Объективная реальность
Шрифт:
— Я думаю. мы продолжим эту занимательную беседу именно тут.
— И о чём нам с вами разговаривать? — она рассержена и ищет выход из ситуации.
— О тех документах, что вы так хотели получить.
— Так вы сейчас скажите, что их у вас нет!
— У меня в руках их и не было. Они уже в стране.
— Вот как…
— Я назвал фамилию. Пусть человек с библейским именем к нему обратиться. Повод придумает сам. Они и будут договариваться. И цена будет не в фунтах. Речь пойдет о доле в наследстве одного рябого осетина. Думаю, вы меня понимаете? Тогда я не задерживаю вас, мадам Грунди.
— Я предпочитаю, когда меня называют госпожой Вноровской.
— К сожалению, мы с вами не настолько знакомы, а ваш брак с господином Вноровским был всё-таки гражданским. Впрочем, как для меня это всё не имеет никакого значения. Всё, что вам нужно знать вы уже узнали. Благодарю вас и прошу меня покинуть. Вместе со всеми вашими людьми.
— Не могу сказать, что наша встреча вышла для меня приятной. — сообщила перед уходом фрау Фельцман.
— Аналогично. — с непередаваемыми интонациями братьев Колобков, ответил ей я. Конечно, всю глубину моего сарказма сия дама уловить не могла, но и того, что сумела понять, ей было более чем достаточно. И всё-таки, на какую разведку она работает? Британскую или французскую? В то, что на уругвайскую не поверю, Маргарита Грунди из старых эсеровских кадров, а они за копейки продаваться не привыкли.
* * *
Альтона
16 июля 1932 года
Отто Эггерштедт прекрасно осознавал, что власть меняет человека. Он, выходец из простой рабочей семьи, солдат Великой войны, стал меняться вместе с тем, как стал подниматься на ступеньки власти. Всё началось в девятнадцатом. Когда солдаты избрали его представлять их интересы в совете Киля. Затем перспективного парня заметили социал-демократы и он стал секретарем их организации в там же. И с этого момента, более двенадцати лет он шел по ступенькам политической и административной карьеры. Работа в городском совете Киля, потом парламент, в котором он был депутатом от СДПГ, потом работа в администрации Вандсбека, где он стал начальником полицейского участка, а тут еще и присоединение Альтоны, беспокойного рабочего городка, в котором очень сильны были позиции коммунистов. Этот маленький городок называли еще и «Маленькой Москвой». Сейчас перед ним лежала бумага, в которой требовалось его разрешение на марш нацистской боевой организации СА, которая являлась штурмовыми отрядами НСДАП. Ему не очень-то хотелось эту бумагу подписывать, но… Была личная просьба барона Вильгельма фон Гайля. Кроме того, что барон был министром внутренних дел, они пересекались еще на ТОЙ войне, и Отто был обязан барону жизнью. Если бы барон лично не разобрался в ситуации, то молодому солдату светил трибунал, а с ним и расстрел. Во время войны любые проступки чаще всего вели к такому наказанию. Потом Отто и в парламенте не раз и не два встречался с бароном, который его не забыл. Будучи на разных полюсах политики, они оба поддерживали Гинденбурга, но чтобы целый барон снизошёл до обычного полицейского чиновника… Это было неожиданно. И отказать ему… было совсем как-то некрасиво. Отто поднял ручку, чтобы черкнуть разрешение, но что-то остановило его. Он еще раз просмотрел бумагу и оговоренное число участников марша — чуть более семи тысяч человек. И вот они пройдут по Альтоне, где СДПГ не настолько влиятельно, чтобы удержать рабочих от выступлений… что будет? Дураком Эггерштедт не был. Он посмотрел на график предвыборных мероприятий. Вот! В соседнем городке как раз будет митинг Объединенного фронта. Второго числа коммунисты и социал-демократы сумели преодолеть целый ряд противоречий. И объединились, чтобы противостоять нацистской угрозе. При этом в Пруссии появились так называемые шерифы, в основном из коммунистов, а они набирали так называемых «добровольных помощников полиции». Хорошо… тогда надо будет сделать так: на митинг взять еще и своего заместителя, а в Альтоне единственным полицейским чиновником останется шериф, пусть он и крутится. И если что-то случится, то можно будет свалить вину в этом на коммунистов, ничего, им не привыкать!
Ну что же, выход найден. Следовательно, мы имеем возможность подписать разрешение и смыться! Ах, как хорошо… Говорят, когда человек теряет совесть, он еще и теряет разум. В РИ судьба Отто Эггерштедта была незавидна. Как только нацисты пришли к власти его арестовали. А потом его убьют в тридцать третьем году, можно сказать, он откроет собой список жертв нацизма среди политических деятелей. Убьют же его в концлагере при попытке к бегству, когда он с двумя товарищами по несчастью будет тащить бревно. По видимому, это был массовый побег. Но пристрелили только его. Уверен, потому что он слишком много знал. Но тут в дверь постучали.
— Господин начальник! К вам господин Макс Йорген, у него рекомендательное письмо от министра Северинга.
Ну вот, небольшая пауза. Сейчас узнает, что от него хочет этот самый типус и… подпишет разрешение. На сегодня он может быть свободен. Домой! К жене и детям!
— Добрый день, господин Эггерштедт.
— Давайте ваше письмо. У вас пять минут.
— Я уложусь в две минуты.
Невысокий молодой человек явно семитской наружности, вот только с русыми волосами передал в руки Отто незапечатанный конверт. Открыв его, начальник полиции побледнел: почерк супруги он знал более чем хорошо. В записке было написано: «Отто, я с детьми в руках этих людей. Прошу тебя, сделай всё, что они просят. Мы в опасности. Твоя Марта».
