Объекты в зеркалах
Шрифт:
…перемещения…
А потом мир завернулся узлом, схлынул и исчез. Вместе с Георгием. Но статистик этого не знал – как и того, что происходило следом. Вселенная для него вновь пропала, только на сей раз ИНАЧЕ.
Тело в контейнере дёргалось всё сильнее, до тех пор, пока ОНИ не успокоили его, отдав часть себя. Впервые…
…Последним, что Вавилин услышал, были звуки выстрелов и взрывов. А последним увиденным – сверкающие перед глазами сверхновые.
Потом сознание наконец оборвалось в неощущаемую пустоту…
…Георгий пришёл в себя в пустом, холодном помещении.
Он лежал на бетонном полу и смотрел в пустую глазницу окна. Что снаружи – не разобрать: опустившиеся сумерки скрадывали очертания окружающего мира. А скоро и вовсе наступит тьма. Помимо прочего, не в том он был состоянии, чтобы разглядывать местные достопримечательности; сначала бы разобраться, куда угодил и всё ли с ним в порядке…
«Что это, заброшенное жилище? Очень может быть. Но где дом находится? И как я тут оказался? По чьей воле?..»
Вопросы сыпались градом.
Георгий лежал, укрытый довольно плотной, дурно пахнущей материей. Стянув её, Вавилин встал. Рядом с тем местом, куда упала материя, обнаружил одежду: ветровку, штаны, ботинки. Все – потёртые, поношенные. Видимо, предназначаются ему.
Оглядевшись по сторонам и никого не найдя, Георгий облачился в новую одежду. Она немного жала, была не слишком приятна к телу и пахла весьма своеобразно, но благодаря ей стало теплее. Спасибо невидимому благодетелю, а то так и околеть недолго.
Георгий осмотрелся более внимательно. Действительно, необъяснимым образом он оказался внутри разрушенного строения. Оконные и дверные проёмы зияли пустотой; повсюду лежали куски разбитого стекла и разный мусор: банки, бутылки, упаковки, обёртки… И более – ничего, лишь просторная, пугающая концентрированностью пустота уничтоженности.
«Неужели кто-то тут живёт? – родилось невероятное предположение. – Но кто способен существовать в таких условиях? И откуда вообще взялось это полуразвалившееся здание? В нашем Государстве ничего подобного отродясь не было. Оно – колыбель порядка и счастья, а не…»
Не чего? Хаоса и упадка? Вполне допустимая мысль. Только раньше Георгий и предположить не мог, что верпы запросто хватают на улице людей и отвозят их на… «усыпление» в участок. Бросают в горло ненасытных, смертоносных машин. Машин, так похожих на знакомые, почти родные монохромы…
Но раз всё это существует… если оно не привиделось Георгию в кошмарном сне, значит, есть и другие вещи, возможно, ещё более страшные.
«Куда уж страшнее…»
А может, и есть куда?..
Он постарался отвлечься от мрачных, будто вечная ночь, мыслей, однако облегчения это не принесло – мужчина вдруг остро ощутил, что переполнен негативом. Только рядом нет монохрома, чтобы сбросить напряжение, перекинуть отрицательные эмоции из тела в специальное государственное хранилище. По крайней мере, раньше, до сего дня, Вавилин действительно верил, что именно так и происходит.
– Сколько раз я видел этот взгляд. В сумраке самых разных оттенков. – Прерывая одиночество, из тени выступила незнакомая фигура.
Георгий посмотрел на неё и оторопел: конечно, он не был уверен до конца, но выглядел говоривший точь-в-точь как те, кто напал на верповский участок. Во всяком случае, именно такой образ отпечатался в памяти мужчины, пока он валялся в полубессознательном состоянии внутри едва не погубившей его машины. Человек, обратившийся к статистику, обладал достаточно высоким ростом, широкими плечами, идеально лысой головой и горящими, въедливыми, решительными глазами. Одет он был в какие-то обноски, не лучше тех, что достались Вавилину, – наверняка сам лысый их и принёс.
Новоявленный некоторое время молча разглядывал Георгия, внимательно, с прищуром. Статистик, не решаясь заговорить первым, тоже рассматривал незнакомца.
Наконец лысый продолжил:
– Должно быть, и у меня были такие глаза, когда только очутился здесь.
– Где здесь? – ничего не понимая, спросил Георгий.
– В Бездне-сити, как мы называем это «местечко». – Лысый невесело хохотнул.
– И где оно находится?
– На окраине Белого Государства, за силовыми барьерами.
– Какими ещё барьерами? – Георгию показалось, что его обманывают; отродясь ни о чём подобном статистик не слышал. – Нет в нашем Государстве никаких силовых…
– Сейчас ты думаешь так. Но вскоре поймёшь. Думаю, уже начинаешь прозревать.
Георгий огляделся, затравленно, ища подсказку… спасение…
– О чём вы говорите? Кто вы?
– Моё имя тебе ничего не скажет. Да и нет его уже давным-давно – кануло в войне.
– Войне?
– Ага. Между верпами и бевами.
– Кто такие бевы?
– Бевы – это мы. Бездомные воители.
– Без… – Георгий не смог выговорить этого слова.
«Бездомные!.. Невозможно! Нереально! В нашем утопическом обществе и Государстве нет людей без дома!..»
Ну конечно. Ровно в той же степени, что нет и верпов-убийц, и машин, высасывающих чувства вместе с жизнью.
– Всё ещё считаешь это чёрно-белое Государство своим? Или тебе уже ближе бесцветное? – поинтересовался лысый, подходя ближе.
Георгий машинально отступил назад – и упёрся в стенку.
Лысый остановился.
– Тогда позволь, кое-что расскажу, – проговорил он…
…Белёсое жирное тело в Башне вновь пришло в норму. Для этого понадобилось приложить бОльшие усилия, чем предполагалось: подавить бунт, убрать трупы, запустить в теле- и радиосигналы стирающие память коды, а главное, подпитать из собственных резервов жирного транслятора.
Но теперь, пусть облачённые в одеяния цвЕта ночи человекоподобные фигуры и чувствовали себя едва ли не истощёнными, всё возвращалось на круги своя. Башня опять возвышалась над миром не только в прямом, но и в переносном смысле, потому что правление её должно быть вечно. Это знали и понимали ОНИ; это понимало и знало тело. Как и их мелкие помощники – слуги, верпы и другие, – которым иногда перепадали частички переработанного специальными машинами негатива. Негатива, высасываемого монохромами. Негатива, на котором зиждилось всё общество, всё Государство.