио, — и пока продолжался гимн, он, кажется, стал еще более расстроенным.
Кровавый Ангел облизнул губы.
— Я боюсь, это дело для Капелана.
Рафен проигнорировал его и сел на колени так, чтоб можно было увидеть лицо Кориса.
— Брат-сержант, ты слышишь меня?
Корис поднял голову, и дыхание замерло в горле Рафена. Лицо ветерана было искорежено едва сдерживаемой яростью, его глаза были темными впадинами звериной ненависти. Он обнажил зубы, с его губ стекала слюна.
— Рафен, — рявкнул он, — ах, парень, крылья, ты слышишь их? Звуки врага и горн проклятого Хоруса?
Шея сержанта вздыбилась мускулами, когда он напрягся, чтоб сдержать кипящий гнев внутри себя.
— Дворец Императора лежит в руинах, ты видишь?
Его дыхание было шипением сквозь зубы.
— Это реальность? Я вижу это и все же не вижу… Чаша! Она отравлена?
Туркио отрывисто кивнул.
— Это "черная ярость".
Генетическое проклятье. Говорить об этом было почти табу среди Кровавых Ангелов и все же, "черная ярость", "недостаток", "красная жажда", каким бы именем это не назови, это была та самая вещь, которая определяла нрав Ордена. Ученые и историки Космодесантников Ваала часто говорили о генетическом наследии великого Сангвиния с почтением в голосе. Настолько сильна была мощь чистого геносемени, что даже через десять тысячелетий после смерти от рук изменника Воителя Хоруса, психическое эхо этой последней, ужасающей схватки было неизгладимо запечатлено в клетках каждого Кровавого Ангела. В моменты величайшего стресса, сила этой травмы разгоралась в них, что и произошло с Корисом. Воинам, каждому из них, была хорошо знакома восхитительная мощь ярости, привлеченная зазубренным лезвием боевого безумства, но это было постоянным испытанием их характеров, сдерживать безумие берсерка. Эта сила, которая скрывалась в коллективной родовой памяти воинов Ваальцев, выходила на поверхность — как сейчас и произошло, в канун битвы Кровавые Ангелы становились одержимыми запечатленными воспоминаниями. Они смотрели на мир так, как видел его Сангвиний и начинали верить, что они сами были примархом, сцепившимися в смертельной схватке с Хорусом, пока вокруг них пылала великая Терра. Для
Рафен положил свою руку на плечо сержанта.
— Корис, послушай меня. Это я — Рафен, твой друг и ученик. Ты знаешь меня.
— Знаю… — выдавил Корис, — ты должен остерегаться… Зловонная кровь! Оскверненная чаща…
— То, что ты видишь — видения. Ты не должен позволить им пересилить тебя или ярость поглотит твой разум!
На какую-то долю мгновения взгляд Кориса, кажется, просветлился.
— Я чувствую боль его смерти, как свою собственную! Она мчится через меня…. Но что-то… не так…
Рафен заметил приближающуюся фигуру в черной броне.
— Брат, отойди в сторону, — сказал Туркио, — ты не должен вмешиваться.
— Что здесь происходит? — Десантник перевел взгляд от старого воина на чудовищный шлем-череп Капеллана. Рафен узнал жреца Брата Делоса, того же человека, который обращался к Аркио в великом зале.
— Ваше преосвященство, — начал Туркио, — я боюсь, наш достопочтенный Сержант Корис колеблется на краю порчи.
Рассерженной горой Рафен повернулся к ним обоим.
— Я не хочу этого слышать! Он смотрел в лицо ярости тысячи раз и уберег свою душу от этого, и в этот раз будет так же!
Даже пока Рафен говорил, он знал, что в этот раз так же уже не будет. Делос опустил свой визор и положил свою руку на руку Рафена.
— Ты не сможешь переубедить его словами, брат, — сказал он мягко, — жажда забирала величайших из нас… Лестарллио, Тихо на Темпесторе, даже Мефистона…
— Мефистон не сдался! — Огрызнулся Рафен.
Опытным взглядом Капеллан изучил Кориса.
— Но Мефистон был единственным. Твой учитель не устоит долго перед тягой. Ты позволишь ему обезуметь от боли, брат? Или отойдешь в сторону и позволишь даровать ему шанс упокоиться?
Рафен почувствовал, как силы покинули его. Делос был прав.
— Но почему сейчас? Ярость просто так вот не появляется! Я то и дело сражался рядом с Корисом и никогда ранее я не видел его таким сломленным!
— Никто не может знать путей великого ангела. — Торжественно произнес Делос, помогая Корису встать на ноги. Глаза ветерана были стеклянными, каждый из них знал, что он видит сейчас перед собой битву десяти тысячелетней давности, а не палубы "Беллуса".
Жалость, подобно клинку, пронзила Рафена, когда Делос подал знак другой фигуре, закованной в черную броню, увести Кориса. Сержант напрягся и через плечо проревел.
— Рафен! Опасайся … предателей!
Туркио с сожалением покачал головой.
— Он уже перепутал настоящее с дуэлью против Хоруса.
— Ты уверен? — Мучительно парировал Рафен.
Делос взвесил в своей руке крозиус арканум. Свет блеснул на красных крыльях скелетообразного геральдического щита.
— Корис не первый пал перед жаждой в этот день и я боюсь, что он не последний. Это еще одно предзнаменование, что Сангвиний стоит рядом с нами и это те, кого поглотило его сияние.
По незаметному сигналу старшего жреца, Капеллан Кровавых Ангелов начал мрачное песнопение мессы обреченных.
— Морипатрис, — тихо выдохнул Туркио, — Путь открыт в роту Смерти.
— Это неправильно! — Зарычал Рафен. Старый воин был учителем для него так долго, сколько он помнил, предшественник от его отца теперь давно уже обратился в пыль в землях клана Ломанного Плоскогорья. Это казалось бессовестным, просто дать ему уйти без борьбы, после стольких яростных битв.
— Вы слышали, что он сказал, что-то не так!