Обещание тигра
Шрифт:
Я знала, что отец вряд ли поднимет на меня руку до того, как мы предстанем перед раджей, но даже если это произойдет, я всегда смогу исцелиться, а Ише помочь будет намного сложнее. Наверное, имей я возможность открыто практиковаться в магии, сумела бы развить свои скромные способности настолько, чтобы оказывать настоящую помощь людям. Но такой возможности у меня никогда не было.
Взяв себя в руки, я успела скромно опустить взгляд за мгновение до того, как дверь в комнату широко распахнулась. Отец явился вместе со своим подручным Хаджари, человеком, жестокость которого могла соперничать только с его
– Где твоя ленивая нянька? – первым делом спросил Локеш, мой отец. – Я уже давно заметил, что она завела отвратительную привычку надолго оставлять тебя одну.
– Но ведь я никогда не бываю совсем одна, отец, – тихо ответила я и тут же почувствовала, как он раздраженно насупился. Мне не следовало так говорить. Мое замечание граничило с дерзостью, поэтому я поспешила добавить: – Тем более что ни один человек, живущий в доме моего достопочтенного отца, не осмелится приблизиться ко мне с недобрыми намерениями. Ваше могущество чувствуется даже на расстоянии.
Несколько мгновений отец пристально разглядывал меня, потом, видимо, решил оставить дерзкое замечание без последствий.
– Но так положено! – нетерпеливо бросил он. – Нянька должна постоянно быть при тебе.
– Возможно, я поступила опрометчиво, – быстро сказала я, – но сегодня мне пришлось пораньше отправить Ишу в постель. Она слегка прихворнула, а мне совсем не хотелось предстать перед нашим раджей с безобразно распухшим красным носом.
Локеш недовольно фыркнул, однако мгновенно утратил интерес к Ише. Больше всего на свете мой отец презирал слабость, он просто не выносил ее в людях. На моей памяти он никогда не болел, но стоило любому военному случайно кашлянуть в его присутствии, как отец тут же отсылал его с глаз долой. Сегодня его отвращение к болезням сослужило мне добрую службу, но я понимала, что мой отец слишком умен, чтобы я могла надеяться использовать этот же прием дважды.
Отец неторопливо, с откровенным удовольствием, обошел меня кругом. Мои руки сами собой сжались в кулаки при виде осклабившегося Хаджари, щерившего в похотливой ухмылке черные пеньки гнилых зубов – разумеется, негодяй осмелился на такую дерзость, лишь когда его господин повернулся к нему спиной. Я поспешно разжала пальцы и поправила свои юбки. Ни в коем случае нельзя показывать отцу, что я напугана или нервничаю. Больше всего на свете он любил вызывать в людях именно такие чувства. Даже безобразное лицо Хаджари приобрело бесстрастное выражение, когда Локеш обернулся.
– Полагаю, ты одета вполне пристойно, – сказал он. – Однако я бы предпочел, чтобы ты выбрала покрывало не золотого, а лавандового цвета. Он подчеркивает цвет твоих глаз. – Отец взял меня пальцами за подбородок, и я послушно подняла взгляд.
– Я непременно запомню ваше замечание, чтобы последовать ему при подготовке к следующему празднику, – смиренно проворковала я, улыбаясь, чтобы ненароком не пробудить в отце желание воспользоваться проявлением моей слабости.
Мы оба знали, что раджа вряд ли когда-нибудь в будущем побалует меня еще одним личным приглашением.
Мой отец во многом походил на хищника. Если человеку хватало мужества
Мне было десять лет, когда я обнаружила, что могу исчезать. Сначала даже не поняла, что случилось. Грохот шагов за дверью так напугал меня, что я застыла на месте. Иша проворно вбежала в мои покои, промчалась мимо меня, на ходу приводя в порядок и без того безукоризненно прибранную комнату. Мой отец желал, чтобы его вещи, а также люди – впрочем, люди для него ничем не отличались от вещей – всегда находились на своих местах, где он в любой момент мог без труда найти их.
На этот раз старания Иши оказались напрасными. Дверь так и не открылась. Иша выглянула в коридор, перекинулась парой слов со стражем и снова вернулась в комнату.
Только после этого она стала звать меня.
– Бай? Джесубай? Ты где? Можешь выходить, твой отец еще не вернулся. Это была всего лишь смена караула.
– Но я… я здесь, – пролепетала я.
– Бай? Да где же ты, детка? Я тебя не вижу!
– Иша? – Ничего не понимая, я шагнула к ней, дотронулась до ее руки. С испуганным воплем Иша всплеснула ладонями, ощупала мое лицо, потом руки.
– Это магия! – прошептала она. – Ты стала невидимой! Дитя мое, ты можешь вернуться обратно?
– Не знаю, – ответила я, чувствуя, как паника сжимает грудь.
– Попробуй отвлечься, успокойся. Подумай о каких-нибудь пустяках.
– О каких?
Иша посмотрела на корзины с цветами, которые только что привезли с рынка для составления букетов – единственной радости, которую отец разрешал мне. Беря в руки прелестные бутоны, я всегда представляла, как они растут на свободе, под солнцем, и тянут свои лепестки к небу, хотя прекрасно знала, что почти все цветы, которые мне присылали, были выращены в садах. Наблюдение за медленным увяданием прекрасных соцветий вызывало во мне странные чувства, их смерть казалась закономерной и пугающе притягательной.
Даже в детстве я часто задумывалась над тем, когда придет конец моему цветению и я, подобно срезанным бутонам, зачахну в этой комнате – лишенная возможности поддерживать жизненные силы, так и не почувствовав тепло солнечных лучей на лице. Будь мне дозволена возможность хоть ненадолго покидать свою темницу, чтобы в одиночестве побродить по цветочным базарам, я сочла бы это бесценным даром, сродни отсрочке смертного приговора.
– Перечисли все цветы, какие сможешь вспомнить, – прервала мои размышления Иша.
– Хорошо, я попробую. – Облизнув губы, я начала: – Жасмин, лотос, ноготки, подсолнух…
– Отлично! Мы на правильном пути. Я уже вижу тебя, только пока ты еще прозрачная, как неупокоенный призрак.
– Магнолия, георгин, орхидея, хризантема…
– Еще немножечко!
– Лилия, рододендрон, амарант, ломонос, каллиандра…
– Все, умница. Теперь ты полностью видна. Как ты себя чувствуешь, дитя мое?
– Замечательно. И я не ощущаю, что использовала какую-то магию.
– Мы будем практиковать твой дар, пока господин в отъезде! Ты должна научиться пользоваться своей силой, Бай.