Обет молчания (Пылающий остров - 1)
Шрифт:
– Что же следует из всего этого, если даже, осмелюсь так выразиться, поверить вашему неграмотному таежнику?
– Из этого следует, милейший, что в Сибири до последнего ледникового периода был жаркий африканский климат. Здесь водились тигры, слоны...
– Вы хотите сказать, что и люди, обитавшие здесь...
– Вот именно! И люди, обитавшие здесь, были совсем другие, чернокожие. Не хотите ли еще раз взглянуть на фотографию?
Кленов замахал руками:
– Простите меня, профессор. Я ваш недавний студент. Но я лишь экспериментатор. Я верю только опытам, а не гипотезам.
– Вам не нравится эта гипотеза о затерянном
Кленов, может быть, и не хотел, но Баков обращал на это очень мало внимания.
– Что вы думаете, почтенный мой физик-экспериментатор, о единстве форм жизни Вселенной?
– Откровенно признаюсь, профессор, ничего не думаю. Это так далеко от физики...
– Быть может, и не так далеко...
– снова загадочно сказал Баков.
– Во всяком случае, надо думать, что формы эти бесконечно разнообразны, заметил Кленов.
– Не вполне, - пробурчал Баков.
– И у лягушки и у человека по пяти пальцев на конечностях и сердце в левой стороне.
– Совершенно справедливо.
– На голове почти у всех животных по два глаза, по два уха... Словом, похожего много.
– Пожалуй, - согласился Кленов.
– А как вы думаете, по какому пути могла развиваться жизнь на другой планете?
– Простите, профессор, осмелюсь возразить вам. Я считаю саму постановку вопроса... не научной.
Баков громко расхохотался. Олень Кленова, который шел рядом с оленем Бакова, шарахнулся в сторону.
– А между тем это любопытнейший вопрос! Знаете ли вы, Кленов, замечательного мыслителя прошлого века Фридриха Энгельса?
– Я далек от его понимания классовой борьбы и ее значения. На мой взгляд, вершителем судеб человечества может быть только человеческий Разум и Знание.
– И носителями Разума и Знания вы готовы считать лишь наших с вами почтенных коллег?
– М-да... мне кажется, что только ученые могут принести человечеству счастье. Впрочем, я далек от политики, хотя и готов сопровождать вас в изгнание, быть вашим учеником и помощником.
– Если бы у меня хватило времени, я прежде всего выучил бы вас марксизму. Так вот! Я встречался с Фридрихом Энгельсом, с этим замечательным человеком, когда еще пылким юношей бывал за границей. Старый философ рассказывал мне, что работает над книгой о природе, применяя для понимания ее законов материалистическое учение и диалектический метод. Он в этой работе затрагивал вопросы, закономерности возникновения и развития жизни. Жизнь, первая живая клетка, неизбежно должна была возникнуть, когда условия на какой-нибудь планете оказались благоприятными. Развитие жизни всюду должно было начинаться с одних и тех же азов. Высшие формы жизни, по крайней мере у нас на Земле, связаны с позвоночными, у которых наиболее совершенная нервная система. А высшим среди высших является то позвоночное, в котором природа приходит к познанию самой себя, - человек. Я бы не ожидал встретить на другой планете в роли тамошнего "царя природы" муравья или саламандру. Условия на планетах разные, вернее - смена этих условий различна, а законы развития жизни одни и те же. Все преимущества строения позвоночных, которые определили высшую ступень их развития на Земле, неизбежно сказались бы и на любой другой планете, если условия вообще допускали бы там возникновение и развитие жизни. Но уж если жизнь возникла, то она будет развиваться и в конце концов, как говорил Энгельс, неизбежно породит существо, которое, подобно человеку, познает природу. И клянусь вам, Кленов, на расстоянии версты оно будет походить на человека! Оно будет ходить вертикально, будет иметь свободные от ходьбы конечности, которые позволят ему трудиться, развить этим свое сознание и возвыситься над остальными животными. Конечно, в деталях разумные существа других планет могут отличаться от нас: быть других размеров, иного сложения, волосяного покрова... ну, и сердце у тех существ не обязательно будет в левой стороне, как у земных позвоночных...
Кленов тяжело вздохнул:
– Я не понимаю, почтенный Михаил Иванович, какое это все имеет отношение к физике или черномазой шаманше?
Баков загадочно усмехнулся:
– Как знать! Вот, например, мертвый стоячий лес, который я сфотографировал среди поваленной тайги. Не кажется ли вам, что взрыв произошел не на земле, а верстах в пяти над нею? Взрывная волна ударила во все стороны. И там, где фронт ее был перпендикулярен деревьям, они не были повалены, потеряв лишь верхушки и сучья. Но всюду, где удар пришелся под углом, деревья были повалены, а на возвышенностях - даже на сотню верст. Видите?
– И Баков показал на возвышенность, по склону которой лежали стволы деревьев.
– Что же из этого следует?
– недоумевал Кленов.
– То, что метеорит никогда не падал в тайгу, - отрезал Баков.
Они могли ехать рядом лишь по краю болота, где тайга расступается. Болото кончилось, и деревья сомкнулись. Баков, ударяя своего рогатого конька пятками, погнал его вперед за оленем Лючеткана.
Глава III
ТЯЖЕЛЫЙ ПОДАРОК
В стойбище со странным названием "Таимба" русских приняли радушно. Они остановились в чуме старика Хурхангыря, старейшего в роде.
Михаил Иванович всячески допытывался, из какого рода живущая в стойбище шаманша. Но удалось ему установить только то, что до появления ее в роде Хурхангырь о ней никто ничего не знал. Возможно, что языка и памяти она лишилась во время катастрофы, по-видимому окончательно так и не оправившись.
Лючеткан сказал русским, что у шаманши есть свои странные обряды. И он шепнул, что покажет баё камлание.
Оказывается, она шаманила ранним утром, когда восходит утренняя звезда.
Лючеткан разбудил Бакова и Кленова до рассвета. Они встали и вышли из чума.
Глядя на рассыпанные в небе звезды, Баков сказал Кленову:
– Джордано Бруно сожгли на площади Цветов в Риме за то, что он предположил существование жизни и разумных существ, кроме Земли, на многих мирах.
– В наше время вас не сожгут на костре, но я не советовал бы вам, Михаил Иванович, выступать с подобными утверждениями.
Баков усмехнулся.
Конический чум шаманши стоял у самой топи. Сплошная стена лиственниц отступала, и были видны низкие звезды.
Лючеткан сказал:
– Здесь стоять надо, баё.
Ученые видели, как из чума вышла высокая женщина, а следом за ней три старушки тунгуски, казавшиеся совсем маленькими по сравнению с шаманшей. Процессия гуськом двинулась по топкому болоту.
– Бери шесты, баё. Провалишься - держать будут. Стороной пойдем, если смотреть хочешь.
Словно канатоходцы, с шестами наперевес шли двое ученых по живому, вздыхающему под ногами болоту, а кочки справа и слева шевелились, будто готовые прыгнуть. Даже кусты и молодые деревья раскачивались, цеплялись за шесты и, казалось, старались заслонить путь.