Объективная реальность
Шрифт:
— Хорошо, я буду говорить…
Если вы думаете, что Маргарита так просто сдалась? Её информация — это смесь правды, лжи, намеренной и рефлекторной, она не знает, что наш разговор фиксируется еще и магнитофоном. Эта громоздкая бандура стоит в соседней комнате. Тут только микрофон, но он чуть в стороне и Марго его просто не видит. Впрочем, я задаю ей вопросы так. что они повторяются в разных вариациях, в общем, потом можно будет проанализировать, что в ее показаниях правда, что ложь. Она со мной играет, уверена, что я купился на ее страх смерти. Но уже прозвучали несколько имён, остальное — так, намеки, четыре часа. Восемь пленок… там получасовые бобины с проволокой. Чёрт подери, как неудобно. Дело в том, что я не могу применить к ней те методы допроса, которыми угрожал. Мне кажется, что она распознала блеф. Значит жаль, делаю вид, что сейчас буду ее полосовать, достаю нож, Маргарита
Труп прикапывается ночью в соседнем лесу, ферму, снятую на лето этого года нашей группой, покидаем на следующий день. Жалею ее? Ни на грош. Она из той породы бомбисток и террористок, которым было наплевать на людей и их жизни. Мирные обыватели гибли во время их атак в количестве куда как большем, нежели стражи режима. Так что нет. сострадания не испытываю. Уважение к этой волевой женщине — да, такое есть сильного врага надо уважать. Но и уничтожать — без капли сожаления и интеллигентских соплей. Тут почти как на войне — или ты или тебя…
Вывести Маргариту в Москву? Во-первых это был бы сложно. Во-вторых, она всё-таки слишком мелкая сошка. Да, там ей бы язык развязали. К сожалению, пентотала у меня с собой не было, что-то так возятся, я же дал данные, из чего можно сделать сыворотку правды. Видно, пока еще не получили результат. Поэтому так. Как говориться, пройденный этап. Составляю донесение в Москву. Оно пойдет вместе с курьером в зашифрованном виде. Уже стала известна дата выступления — октябрь. Хотят преподнести товарищу Сталину неприятный сюрприз накануне годовщины Октябрьского переворота[1].
[1] Великой Октябрьской социалистической революцией — это день стал называться не так давно, в начале тридцатых появились статьи с таким названием, сам Сталин и его соратники еще долго называли этот день — Октябрьским переворотом. Более честно и более точно.
Глава семнадцатая. Жаркое лето в Харбине
Глава семнадцатая
Жаркое лето в Харбине
Харбин
1 августа 1932 года
В Харбине было жарко. Этим летом даже слишком жарко. В небольшом, но довольно опрятном домике на окраине города в саду царила тишина, деревья давали хорошую тень, уютно журчал небольшой фонтанчик, создавая в этом уголке зарослей спасительную свежесть. Господин, сидящий в уютной тени, имел приятные черты лица, носил очки в тонкой оправе и выглядел как обычный учитель с мягким добрым характером. Внешность человека бывает обманчива. Этот сорокалетний «учитель» был образцом той самурайской жестокости, которая претила даже самим японцам, стремящимся выглядеть «цивилизованно». Это был некто Масахико Амакасу, человек, чьё имя было хорошо известно не только в его родной стране. Будучи лейтенантом полиции после Великого землетрясения Канто в 1923 году, когда жертвы от разрушений насчитывались не тысячами, а десятками тысяч, когда города Токио и Иокогама были просто стёрты с лица земли, отряд под его командованием арестовал известного революционера, социалиста и анархиста Сакаэ Осуги. На их беду в доме оказались его сожительница и племянник шести лет. Все трое «арестованных» были жестоко забиты до смерти и их тела сброшены в колодец. Но дело получило огласку, лейтенант арестовали и приговорили к десяти годам тюремного заключения, вот только такие люди были нужны властям, которые уже задумывали интервенцию на континент. Японское правительство прекрасно видело по итогам Мировой войны, что при отсутствии собственных ресурсов позиции государства при долгом конфликте на истощение оказываются заранее проигрышными. Поэтому для жизненных интересов империи важнейшим фактором становилось получение стабильных источников ресурсов, а это могло быть только результатом интервенции и захвата определенных регионов, в первую очередь, частей рассыпающегося на глазах Китая. Через три года заключения Амакасу выходит по амнистии в честь восшествия на престол императора Хирохито. В 1927 году он проходит обучение военному делу во Франции, возвращается в страну через три года. В 1930 году его переводят в Мукден, где он работает под началом самого полковника Кэндзи Доихара, начальника разведки Квантунской армии. Под руководством своего начальника участвует в организации так называемого Маньчжурского инцидента, ставшего поводом для оккупации Северо-Восточного Китая, на его плечи ложится важнейшая миссия — доставка в Маньчжурию последнего императора Китая (из маньчжурской династии) Айсиньгёро Пуи. Он отправляется в Тяньцзин и успешно справляется с очень сложной миссией. После провозглашения государства Маньчжоу-го Масахико Амакасу занимается становлением полиции этого государства плюс курирует шпионскую деятельность, подчиняясь при этом начальнику разведки Квантунской армии. Сейчас он пьет чай, ожидая, когда появится человек, с которым ему назначена встреча[1].
