Объект закрытого доступа
Шрифт:
Паренек запустил в пачку грязные пальцы с обкусанными ногтями и ловко выудил сигарету.
— А можно, я две возьму?
— Можно, — кивнул Турецкий.
— А три?
— Бери!
Паренек вынул из пачки еще две сигареты и запихал их в карман фуфайки. Затем вынул из того же кармана спички и закурил. Едва затянувшись, парень тут же закашлялся.
— Крепкие, — посетовал он, вытирая пальцем заслезившиеся глаза.
— Нормальные, — сказал Турецкий. — Тебя как зовут?
— Вася. Бабкин.
— Ты чего в кустах-то от меня прятался, Вася?
— Так
— Убить? — удивился Александр Борисович. — С чего ты взял, что я хочу тебя убить? Разве я похож на бандита?
Прежде чем ответить, Вася Бабкин смерил Турецкого долгим, изучающим взглядом.
«Похоже, я не вызываю у него доверия», — с улыбкой подумал Турецкий.
— Ну так что, похож я на убийцу?
Вася покачал кудластой головой:
— Нет. Но те тоже не были похожи.
— Ты это о ком?
— О городских. Они в прошлом месяце тоже тут отдыхали.
Турецкий нахмурил лоб:
— Вот как. И кого же они убили?
Вася дернул плечом:
— Откуда мне знать? Мужика какого-то.
— Ты сам это видел? — прищурился Александр Борисович.
— Ну. Вот аккурат за этими кустами сидел. — Паренек показал рукой на кусты. Потом стряхнул с сигареты пепел и вдруг, без всякого перехода заметил: — А хорошие у вас сигареты. И тянутся хорошо.
— Нравятся, значит, — усмехнулся Турецкий. — А хочешь, я тебе всю пачку подарю?
Паренек недоверчиво нахмурился.
— А то.
— На, держи. — Александр Борисович протянул ему пачку. Паренек хотел было ее взять, но Турецкий убрал руку. — Только сперва расскажи мне о тех городских, — потребовал он.
— Так это ж давно было, — с явным разочарованием протянул пастушок. — Не помню я совсем.
— Расскажи, что помнишь.
Паренек посмотрел на пачку сигарет, которую Турецкий по-прежнему держал в руке, и прищурил прозрачные глаза.
— А вам это зачем?
— Люблю слушать разные истории, — сказал Турецкий.
Паренек снова посмотрел на пачку.
— Там у вас всего семь штук осталось, — сказал он. — К завтрему закончатся.
Александр Борисович вынул из кармана бумажник, отсчитал сто рублей и протянул их пастушку:
— Вот держи. Здесь тебе еще на три пачки хватит. И на мороженое останется.
Паренек неуверенно взял деньги, подержал их в руке, затем вздохнул и запихал в карман.
— Ладно, расскажу. Я тогда коров пас. И приспичило мне сильно. Сел я под кусток, сделал свое дело, лопухом подтерся. А только собрался встать, вижу — машина из-за сосенок выезжает. Как раз на эту полянку. Я с перепугу снова присел. Машина на полянку въехала и остановилась. Дверцы отрылись, и трое выходят. Двое веселые были, все шутили и смеялись. А третий — грустный. Белобрысый такой. Все молчал да на друзей своих глазами зыркал. Вот так! — Вася насупил брови и придал своим глазам зверское выражение. Затем продолжил:
— Поставили они на траву железный ящик на ножках. Высыпали в него уголь и огонь разожгли. А потом стали на углях мясо жарить. Мы с дядь Федором тоже такое мясо жарили, когда на рыбалку ходили. Шашлыки называется. Ели такое?
— Ел.
— Вку-усно! Запах по всему лесу потянулся. У меня в животе заурчало, и я убежать хотел. Но уж больно запах хороший был. Я и остался.
Вася закатил глаза, облизнул пересохшие губы и продолжил свое повествование:
— Как мясо приготовилось, они пол-литру достали. Двое, веселые которые, начали третьего уговаривать. Тот не больно-то хотел. Но потом сдался. Кивнул и взял у них стакан. А как по первой выпили, этот третий разговаривать стал. А двое слушать. Слушали молча, только друг на друга поглядывали. Потом они ему стали по очереди говорить, а он головой качал. Вот так. — Вася отрицательно покрутил головой. — Тогда они ему по новой налили. Выпили и снова стали говорить. А один даже кричать на него стал. Только второй его за руку удержал, и тогда тот замолчал.
— А что третий?
— А он еще грустнее стал. Прямо как дядь Федор. Он как водки выпьет, тоже грустный делается. И песни такие грустные петь начинает. Только этот песен не пел. Только молчал и бровями шевелил. Видно, никак не мог с ними сговориться.
— Что было дальше? — строго спросил Турецкий.
Вася глянул на него и неожиданно заволновался:
— Дядь, а вы у меня деньги не отнимете?
Турецкий покачал головой:
— Нет.
— Поклянитесь! — не сдавался паренек.
Александр Борисович положил руку на сердце и торжественно произнес:
— Клянусь!
— Нет, не так. Вот как надо. — Вася поддел ногтем большого пальца зуб. — Вот так поклянитесь.
Турецкий повторил его движение и сказал:
— Клянусь!
Паренек сразу успокоился и продолжил рассказ:
— Ну, вот. Тут, значит, из-за сосенок еще одна машина выруливает. Черная такая, красивая. Подъехала к первой и остановилась. Эти трое замолчали и на машину смотреть стали. А потом из нее мужик вышел. Сам небольшой, в черном пальте. И нос у него еще кривой был. Как у совы, которую дядь Федор на Спаса из лесу принес. Видели сову?
— Видел, видел. Что было дальше?
— Подошел он к ним и разговаривать с ними стал.
— О чем?
Вася удивленно посмотрел на Александра Борисовича:
— Так не слышал я. Я вон где, а они — вон где. Слышал только голоса их. Как они промеж собой разговаривать стали, грустный сразу на ноги вскочил. Те его за рукав схватили, но он вырвался и к машине побежал. А тот, с кривым носом, из кармана пистолет достал и в грустного выстрелил. Я как выстрел услыхал, жутко перетрухал. Выскочил из куста и наутек.
— Они тебя заметили?
— Не. Я ж далеко был! Да и не до меня им было. Как только тот, с кривым носом, из пистолета своего выстрелил, они сразу забегали, руками замахали. А больше я ничего не видел.
— Ясно. Ты очень наблюдательный парень. Молодец, что все мне рассказал. — Турецкий сунул руку во внутренний карман куртки и достал пачку фотографий, среди которых были фотографии Гатиева, Рыцарева, Альхарова, Копылова и старшего лейтенанта Смирнова. — Глянь-ка. Может, кого узнаешь.