Объект «Зеро»
Шрифт:
Тут память любезно подкинула нужные слова, архаичные и диковинные: «броневагон», «бронеплощадка», «бронепоезд», «паровоз». Да, все было именно так: мы видели перед собой самый настоящий бронепоезд, состоящий из бронированных вагонов, артиллерийской бронеплощадки и паровоза-толкача.
Всего состав насчитывал пять вагонов. О двух первых я уже написал, остальные же были куда как проще – обыкновенные будки на колесах, без окон, обшитые медными листами на заклепках. Паровоз – маленькое пузатое чудовище – пыхтел и грохотал, изредка издавая уже слышанные нами сиплые гудки.
Бронепоезд прополз мимо нас и укатил за холм.
– А мы пойдем через верх! – сказал я Цендоржу. – Только не высовывайся, понял?
– Да, сэр, – меланхолично ответил монгол.
– Да оставь ты это свое «сэр»! – рявкнул я на него. – Зови по имени. Мы столько пережили…
– Я буду говорить Клим-сечен, – после некоторого молчания отозвался Цендорж. – Сечен по-монгольски значит «уважаемый».
– Ну, пусть так, – я кивнул, – только больше никаких сэров…
Проломившись через охряные заросли, мы принялись карабкаться по крутому склону и спустя какое-то время оказались на вершине. И тут нас ждал новый сюрприз – по ту сторону холма, в небольшой долинке, обнаружилась настоящая крепостца, или, точнее, форт. Зубчатый частокол, бревенчатая башня, острые коньки крыш, а над всем этим, на флагштоке гордо реяло такое знакомое и даже, я бы сказал, родное красно-синее знамя Военно-Космических сил Земли.
Все мои сомнения разом развеялись.
– Наши! – с чувством сказал я и хлопнул Цендоржа по плечу. – Понимаешь, на-ши! Пошли быстрее!
Мы бегом спустились с холма и наперегонки помчались к частоколу, туда, где навстречу приближающемуся бронепоезду уже распахивались высокие дощатые ворота…
24 февраля 2205 года
Сидим в карцере. Наверное, это помещение, расположенное в хвосте третьего вагона бронепоезда, называется как-то по-другому, но я именую его так. Карцер. В который бросают узников, врагов и преступников. Узники – это мы с Цендоржем. Враги и преступники – тоже мы. Нас обвиняют в какой-то дикости – якобы мы засланы «с той стороны». С какой «той»?
Бред. Они тут все явно посходили с ума.
И ведь что интересно – много знакомых лиц, а комендант форта так и вовсе Мелех Хаддам, сириец. Правда, мы с ним тесно не общались, но то, что он меня знает, и знает хорошо, – факт!
Однако когда нас привели к нему, этот баскак сделал восточное лицо и заявил: «Впервые вижу». И вот теперь мы в карцере и нас везут на некую «базу» – «разбираться».
Вообще все очень странно и запутано. С нами никто не говорит, все очень заняты; бронепоезд прибыл эвакуировать форт. Все очень боятся какой-то угрозы с запада. Кто-то там здорово их напугал, поэтому спешка, поэтому бардак и злость.
Гарнизон форта насчитывает человек сто пятьдесят, как определил Цендорж. Все в доспехах, причем это не декоративные латы, защищающие от хрустальных червей, а настоящие средневековые доспехи: наборные панцири, литые нагрудники, наплечники, поножи, шлемы и прочее. И оружие. Помимо звенчей тут в ходу топоры, алебарды, копья, шипастые моргенштерны, пружинные арбалеты устрашающих размеров. Такое впечатление, что мы попали на съемки исторического фильма.
При всем при том эти вояки, как я уже говорил, напуганы и практически не способны сопротивляться. Да и вообще, будь я на месте Хаддама, первым делом всыпал по первое число тем, кто нас определял в узилище. Нас даже не обыскали! И если бы мы – теоретически – и в самом деле оказались какими-то диверсантами, то свободно смогли бы пронести на себе несколько килограммов взрывчатки и разнести эти громыхающие консервные банки к чертовой матери.
Прошло больше половины дня. Для отправления естественных надобностей у нас дыра в полу, еды и воды нет вовсе. Никто нами не интересуется, никто не заглядывает в смотровой глазок, украшающий дверь нашей передвижной темницы.
Цендорж сидит на корточках в углу и с отрешенным видом гнусавит что-то по-монгольски. То ли поет, то ли молится. Пить хочется невыносимо. Да и пожевать чего-нибудь тоже явно не помешало бы. Ну ничего, вот приедем на место, там я всем устрою веселую жизнь!
Вечер. Сужу об этом по тому, что свет в отхожей дыре потемнел. Если заглянуть туда, видны плиты дороги. Днем их было видно отчетливо, сейчас – еле-еле. Состав идет мягко, но грохот и лязг настолько утомили, что хочется заткнуть уши. Попробовал стучать в дверь – никакого эффекта. Цендорж спит или делает вид, что спит.
Когда стало совсем темно, неожиданно загремел засов, и к нам вошел рыжебородый парень в кожаной безрукавке, сплошь обшитой медными бляхами. Он повесил на крюк в потолке масляный вонючий светильник и поставил на пол кувшин и миску, полную каши.
– Жрите!
Цендорж мгновенно проснулся, потянулся к кувшину. Я же смотрел на рыжебородого. Определенно, я его знаю… Виктор? Владимир? Точно, Владимир Зимин, из команды Прохора Лапина!
– Здорово, Володя! – я изобразил самую искреннюю улыбку, на которую только способен. – Только не говори, что и ты тоже не узнаешь нас.
Парень нахмурился, рука его легла на рукоять звенча.
– Узнаю, почему нет. Только что ж вы, суки, столько времени прятались? А теперь, значит, объявились. Типа – какая радость, вот и мы! А этот… геолог, что с вами улетел, он небось в Горную республику подался, да?
– Игорь погиб, – тихо сказал я. И вдруг, повинуясь вспыхнувшей во мне ярости, бросился к Зимину, схватил его за плечи, тряхнул: – Ты можешь нормально объяснить, что происходит?! Ты можешь сказать нам, что за хрень тут творится?!
Парень испугано вытаращил глаза, лапая рукой звенч, но умница Цендорж подскочил сбоку, сноровисто расстегнул составной бронзовый пояс вояки и откинул его в сторону.
– Да вы чего, вы чего… – растерянно забормотал рыжебородый, пытаясь вырваться, – война же… Понимать должны!
– Какая на хрен война! – заорал я ему в лицо. – Месяц назад, когда мы вылетали с Перевала, никакой войны…
Я замолчал и отпустил его, осекшись на полуслове, потому что этот сибиряк посмотрел на меня так, точно увидел ожившего покойника.
– Ка-акой месяц? – сипло спросил он. – Мужики… Э-э-это… Вы пропали почти три года назад. Сегодня третье декабря 2207 года…
4 декабря 2207 года (25 февраля 2205?)
Это – правда. Разум отказывается верить. Так не бывает. Здесь все не так…
Всю ночь я не спал. Точнее, мы не спали оба. Цендорж все выл и выл на своем языке бесконечную песнь, а я тупо таращил глаза в темноту, пытаясь понять, как, как, каким образом такое могло случиться.