Объединяй и завоевывай
Шрифт:
— У вас есть солдаты, у меня — гениальное предвидение ситуации и военный талант. Вместе мы... — Он многозначительно замолчал и взмахнул рукой, предоставляя генералу возможность обдумать сказанное.
Не слишком влиятельный генерал явно заинтересовался. Тем не менее слова, что вырвались у него изо рта, не в полной мере соответствовали утвердившемуся на лице выражению.
— Солдаты у меня есть, «уи». Но что касается ваших военных талантов... Боюсь, они слишком дорого обошлись Стомику. Страна теперь напоминает разложившийся под солнцем труп. Даже
— У меня есть деньги, «мон женераль».
— Из достоверных источников мне известно, что вы пересекли руандийскую границу на своих двоих и ничего, кроме бумажника и палки с золотым набалдашником, с собой не захватили, «мон ами».
Они говорили по-французски — так по обыкновению общались образованные жители постколониальной Западной Африки.
— Я припрятал сундучок с сокровищами, — прошептал Анин.
— Где же?
— Ну знаете ли...
— Судя по всему, этот самый сундучок вы оставили в Ногонгоге, где сейчас беспорядки.
— Ни одна живая душа знать не знает о нем.
— Полагаю, у вас уже ничего нет. — Генерал принялся за бифштекс из антилопы. На тарелке показался красноватый сок. Руандиец задумчиво взял кофейную ложечку и, зачерпывая кровавую жидкость, стал прихлебывать своеобразное «консоме».
Над обедающими склонился официант, наполнил бокалы. Он был белый, а обедали заговорщики в лучшем французском ресторане в Кигали. Не то чтобы бывший Верховный главнокомандующий не доверял аборигенам — просто не хотел рисковать, особенно в этот решающий момент, когда требовалось заручиться военной помощью в дополнение к своим военным талантам.
— Когда-то я управлял народом, — по-прежнему гнул свое Анин. — При вашей поддержке я объявлю Стомику войну и верну все свои богатства, которые, естественно, разделю с самыми преданными друзьями.
— Не интересуюсь я революциями, — с набитым ртом промолвил не слишком влиятельный генерал. — Я — африканский патриот.
— Зачем же вы тогда согласились на встречу со мной? — возмутился Анин.
Собеседник наградил его улыбкой, в которой сквозила наивная хитрость.
— Потому, — ответил он, — что на свое маленькое жалованье я не могу позволить себе обед в таком вот ресторане.
И тут бессловесный белый официант подложил Анину кругленький счетец, после чего исчез, словно привидение.
Бывший Верховный главнокомандующий не без некоторой доли отвращения полез в свой весьма отощавший бумажник. Он-то рассчитывал, что за обед заплатит приглашенный, продемонстрировав тем самым лояльность по отношению к новому повелителю.
Счет лежал рядом с серебряным подносом, который его отчасти скрывал.
Магут Ферозе Анин без излишнего энтузиазма отодвинул поднос и под ним обнаружил небольшой кусочек картона, на котором красными чернилами было выведено: «Вы — огонь».
Наморщив гладкий, как колено, лоб, Анин перевернул карточку. На обратной стороне значились еще два слова по-английски: «Я — Огнетушитель».
— Это что еще такое? — взвыл Магут Ферозе, поднимаясь в полный рост.
Тотчас появился метрдотель. Извиняясь и кланяясь, он на безупречном французском выразил свое сочувствие Анину, а также послал на розыски дерзкого официанта, который, впрочем, обнаружен не был. Разузнать о нем тоже ничего не удалось, было установлено лишь, что он американец, нанятый на работу тем же злополучным утром.
— Как зовут дерзнувшего? — грозно осведомился Анин, когда они с не слишком влиятельным генералом выходили через черный ход, чтобы не привлекать излишнего внимания к особе последнего. Метрдотель с готовностью сообщил:
— Он представился Фьюри.
— Его следовало бы уволить за то, что он изгадил мне обед, — процедил Магут Ферозе и воинственно взмахнул тростью. — Уволить и выслать за пределы страны. Каждый африканец знает, что американцы спят и видят, чтобы я помер. Не преуспев в своих происках на территории моей родины, они перебрались сюда, в нейтральную Руанду.
Голос Анина так и звенел на высокой ноте, казалось, он вот-вот сорвется. Так что метрдотель посчитал за лучшее разорвать злополучный счет и лично вызвать бывшему Верховному главнокомандующему такси, нежели дожидаться, когда того от злости хватит удар на пороге его заведения.
Садясь в машину Магут Ферозе Анин позволил себе улыбнуться. Лучшего и в самом деле не придумаешь! За исключением, пожалуй, того, что не слишком влиятельный генерал отрекся от революционного дела. Что ж, на Африканском континенте есть и другие, раздираемые противоречиями нации. По большому счету после «холодной войны» многие африканцы испытывали трудности и находились на грани гражданской войны. Взять, к примеру, Бурунди...
По дороге в гостиницу Анин тем не менее задумался над содержанием записки. Что же, черт возьми, хотел сказать официант, передавая ему эту странную карточку?
Потом он решил, что официант — просто-напросто агент Организации Объединенных Наций и хотел его запугать. В самом деле, что им оставалось еще, коль скоро не удалось наложить на него лапу, когда он был в силе?
Через два дня Анин объявился в Бужумбуре, благополучно избежав оплаты за гостиницу в Кигали.
Когда же поздно вечером Магут Ферозе осознал, что ни один бурундийский генерал на его зов не явится, он решил обратиться к прислуге отеля.
— Так вот, — заявил он портье по телефону, — принесешь мне порцию жареной зебры со всеми прибамбасами, бутылку лучшего в гостинице вина, если оно, разумеется, французское, и обеспечишь блондинку — тоже француженку.
Блондинка явилась, благоухая французскими духами, и улыбалась Анину пока он пожирал филе из зебры.
Под совместные гиканье и смех они опустошили бутылку вина, после чего Магут Ферозе предался чувственным радостям. Вдоволь натешившись, он погрузился в глубокий сон. Ему снилась женщина, угождавшая его малейшим желаниям и прихотям, подчеркивая тем самым примат сильного пола по отношению к слабому.