Обессилевшая рука. Рассказ о мести в лесной глуши
Шрифт:
Этому нужно помешать! Нужно!
Но как это сделать? Посмотрим.
Есть способ, который кажется достаточно легким. Дик пошел в город и возвращаться будет из города. Никто не знает, что он намерен вернуться. Никто его не хватится. Девчонка решит, что он ушел насовсем. Он должен вернуться утром, до восхода солнца. Придет по тропе: он знает, что на ней он ни с кем не встретится, а если и встретится, в темноте его не узнают. Почему бы мне его не встретить?
При этих словах дьявольское выражение, хотя никем не увиденное, промелькнуло на лице охотника. Дьявольская мысль возникла у него в голове.
– Действительно, почему бы и нет? – продолжал он размышлять. – Что мне Дик Тарлтон? Я не имею против
Не послушается. Он так сказал, даже поклялся.
Что тогда? Я должен потерять шестьсот долларов в год только для того, чтобы он удовлетворил свою злость? Будь я проклят, если допущу это! Я не выпущу того, что станет моим.
Сделать это так же легко, как споткнуться о бревно. Посидеть с полчаса в кустах поблизости и спустить курок – вот и все. Придется утащить тело, но я сделаю это быстро, а ручей закончит дело. Я знаю поблизости омут, который как раз подойдет.
Заподозрит ли кто-нибудь? Никто ничего не знает. Ни одна душа, кроме меня; думаю, что тайна будет сохранена.
Некоторое время старый разбойник стоит молча, размышляя над своим темным планом и рассчитывая шансы на провал или разоблачение.
Но вот восклицание свидетельствует, что мысли его изменились. Он не отказался от дьявольского замысла, но ему пришел в голову другой план, который как будто обещает стать более успешным.
– Джерри Рук! Джерри Рук! – произносит он, риторически обращаясь к самому себе. – Какой же ты дурак! Ты никогда не проливал человеческую кровь и не должен это делать сейчас. Она, как бревно, ляжет на твою душу; и к тому же кто-нибудь может услышать. Звук выстрела всегда подозрителен, особенно в темноте ночи; к тому же может закричать раненый. Допустим, он, этот Дик, не будет убит сразу. Что тогда? Добивать его? Мне это не нравится. Но можно ничем таким и не рисковать. Слово, сказанное плантатору Брендону, убьет Дика так же верно, как шесть пуль из самого точного ружья. Надо только дать ему знать, что Дик Тарлтон здесь, и его, конечно, найдут. Брендон созовет остальных, и они закончат дело, которое не завершили Бог знает сколько лет назад. Закончат быстро – на этот раз ему не дадут возможности уйти. И никакой опасности для меня. Достаточно одного намека, и мне совсем не обязательно появляться среди них. Клянусь небом, самый подходящий план!
Но как же передать этот самый намек? Ха! Я могу написать – к счастью, я это умею. Напишу записку плантатору Брендону. На плантацию ее отнесет девчонка. Ее тоже не должны узнать. Она закутается в плащ и отдаст записку какому-нибудь ниггеру с плантации. Ответ не нужен. Я знаю, что сделает Брендон, когда получит письмо.
Нельзя терять времени. Сейчас Дик уже, должно быть, добрался до города. Невозможно сказать, сколько времени он там проведет, а они должны перехватить его на пути назад. Они будут ждать на поляне – самое подходящее место для их цели. Его уже опробовали.
Да, нельзя терять ни минуты. Нужно идти в дом и написать записку.
Приняв дьявольское решение, он торопится в хижину и, войдя, зовет из кухни дочь.
– Эй, девочка! У тебя есть бумага, на которой ты делаешь уроки. Принеси мне листок, чернильницу и перо. И побыстрей.
Девушка гадает, зачем ему эти вещи, которыми он никогда не пользуется. Но она не привыкла расспрашивать отца; ни слова не говоря, она выполняет приказ.
Бумага, чернильница и перо лежат на грубом деревянном столе, Джерри Рук садится и сжимает перо в пальцах.
Несколько минут он молча размышляет, обдумывает форму своего сообщения.
Наконец пишет, с ошибками, но коротко и просто.
«Плантатору Брендону, эсквайру.
Сэр, я думаю, вы помните человека, по имени Дик Тарлтон, и, может быть,
Незнакомый вам человек, но ваш друг».
Джерри Рук не опасался, что его почерк узнают. Он сам не узнал бы его, так редко приходилось его видеть.
Сложив листок и запечатав его несколькими каплями каучука, растопленного в пламени свечи, он пишет снаружи: «Плантатору Брендону, эсквайру». Потом протягивает письмо дочери и приказывает отнести его инкогнито.
Лена, плотно закутавшись в плащ, набросив на голову капюшон, идет по тропе, ведущей к плантации Брендона. Бедное простодушное дитя! Она, невинная как лесной олененок, не подозревает, что несет смертный приговор человеку, который, хотя она его почти не знает, уже дорог ей: ведь он отец Пьера Робиду!
Она доставила письмо, хотя сохранить инкогнито ей не удалось. Капюшон на голове не помог. Слуга, принявший письмо, по протянутой белой руке и тонким симметричным пальцам узнал в ней дочь «старого Рука, охотника с ручья Кейни». И когда его спросили, кто доставил письмо, он так и сказал хозяину.
Впрочем, это не имело никакого значения. Если бы имя автора письма оставалось неизвестным, это не оказало бы воздействия на его замысел и не расстроило бы жестокий план. Когда утреннее солнце осветило поляну, которую описал в своем письме Джерри Рук, обнаружилась ужасная картина – тело человека, свисающее с ветки дерева.
Это была та самая ветка, на которой недавно висел молодой охотник Робиду. А тело было телом его отца!
Поблизости не было никого – ни следа жизни, кроме канюков, которые продолжали пировать на костях медведя, и тощего серого волка, разделявшего с ними пир. Но видно было множество человеческих следов, длинные полосы в траве говорили об отчаянном сопротивлении, а под деревом-виселицей трава была вообще вытоптана. Тут стоял судья Линч, окруженный толпой присяжных, а над ними висела жертва их мщения. Снова была разыграна эта пародия на суд, снова произнесен приговор; и трагедия, надолго отложенная, теперь подошла к заключительной сцене – к смерти.
Глава XIII
Шесть лет спустя
После линчевания Дика Тарлтона прошло шесть лет. Согласно закону об ограничениях [4] , шесть лет снимают денежный долг и затуманивают многие воспоминания. Но есть воспоминания, которые не так легко забыть; и одно их них – трагедия, разыгравшаяся на ручье Кейни.
И тем не менее мало кто вспоминал эту трагедию. В земле, где ежедневно человек подвергается угрозе беззаконной смерти, простое убийство – не очень заметное происшествие и вряд ли заслуживает упомянутых в пословице «девяти дней удивления». Ричард Тарлтон был всего лишь «спортсмен», игрок, если не гораздо хуже; а что касается способа его смерти, то в той же округе еще с несколькими людьми обошлись таким же образом, их повесили на улицах Виксбурга, и роль палачей исполняли самые респектабельные граждане!
4
Закон о непривлечении к уголовной ответственности за давностью лет. Этот закон устанавливает сроки, после истечения которых человек не подлежит привлечению к наказанию. Сроки зависят от вида преступления. – Прим. перев.