Объект «Зеро»

Волков Сергей Юрьевич

– Аня, ты…

– Не надо. Не говори ничего. Мы не властны над собой, понимаешь? И мы должны быть такими, какими должны. Иначе незачем… незачем жить. Все остальное – не важно.

Она обняла меня, поцеловала, шепнула:

– Прощай!

И быстро ушла своей легкой, стремительной походкой.

Я плюхнулся на лавку, потер лицо руками и понял, что ни черта не понимаю…

Но Акка была не единственным моим гостем, точнее, гостьей в ту ночь. Едва краешек Аконита показался из-за далеких гор на юге, как зашумели кусты и передо мной предстала закутанная в черный платок Медея Киприади.

– Здесь была женщина с холодными глазами, – сказала она вместо приветствия. – Она так и не может отпустить тебя, Кли-им…

– Это не твое дело, – сухо ответил я, не вставая.

– Мое. Я знаю. – Медея улыбнулась. Аконит светил достаточно ярко, и я отчетливо видел влажно блеснувшие зубы девушки.

– Уже поздно. Иди спать. Твои хватятся – переполох будет. – Я почувствовал, что начинаю злиться. Нет, не на нее – на себя.

– Да, я уйду. Но прежде хочу сказать тебе – твой путь будет далек, долог и труден. Но знай: в конце дороги, какой бы длинной она ни оказалась, я буду ждать тебя, Кли-им.

Медея сделала шаг ко мне. Я вскочил и выставил руки:

– Обойдемся без прощальных поцелуев!

– Дурачок, какой же ты все-таки маленький дурачок… – тихо рассмеялась она, и я вспомнил, что вот так же она говорила во время нашей первой встречи.

Девушка ушла. Я посидел-посидел да и полез в палатку – все же надо было заставить себя уснуть, завтра ожидался трудный и насыщенный день. Мысли мои пребывали в совершеннейшем беспорядке, и я не видел никакой возможности хоть как-то разобраться в словах Акки и Медеи. В конце концов решив положиться на «русский авось», я закрыл глаза и принялся считать до тысячи…

31 января 2205 года

Гриша Панкратов, сосед по палатке, растолкал меня на рассвете:

– Давай, поднимайся, донжуан. Уже гонец от Шерхеля был. Пора.

– Почему донжуан? – поинтересовался я, продирая глаза.

– Как – почему? К тебе ж бабы всю ночь шастали – то одна, то другая. Жаль, я не видел кто…

– Это тебе повезло, что ты не видел, а то… – проворчал я.

– А то что?

– Пришлось бы тебя убить, чтобы никого не скомпрометировать, – серьезнее, чем надо, ответил я, умылся и отправился к стапелю.

Отлет прошел довольно буднично. Ну, собрались люди. Ну, подошли Чернышов, Шерхель, Петр Янович, Чжао, Гриша Панкратов, Прохор Лапин, Кислицын, другие знакомые и полузнакомые колонисты. Все жали руки, чего-то говорили, подбадривали, желали удачи.

Потом мы полезли в гондолу. Цендорж растопил жаровню, арбайтеры начали отвязывать страховочные канаты. Я все шарил взглядом по возбужденной толпе, пытаясь увидеть моих ночных гостий – и не находил их.

Ни Акка, ни, что удивительно, Медея не пришли к отлету. Откровенно говоря, меня это расстроило, причем я уже и не знаю, кого я хотел бы видеть больше – госпожу майора или черноволосую гречанку…

Пока я размышлял, начали рубить канаты. «Кондор» вздрогнул, мостки стапеля медленно поплыли вниз. Люди восторженно заорали, я выдавил улыбку и вяло помахал им. Зато Игорь Макаров, свесившись с кормы, был похож на небольшую ветряную мельницу – ему явно нравилось то, как нас провожали. Цендорж, напротив, никаких эмоций не выказывал, ну да ему они были и не свойствены.

И только когда мы поднялись на пятьсот метров и взяли курс на запад, я, слегка отвлекшись от грустных мыслей, вдруг понял, что среди провожающих не было и Лускуса…

1 февраля 2205 года

Наш дирижабль, оправдывая свое гордое имя, мчится вперед, поглощая километр за километром. Всю ночь мы, дежуря по очереди, держали высоту примерно в полкилометра и шли малым ходом, дабы обезопасить себя от возможных и невозможных неожиданностей.

Утром, когда Эос осветила верхушки далеких гор на юге, я распорядился повысить давление в котле и нагреть термошар внутри корпуса «Кондора». Поднявшись таким образом на два километра и увеличив скорость до семи-восьми узлов, мы двинулись на запад, стараясь придерживаться Экваториального хребта.

Свежий ветерок, красоты медейских пейзажей, непередаваемое «чувство дороги», которое знакомо каждому, кто хоть раз отправлялся в путь, оставляя дома тех, кто думает и беспокоится о нем, – все это и в буквальном, и в переносном смысле проветрило мне голову, и жизнь снова стала прекрасной и удивительной.

Цендорж, сидя на корме гондолы, меланхолично почесывался, время от времени подкладывал в топку очередной брикет сланца, отчего из щелей паропровода начинал сочиться густой черный дым.

Мерно стучали шатуны, стрекотали шестерни. Винт за спиной у Цендоржа вращался с низким рокотом, и время от времени мне казалось, что я слышу летящий в отдалении прогулочный геликоптер.

На носу гондолы, подложив под себя спальный мешок из меха прыгуна, развалился Игорь Макаров, внимательно вглядывающийся через одолженный у Желтовского бинокль в проплывающую внизу землю. Впрочем, пока там смотреть было особенно не на что. Огромная равнина, начинавшаяся сразу за Перевалом, все тянулась и тянулась на запад, расширившись так, что Обрыв на севере стал нам совершенно незаметен. Лишь неизменная горная цепь на юге, Экваториальный хребет, в отрогах которого рухнул Второй малый модуль, давала нам более-менее точный ориентир для движения.

Неисчислимые стада прыгунов и альб бродили по равнине, паслись на склонах пологих холмов; животные выстраивались вдоль берегов небольших речушек для водопоя. Несколько раз Игорь замечал и других крупных зверей, незнакомых нам, но тратить драгоценное топливо для того, чтобы спуститься и рассмотреть их, я запретил – у нашей экспедиции имелись более важные и насущные задачи, главной среди которых был, конечно же, поиск Первого малого модуля или спасшихся с него людей.

По своей неистребимой привычке Игорь, сидя на носу гондолы, горланил песни, все больше старинные. Некоторые я знал – слышал в виртуалке или встречал в темной зоне И-нета, некоторые слышал впервые.