Ожидание не продлилось дольше приличного. Вскоре вошел человек европейской наружности. Одетый в легкий белый костюм и тонкую шелковую рубаху. Он тоже носил очки, был невысокого роста, смуглый, с несколько резкими чертами лица, черными курчавыми волосами и короткой бородкой клинышком, по внешности скорее всего итальянец или испанец. Он вежливо поклонился. Капитан Амакасу продолжал пить чай, не начиная разговор. Его гость тоже молчал, тем более, что его ничем не угощали. Наконец японец закончил наслаждаться напитком и произнёс:
— Что за новости ты принёс мне, господин Ар?
— Мои люди проверили все каналы — через контрабандистов оружие к генералу Ма не поступало.
— Как же он сумел сформировать еще одиннадцать бригад? То, что он вывез из арсенала в Гирине — это мелочь, ему хватило вооружить шесть бригад, не более пятнадцати тысяч человек. Откуда у него винтовок еще на двадцать тысяч босяков?
Антонио Риччи, человек, который из своих сорока восьми лет сорок один год провёл в Китае, человек, который занимался контрабандой опиума, и который не был казнен только благодаря покровительству разведки Японии, ответил, старательно взвешивая слова, с этим ускоглазым азиатом надо было быть особенно точным в формулировках.
— Что известно точно, так то, что новые части генерала Ма вооружены японскими Арисаками. И эти винтовки через контрабандистов не проходили. Остаются два варианта: или они были выкуплены из какого-то арсенала, коррупция в войсках Маньчжоу-го более чем известный факт, второе — что-то приходит из того вооружения, что осталось в России. К сожалению, с северными контрабандистами наш клан в плохих отношениях, поэтому установить — это их работа или помогают русские, пока что сложно. Если мне будет позволено…
— Почему ты меня спрашиваешь разрешения?
— Захват кого-то из северных может спровоцировать войну кланов, мне бы этого не хотелось.
— Это не то, что должно тебя беспокоить! Мне надо точно знать, кто снабжает генерала Ма Чжаньшаня. Чёртова семейка китайских милитаристов[2]! Хорошо, у тебя есть разрешение. Что ещё?
— Говорят, что в окружении генерала Ма появились какие-то люди, новые люди, похожи на монголов.
— Это всё?
— Да, господин.
— Можешь быть свободным.
Масахико терпеть не мог европейцев, но этот был ему полезен. Гость оставил письменный отчет, хорошо, надо бы сравнить с данными, которые поставляют агенты-японцы, худшим, но самым многочисленным контингентом, работающим на разведку Страны Восходящего Солнца тут, конечно же, были китайцы, но именно они передавали самые ненадёжные сведения, которые надо было перепроверять, порой неоднократно. Особенно плохо то, что никак не обойтись без европейцев в деле противостояния с Россией. Да, у страны Ямато есть специалисты, которые владеют языком вероятного противника, но их не так много, как и тех, кого направили учиться и стажироваться в частях их РККА, причем каждый из группы отправленных был по совместительству агентом разведки, иначе нельзя. Через неделю в Харбин должны приехать разведчики из Польши, которые хорошо знают русский язык и их задача — наладить устойчивый радиоперехват и расшифровку радиопереговоров в ближайших к Маньчжоу-го районах СССР. Впрочем, на взаимной основе разведка Японии сотрудничала с аналогичными структурами Финляндии, Польши, Германии — обмен данными никто не отменял, особенно когда он взаимовыгодный[3].