— Вы понимаете, что я могу отдать приказ арестовать вас немедленно? — как-то вяло и очень неуверенно произнёс начальник полиции.
— При этом вы понимаете, что будет с вашей семьей? — усмехнулся молодой человек, представившийся Максом Йоргеном.
— Что вы хотите? Денег? Так я мзду не беру… — совсем вяло произнёс совершенно сломленный полисмен.
— Зачем же? мне понадобится от вас всего одна небольшая услуга. У вас лежит прошение о проведении марша СА по Альтоне. Надеюсь, у вас хватило ума его не подписывать?
— Ну… да… но я обещал… и что тут такого? Не понимаю…
— Вам и не надо понимать, господин Эггерштедт. Хотя, столько лет в политике и как ребенок, право слово. В общем, вы не подписываете эту бумажку, едите в Киль, в клинику вот по этому адресу. Когда тут всё успокоится, у вас будет алиби, и ваша семья в целости и сохранности. Надеюсь, мы нашли с вами общий язык?
— Ну да, мы же оба говорим на немецком, хотя вам бы, господин Йорген, больше подошёл бы идиш… — как-то совсем вяло огрызнулся полицейский.
— Увы, я в курсе, что ваш друг барон фон Гайль ярый антисемит, но вам-то, обычному рабочему человеку и солдату это вот не к лицу, чай, не барон, и даже не юнкер.
Упс! Попал! Последние мои слова этого социал-дерьмократа серьезно так зацепили. Я развернулся и вышел из кабинета. Взять семью этого ублюдка в заложники? Да, я шёл на это с совершенно спокойной совестью. Нет, убивать их никто бы не стал. Мы же не изверги, но иного способа надавить на этого политического слизняка просто не было. Даже окрик его министра не помог бы. В РИ в результате его действий погибло семнадцать человек. Он нёс ответственность не только за Кровавое воскресенье в Альтоне, но и за последующий приход Гитлеера к власти. Так почему я должен страдать от каких-то там интеллигентных комплексов и стонов по поводу слезы ребенка. На одной чаше весов семья Отто Эггерштедта, на второй — Майданек, Бухенвальд и миллионы погибших от рук нацистов. Нет, тут всё просто. Если ты помогаешь нелюдям, не обижайся, когда с тобой будут поступать очень и очень жёстко.
А через каких-то четверть часа меня ждала встреча с министрами. Я не слишком ее хотел, но встретиться было необходимо. Потому что у канцлера фон Папена было уже всё готово. А что у нас? А у нас самые важные персоны ни слухом, ни духом. Хорошо, что товарищи из руководства СДПГ уже договорились о встрече. Встреча должна была состояться на конспиративной квартире в Берлине. Почему не в канцелярии? Слишком много там ушей, и языков, и многие из этих языков работают на Папена и Адольфика.
Моя функция в ближайшее время будет только одна — убалтывать! К сожалению, Карл Вильгельм Северинг (Зеверинг) не та личность, чтобы оказать сопротивление мотивированному противнику, он очень просто отдал власть, хотя имел возможность просто арестовать путчистов. Но нет… Не хватило духу. Достаточно сказать, что нацисты его так и не тронули, он спокойно пережил этот режим, не будучи арестованным. Даже продолжил политическую карьеру после войны. Не меньшей тряпкой показал себя Отто Браун, правда, ему хватило ума рвануть в Швейцарию, как только Гитлер пришел к власти, но больше на политической арене он себя ничем не проявил. Еще одним фигурантом будущего совещания стал Альберт Гжесински, социал-демократ, который был известен как расправами с коммунистами, так и с нацистами. Сейчас он начальник полиции Берлина и самый решительный из всей этой политической гоп-компании. Весьма интересная личность его заместитель, еврей Бернхард Вайс, человек, который сделал криминальную полицию Пруссии чуть ли не образцовой и самой эффективной в Европе, но он слишком законопослушный человек. Надеюсь, до него удастся достучаться. И последняя ключевая личность в этой игре — Магнус Хейманнсберг, типичный центрист, который давил и коммунистов, и нацистов, профессионал, имеющий непререкаемый авторитет как начальник охранной полиции. Но и я всё-таки не главноуговариватель Керенский. Мне есть что им предложить. Да, парочка сюрпризов в рукаве!
Глава четырнадцатая. Объединённый фронт
Глава четырнадцатая
Объединённый фронт
Альтона
17 июля 1932 года
(Альтона 17 июля, виден плакат «Маленькая Москва»)
Ровно в полдень в Альтону начали прибывать отряды СА. Сначала их было немного, они концентрировались на площади между железнодорожным вокзалом и мэрией городка. Это были что-то вроде разведки, рассредоточившись по площади ничего опасного они не обнаружили, а единственный полицейский у входа в местные органы власти их как-то не сильно испугал. Примерно через пол часа сюда добрались и основные силы штурмовиков, большая часть которых приехала из Киля. Появились и охранители порядка. Они несколько раз через рупор пытались объявить собравшимся об отсутствии разрешения на их митинг и марш, но этого никого из прибывших не волновало. Дисциплина в рядах СА была налажена более чем, кроме того, боевики были уверены в благожелательном отношении правительства — им про это заблаговременно довело руководство. К трём часа дня на площади собралось порядка семи тысяч человек в форме штурмовиков. Коричневые рубашки затопили площадь древнего городка. Ровно в три часа дня вся толпа нацистов пришла в движение: голова колонны, в которой находилось «боевое охранение» из двух групп штурмовиков (каждая — примерно взвод) направилась в сторону районов Оттенсен и Баренфельд. Немногочисленные полицейские патрули, которые стянулись к старому городу Альтоны вынуждены были отступать под натиском демонстрантов. Силы были слишком не равные.