Обещанная демону
Шрифт:
– Я помогу тебе? – шепнула Элиза, глядя на Эрвина. Тот был непривычно строг и молчалив, тих, словно опален войной, не прекращающейся ни на день.
– Нет, – сказал он тихо, будто через силу. – Я сам. Сам. Эту историю я должен закончить сам.
И Элиза отступила, прячась в покое и тени, не смея напоминать о настоящем.
Прошлое и настоящее соединились. Эрвин, шагая по разбитому полу, вдруг ощутил себя там, много-много лет назад, в комнате гордой красавицы Марьяны. Был тот же серый зимний свет, полуприкрытые ставни, потухший камин… только теперь он успел.
– Дочь греха, – промолвил он,
Вороновы черные крылья раскрылись, растворяясь в ослепительно-белом звездном свете. Эрвин наступал на воющую и скулящую Марьяну так же неумолимо, как ночь сменяет день.
– Эрвин! – вскричала Марьяна, заслоняясь дрожащей рукой, не выдержав его тяжелого взгляда. – Эрвин, вспомни: ты любил меня! Неужто ты сможешь поднять на меня руку?!
– Ты же просила у меня свершить Поступок, – произнес Эрвин, распахивая крылья еще шире, словно желая обнять ими весь мир. – Убить. Быть жестоким и страшным. Ты же хотела, чтоб моя душа была так же черна, как твоя. Зерна зла, посеянные твоей рукой в моем сердце, дали щедрые всходы. И желание твое исполнилось. Чем же ты недовольна сейчас?
– Эрвин! – вскрикнула старуха. – Но теперь нам ничто не мешает быть вместе! Теперь-то, когда ты не скован святыми клятвами, теперь, когда ты свободен от оков совести, ты должен меня понять! Существуют только наши желания, а люди – это всего лишь способы их достигнуть! Разве не так, Эрвин? Разве не так?
Эрвин отрицательно качнул головой.
– Нет, – произнес он, и голос его был подобен грому. – Именно сейчас я не свободен. Именно сейчас я скован обязательством убивать, подчиняться тем, кто помнит мое имя. Ты помнишь его, Марьяна? Ты можешь приказать мне убить любого? Или остановить меня можешь?
– Помню! – выкрикнула в истерике Марьяна, цепляясь за последний шанс выжить. – Я помню твое имя, граф Эрвин Храброе Сердце, Чистокровный, Пустынный Повелитель, Гроза Нечестивцев, Владыка Синих Звезд Востока, Тринадцатый Инквизитор!
Громом разорвало небо, и Эрвин зажмурился, слушая последние отзвуки своего имени, отнятого у него людьми. Над головой его дрожали звезды, такие же прекрасные и далекие, как в том краю, где он родился.
– Все верно, – произнес он зловеще, открывая сапфировые глаза. – Я Инквизитор.
– Черта с два! – прокричала Марьяна, в ярости и страхе терзая землю ногтями. Лицо ее от крика покраснело, стало безумным, словно она сражалась за свою жизнь своей душой, своей верой во зло. – Ты больше не Инквизитор! Ты отрекся и возненавидел! Ты по доброй воле оставил Служение! Ты Проклятый! Такой же, как я! Между нами нет различий, никаких! Оба мы убивали, чтобы остаться в живых!
– Как отрекся, – произнес Эрвин тихо, – так и приму.
– Темная душа не может без веры принять Служение! – расхохоталась Марьяна. – Так что если ты убьешь меня, ты станешь всего лишь еще гаже, еще чернее и падешь еще ниже в проклятье. Ну, давай! Утопи себя! Может, сегодня не откажешь мне, и совершишь Поступок, мальчишка? Осмелишься?
Марьяна издевалась и хохотала как безумная, а Эрвин молча смотрел на женщину, корчащуюся у его ног.
– Осмелюсь, – ответил он твердо, когда Марьяна отсмеялась и ее обессилевший голос стих. – Ты хочешь посмотреть на Поступок? Хорошо. Я совершу его. Но не ради тебя; ради Нее. Ради вернувшей мне веру в людей, – голос его окреп, Эрвин поднял руки вверх, словно пытаясь поймать кончиками черных когтей демона лучи святого света над своими трепещущими крыльями, – я принимаю Служение!
Словно оглушительно грянул гром, синей сверкающей змеей молния ринулась с небес, в провал в разбитом куполе, и оплела Эрвина с ног до головы, каждый палец, каждую волосинку на его голове, выжигая скверну, ярость и ненависть. На плечи ему легли латы, зазвенела кольчуга, бархатное черно-синее одеяние Инквизитора одело его.
Марьяна, омерзительно взвыв, как гиена, вытряхнула из рукава кинжал и кинулась на Эрвина, метя ему в бок, но его тяжелая рука в металлической чешуйчатой перчатке с хрустом переломила лезвие ее оружия и, ухватив женщину за плечо, грубым толчком отправила ее на место, к ногам Инквизитора.
Эрвин развел руки в стороны, ладонями вверх развернув их, к свету. И словно бледный лунный луч, на них засиял возвращенный ему огромный, прямой обоюдоострый Инквизиторский меч.
– Судить и карать, – звучно произнес Эрвин, вспоминая девиз Инквизитория. Он перехватил меч за рукоять так уверенно и привычно, словно никогда не выпускал его из рук.
– Ты не посмеешь! – выдохнула Марьяна.
– Кто мне помешает, дочь погибели? – спокойно спросил Эрвин.
Марьяна взметнулась, вскинула гордо голову, готовая спорить до бесконечности, но меч Эрвина, свистнув, мгновенно прочертил широкую полосу белого света, и белокурая голова женщины, мгновенно высохшая, как у древней мумии, запрыгала по каменному полу, странно растянув рот в улыбке до самых ушей. Тело ее осело, мешком свалилось к ногам Инквизитора, и тот почтительно склонил голову перед Смертью, пожинающей свои плоды.
– Магия, прими ее!
Глава 26. Отец Элизы
Свершив суд, Эрвин быстро вернулся к поверженному Первому.
С неподвижно лежащего тела Тристана с легким шорохом, словно перья, смытые порывом ветра, сползло его неистовое звериное обличье, и он остался лежать бездыханный, неподвижно, истерзанный, в изорванной, окровавленной одежде. И залечить раны у него сил не осталось.
– Как, впрочем, и всегда, – пробормотал Эрвин, склонившись над его согнутым в муке телом. – Ему нужно в Инквизиторий. Святое место излечит его от ран.
– Но как?! – в отчаянии произнесла Элиза. – Демона?..
– Однажды я упросил его сделать это, – ответил Эрвин, приподнимая Первого и ловчее перехватывая его, чтобы поднять на руки. – Упрошу и еще раз. А ты жди меня. Я вернусь очень скоро.
Пока Инквизиторы переговаривались между собой, маркиз Ладингтон прятался я спасительной тени комнаты. Он рассматривал своих врагов через щелку между дверью и косяком, и сердце его колотилось, готовое вырваться из груди. Тринадцатый, Инквизитор-воин, поднял на руки Первого, проклятого одержимого Демона, и ушел. Интересно, куда? Казнит где-нибудь, где никто не найдет и следа этой нечисти?..