Обалденика. Книга-состояние. Фаза первая
Шрифт:
Самое главное, – доверительно сказал он Пете, – правильно питаться. Когда питаешься – это правильно, – и обратился к остальным: – проваливайте теперь. Видеть вас, конечно, одно удовольствие, зато не видеть – другое. В трапезной встретимся.
Оставив в трапезной шумно гуляющих Кощея и компанию, Петя вышел на большой балкон с видом на каменистую даль.
Заглянул внутрь себя. Последнее время он ощущал Хозяйское состояние как «зеркальную гладь озера внутреннего», так проще было удерживать
Просмеявшись несколько раз, Петя уселся на каменную лавку. Мыслей в голове не было, но вся суть Петина, как и прежде, была пронизана устойчивым намерением – найти старуху. Ощущая в себе этот настрой уже не один день и неустанно поддерживая Хозяйское состояние, Петя почему-то не сомневался, что события неизбежно выстроятся самым благоприятным образом. Но хотелось, чтоб поскорее все же…
Внутри у него раздалось громкое урчание, и в воздухе прямо перед ним обозначилась кошачья улыбка.
– Ну и как тебе Кощей-то? – спросил Мяв у Пети. – Хор-р-рош?
– Да ну… что же в нем хорошего-то? – скривился тот. – Только и того, что бессмертный. Но быть таким занудой бесконечно… нет уж, лучше помереть смеясь…
– Ну, ну… – хмыкнул Мяв, – не признал, выходит…
– Кого? – удивился Петя. – Кощея, что ли?..
– Себя, Петя, себя, – засмеялся Мяв, – в Кощее-то…
И растаял.
У Пети даже рот от удивления отворился. Кучу слов хотелось сказать Мяву вдогонку, таких… рыбацкой крепости…
Вовремя глянул в «зеркало внутреннее, озерное» – буруны по нему пошли.
– Непорядок, – спохватился Петя, просмеивая волнение внутреннее.
– Мяв-то просто так не приходит, – молвил сам себе погодя, – раз заявился, значит, резон в его речах был. Вот какой только?..
Начнем-ка сызначала, – решил Петя.
А сызначала – это значит завсегда одно – Творец я, – не спеша думу он думал, – то есть мир вокруг себя сам творю. Из себя же творю, из настроев своих, беспокойств суетных или, напротив, покоя и красы своей внутренней.
– Красив Кощей? – спросил себя и даже плюнул, скривившись. – Как бы во сне ненароком красоту эту не увидеть… И кто его такого придумал…
…Стоп, – сказал себе же Петя, – это как – кто?.. Я же и придумал… Мамочка родная!.. Ведь я и есть творец-то его…
Так, так… – растерянно мыслил он, продолжая. – Чем дальше в глаз, тем больше бревен…
А что это значит?.. А одно лишь и значит: пока в Кощее я себя не признаю, не соглашусь, таким же придурком и он останется, и во мне кощейское что-то сохранится, не исчезнет. А там, глядишь, когда-то и наружу выскочит…
Петя посидел еще немного, вспоминая Кощея во всех мелочах, и вновь поежился внутренне, не хотелось ему признавать творение свое гадкое.
– А надо, – решился. Он вспомнил сизый бугристый нос Кощея с красными прожилками и как в воду кинулся – сказал вслух: – Это – я…
– Это – я… – повторил, прислушиваясь к себе.
– Это – я, – сказал уже увереннее.
Он представлял мутные глаза Кощеевы цвета непонятного, острые уши его волосатые, длинную, костлявую и сутулую фигуру и непрестанно повторял: «Это – Я… и это – Я… и это – Я… И все вместе – Я».
С каждым разом соглашаться становилось все легче и легче… В какой-то момент Петя ощутил внутреннее: «Хватит», – и как-то странно почуял себя… Будто больше прежнего его стало. Словно расширился он за счет Кощея, в себе его признав…
…Скрипнула дверь, и на балкон вывалился сам Бессмертный. Бухнулся на скамью рядом и сидел так какое-то время молча. Петя глянул на него, а затем внутрь себя – «зеркало озерное» не шелохнулось даже.
– Я это… – с удовлетворением подтвердил себе Петя.
Он вновь покосился на Кощея. Тот сидел, запрокинув голову, и смотрел на медленно плывущие облака.
– …Когда я родился, – неожиданно сказал он, – я посмотрел на небо, но увидел только потолок…
Он помолчал немного и добавил:
– И так в моей жизни было всегда… Сплошные потолки и стены… Сплошные запреты и обвинения… И каждый раз потом, как только хотел я небо бездонное в себе узреть, то видел лишь поеденный плесенью потолок…
Петя посмотрел на него удивленно – что-то в Кощее стало другим, не говорил он такого прежде. Поддавшись внутреннему порыву и сам не зная почему, Петя стал вдруг рассказывать ему о внутреннем смехе.
Вначале Кощей лишь досадливо отмахивался.
– Какой там смех, какой оптимизм… Оптимизм – это недостаток информации, а ты поживи с мое…
Но затем, услышав что-то явно интересное для себя, буквально вцепился в Петю и не отпускал вопросами, покуда тот ему все, что знал о смехе, не рассказал. Послушно смеялся, кудахча нутром. Рукой смеялся, ногой, печенкой своей…
Долго сидел потом молча. Наконец сказал:
– Ты никогда не думал, Петя, отчего это мосты завсегда поперек течения строят?.. Так вот ты только что внутри меня мост такой по течению развернул… И знать того даже не можешь, что сделал для меня сейчас…
– Заколдован я, Петя, давно уже, – продолжал Кощей в порыве чувств, – вот уж и не думал-не гадал, что именно ты мне ключ к спасению подаришь… Верно говорят – меньше пользуйтесь головой, от этого могут случиться неприятности по всему телу…
Петя, еще раз глянув на Кощея, решил, что случились-таки…
– Двое меня, – говорил меж тем Кощей, – двое в одном обличии. Сам не знаю, когда наружу Кощей-придурок вылезет, а когда я появлюсь. Может и час пройти, и месяц… Заклятье такое… Сказано было: как дурак в тебе до тебя же умного подымется-дорастет, и как, напротив, ты Дурака в себе-умнике сыщешь, как встретятся они в тебе, сравнявшись, как двое одним станут, – так и проклятье пройдет. Тыщи лет жду уже того… Неспешный процесс…