Обещание длиною в жизнь
Шрифт:
— Умерь свое высокомерие, грубиян, — она смерила меня бесстрастным взглядом. — Не думай, будто ты лучше меня. Ты такой же испорченный и эгоцентричный, как я. В этом мы похожи.
— Не льсти себе. Я не идеальный человек, но не сравнивай меня с собой.
— Да-а-а, — она вздохнула и замотала головой. — Надеюсь, что Лукас не пойдет в нас и станет достойным человеком.
В этом я охотно согласился с ней.
— Что ж, на этом, я думаю, мы поставим точку, — подвела итог Шарлотта, встав с кресла и пригладив черную юбку. — Не забудь подписать заявление, — она указала пальцем на документ, который
Я помахал ей.
— Обещаю, скучать не буду.
Запрокинув голову в звонком смехе, словно мы были старыми добрыми друзьями, и я только что рассказал приятельскую глуповатую шутку, Шарлотта развернулась и легкой осанистой походкой покинула мой кабинет.
ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ ГЛАВА
ДЕСЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
— Готова загадать желание?
Максимально сосредоточившись на пяти разноцветных свечах, воткнутых в огромный торт с небольшими декоративными фигурками улыбающихся панд из белого и черного шоколада, Алексис поджала губы, сжала маленькие, пухлые кулачки и кивнула Наоми.
— Да, мамочка.
Моя жена с любовью погладила девочку по светлым кудряшкам.
— На счет раз, два, три!
— Хочу, чтобы мама и папа сделали младшего братика, потому что старший братик Лукас не хочет играть со мной, потому что он уже большой! — громко проговорив это, Алексис крепко зажмурилась и задула свечи.
Воцарилась тишина, которую я нарушил глухими смешками. Густо покрасневшая Наоми, придя в себя от неожиданного желания нашей дочери, стрельнула на меня растерянными глазами. Я приложил кулак ко рту и закашлял, скрывая смех.
Я не мог поверить, что сегодня Алексис Роджерс исполнилось пять лет.
— С днем рождения, детка! — улыбнувшись с любовью, Наоми захлопала в ладони.
Задорный детский смех заполнил просторный зал с высоким сводным потолком нашего дома в верхнем Манхэттене.
— С днем рождения, моя Пандочка, — я подхватил Алексис на руки и закружил в воздухе. — Я в восторге от твоего желания, — прижав к себе малышку, сказал я ей на ушко.
— Правда-правда, папочка? — все еще хохоча, Алексис потянула меня за щеку.
— Конечно. Торжественно клянусь, что мы приступим к его исполнению в самое ближайшее время, — я крепко подхватил ее одной рукой, а второй по-солдатски отсалютовал.
Я поцеловал дочку в маленький лобик и подмигнул Наоми. Она закатила глаза, одними губами произнесла: «Даже не думай» и принялась разрезать торт.
Ну-ну. Еще посмотрим.
Мы переехали в Нью-Йорк, как только Наоми забеременела. Я узнал, что она ждет ребенка, спустя три месяца после того, как мы поженились шесть лет назад. Те девять месяцев были самыми непредсказуемыми и удивительными. И я до сих пор сомневаюсь, что Наоми страдала от токсикоза больше, чем я.
Наоми рожала в одной из лучших клиник США, и, слава богу, роды прошли благополучно и без осложнений.
Алексис Роджерс появилась на свет семнадцатого апреля ровно в двадцать три часа и семнадцать минут, спустя пять часов после того, как я привез Наоми в больницу.
Как только я увидел ее, плачущую и такую крошечную,
У меня появилась возможность наблюдать, как растет мой ребенок.
Я запечатлел все значимые события в жизни Алексис. Ее первым словом стало «панда», вместо мамы и папы, поэтому в кругу семьи мы звали ее Пандочка. Она пошла, когда ей было девять с половиной месяцев. Я буду помнить всю жизнь те бессонные ночи и утомительные дни, когда у малышки резались первые зубки.
Я познал всю прелесть и горесть отцовства растущей девочки.
Я боялся будущего, когда спустя еще лет десять Алексис вступит в подростковый период, начнет интересоваться и встречаться с мальчиками. Я боялся мыслей о том, что не справлюсь, когда придет время поговорить с ней о смущающих нюансах половых отношениях между мужчиной и женщиной, когда она приведет какого-нибудь Райана к нам домой, чтобы представить в качестве своего бойфренда.
Боже. Я был безбашеннным и проблемным подростком. Мой отец прошел все круги ада, когда я был совсем юн.
Я мечтал, чтобы с Алексис все сложилось иначе.
В конце концов, я был уверен в Наоми.
Она была моей поддержкой и опорой. Она была моей гаванью, моим раем, моим домом. Когда я ломался под тяжестью неуверенности в себе и своих способностях, как отца, Наоми не переставала верить в меня. Ее улыбка была, есть и будет всегда моим маяком, освещающим путь к берегу.
Наши родители поддерживали нас, и я поражался, как они успевали справляться со своим сорванцом. Ричард был любознательным и неугомонным ребенком, мечтающим стать космонавтом. Мальчик был влюблен в небо и звезды.
Когда ему исполнилось семь, у него обнаружили лейкоз.
Он умер спустя полгода.
Это стало страшным ударом для Линдси, Наоми, моего папы. И меня. То, что мы были друг у друга в самые трудные времена, спасло нас. Наоми говорит, что Линдси до сих пор плачет... но я часто видел, как плакала сама Наоми.
Жизнь — череда непредсказуемых событий. Испытав взлет, достигнув вершины счастье, не всегда удается остаться в желанном Эдеме. Иногда судьба безжалостно бросает нас в самые пучины холодной тьмы, не проявляя милосердия.
Но, пролив слезы бессилия, мы все же находим путь обратно. Стирая себя в пыль тщетности, совершая попытки, которым нет конца, взобраться обратно — к недосягаемому, заслуженному счастью.
Я старался проявлять активное участие во взрослении Лукаса. Не всегда удавалось встречаться каждый месяц. Однажды мы не виделись полгода, и я дьявольски скучал. Я наблюдал в нем черты, присущие мне, и с каждым годом они выражали себя более ясно.
В пятнадцать Лукас стал точной копией меня и, честно говоря, помимо внутренней восторженности и в какой-то степени гордости я испытал не передаваемый на словах трепет перед величием времени, потому что, глядя на возмужавшего сына, я видел пятнадцатилетнего себя. И воспоминания сами собой погрузили меня в ужасающее прошлое без матери, ненависти к ней и кучей подростковых проблем.