Обаламус

Путятин Александр

Верилось с трудом, что семнадцатилетний первокурсник Андрюшенька Упоров был худеньким невзрачным очкариком. В те далекие времена он великолепно играл на фортепьяно и даже выступал с концертами. Но в экспедициях требовались сила и ловкость, и Андрей стал заниматься несколькими видами тяжелой атлетики и силовых единоборств одновременно с тем же фанатизмом, с которым прежде разучивал гаммы. Результат — к тридцати пяти годам при росте сто семьдесят пять сантиметров он весил около ста тридцати килограммов, носил брюки пятьдесят шестого размера и пиджак шестьдесят восьмого, собрал коллекцию кандидатских и мастерских удостоверений в различных видах спорта, имел чёрный пояс по каратэ. Очки Андрей Христофорович надевал теперь только на лекциях, а в обычной жизни обходился без них. На эту тему в прошлогодней факультетской стенгазете появилась даже карикатура с подписью: «У носорога очень плохое зрение, но при такой массе это не его проблемы». Упоров не обижался.

Многие не могли понять, что связывало такого прямолинейного и внутренне-организованного человека с «вечным флюгером» Михельсоном. Возможно, этой дружбой молодой доктор наук удовлетворял свою потребность в разгильдяйстве и неорганизованности. Подобных качеств никогда не было у него внутри, и Андрей Христофорович нашел их вне своего могучего организма.

Взяв у стойки кружку пенящегося «жигулёвского», я приблизился к руководящему столику.

— Вы позволите? — кивок в сторону свободного четвёртого места.

— Здесь занято, — произнёс, даже не посмотрев на меня, Михельсон.

— Мы человека ждем, — спустая секунду пояснил Андрей Христофорович, взглянув в лицо непонятливому нахалу. За соседними столиками граждане затаили дыхание и начали отодвигаться.

Но тут Жоша проглотил, наконец-то, кусок воблы и сказал, обращаясь к старшим товарищам:

— Больше не ждём, это он и есть.

Михельсон взглянул на меня с интересом.

— А я уж думал, что парнишка с утра выпил лишнего, и не видит, куда прётся.

— Нет, — отвечаю негромко, но чётко. — Не выпил, с собой принёс.

Шутка обросла бородой ещё при Петре Первом, но я подкрепил её визуально: отвернув полу пиджака, продемонстрировал Михельсону торчащее из внутреннего кармана горлышко «Столичной» с характерным язычком на пробке.

— Вот это по-нашему! — тут же оживился Алексей Исаакович. — Считай, что собеседование ты уже прошел и в штат экспедиции зачислен. Переходим к неофициальной части. Он придвинул голову поближе к Упорову:

— Андрюша, будь другом, сделай человеку вкусно.

Моя кружка утонула в правой ладони доктора наук и опустилась под стол. Раздались три коротких «буля» — и вот уже на стол вернулся новорожденный «ёршик». Я отхлебнул и восхищённо хмыкнул.

— Ух, ты… Прекрасно!

Было действительно здорово.

— Андрей Христофорович лучший специалист в этой области, — торжественно приподнял сигарету над столом Михельсон. — Жаль, что он не сможет поехать с нами.

— Травму на соревнованиях получил, — пояснил Жоша. — Шею ему свернули на первенстве Москвы по вольной борьбе.

Я с долей сомнения взглянул на расстегнутый воротник рубашки Упорова, попытался представить себе, чем можно свернуть такую шею. Но ничего мельче экскаватора в голову почему-то не приходило.

— …И нам срочно понадобилась замена, — вернул разговор в прежнее русло Алексей Исаакович. — Но, сам понимаешь, студент его заменить не сможет. Поэтому сделаем передвижку: Георгий (Михельсон двинул сигаретой в сторону Жоши) займет место моего заместителя. На должность руководителя группы наблюдения вместо Георгия назначим Сергея Птицына — он самый опытный из наблюдателей. А вы, Александр, займете освободившуюся должность наблюдателя. Эти перемещения нужно оформить приказами, поэтому машина завтра уходит без меня. Я буду через один-два дня, когда доделаю все бумаги. В мое отсутствие обязанности руководителя исполняет, естественно, Жариков. Приедете на место, оборудуете площадку приборами, устроите лагерь. Обедать будете в Доме отдыха в двух верстах от базы, я там уже договорился, завтрак и ужин в лагере. Есть вопросы? — он посмотрел на Жошу.

— Никак нет, Алексей Исаакович, — по-военному щёлкнул каблуками Жоша. — Всё как обычно: трехразовое питание, двухкратный прием спиртных напитков, заступающая смена — пятьдесят граммов, сменяющаяся — сто пятьдесят, остальным водка без ограничений.

— Не всем! Дежурному по кухне ни капли спиртного, пока с поста не отпустили, а то опять кто-нибудь соду с солью перепутает! — строго напомнил Михельсон. — В остальном все верно. А теперь, студент, передай мастеру емкость, ему в плаще разливать сподручнее. Все рабочие вопросы решили, отдыхаем! Как-никак суббота сегодня — выходной день.

И мы принялись отдыхать с энтузиазмом людей, понимающих, что с завтрашнего дня о выходных им придется надолго забыть.

11

В машине, не считая водителя, нас было шестеро. Выехали из Москвы пораньше, чтобы потом на месте хватило времени на обустройство. Жоша сел в кабину — показывать дорогу. В кузов тентованного ЗИЛка вместе со мной забрались и устроились на свёрнутых палатках и спальниках длинноногий Сергей Птицын, с недавнего времени сотрудник кафедры физгеографии СССР, мой однокашник Гена Лущенко и двое незнакомых первокурсников, представившихся Михаилом и Ренатом. Под монотонное урчание двигателя я довольно быстро уснул, а когда открыл глаза, ребята уже выбрались из машины. Я стал подавать им из кузова ящики с приборами и продуктами, мешки с палатками, спальники и прочую хрень (а каким ещё словом можно назвать, например, огромное дубовое кресло?). Жоша внимательно осматривал всё, что мы выгружали, и сверялся со списком. Когда из кузова вытащили последний ящик тушенки, наш ВРИО подписал водителю бумаги. Машина пустилась в обратный путь, обдав нас напоследок вонючей струёй выхлопных газов.

На опушке леса, примерно в сотне метров от расположенной в поле метеоплощадки, лежали сейчас две живописные кучи экспедиционного барахла. Врытый между ними в землю дощатый стол с двумя лавками по бокам, проплешина от кострища и лежащие рядом старые колышки указывали, что Пущинская экспедиция существует уже не первое лето.

Закипела привычная работа по обустройству лагеря. Все разбились на пары и разыграли по жребию места для палаток. Нам с Геной досталась ближняя от стола, и сразу же после установки мы забросили в нее свои рюкзаки и спальники. Как и большинство других, палатка была четырехместной — на комфорте Михельсон не экономил. Впрочем, в лагере установили и две шестиместные палатки. Одну поставили для пока ещё отсутствующего руководителя, вторую тут же заняли начальники помельче: Жоша и Птица.

В трудах праведных не заметили, как приблизилось святое время обеда.

— Птица — в лагере, остальные — за мной, — скомандовал Жоша, и мы послушно двинулись по тропинке через лес за временным руководителем.

На территорию Дома отдыха попали через дыру в сетчатом заборе. Столовая оказалась мечтой лесного жителя: уютная, опрятная, вся в белых скатертях, салфетках, занавесках. Наши штормовки и джинсы нарушали эту идиллию. Строгая заведующая встретила компанию с распростёртыми объятиями, справилась у Жоши о здоровье начальника и спросила, когда же тот сам зайдет на огонек. Стало ясно, что незримая рука Михельсона и его прославленное умение четко решать вопросы ведут нас по жизни и в отсутствие Алексея Исааковича…