Обезглавленное древо. Тайны ратоборца
Шрифт:
– Я уйду, – произнес он, запинаясь от ярости, и суставы его пальцев хрустнули, сжимаясь в кулаки, – но ты, Сильван Матье, с этого дня ходи оглядываясь! Сколько бы ни заплатили родичи Артура, растратить их пласт ты не успеешь!
Он оттолкнул Роберта с дороги и пошел прочь; узкий, темный переулок поглотил его, точно змеиная пасть. Сильван шумно выдохнул и оперся о стену дома. Он весь взмок, даже на поединках не доводилось так потеть.
– Вот тебе и поздравление с Новогодьем! – язвительно произнес он. – Красота, да и только!
– Его
– Ну разумеется, всех и всегда можно понять! – Сильван никак не мог отдышаться. – А как насчет того, что он здесь нес? Будто бы мне заплатили за проигрыш. Ты-то знаешь, что это чушь, чего ж молчал?
Роберт пожал плечами.
– Он бы мне не поверил. Он сейчас не поверит никому и ничему. На вашем месте, мастер Сильван, я бы воспринял его угрозы со всей серьезностью.
– Да ладно! – фыркнул Сильван, увлекая телохранителя за собой. – Ратоборцам постоянно угрожают. Издержки профессии.
Переулок вывел их на оживленную улицу, и Сильван немного расслабился.
– Наплевать, – как можно беспечнее произнес он, – приятного мало, но не сидеть же под замком, потому что кто-то недоволен поединком! Я спячу, да и дел по горло. Нужно думать, как вернуть Дар, а не заморачиваться с этим… забудь, в общем. Дело прошлое.
Роберт покачал головой. Пар от дыхания оседал на его плаще, покрывая край капюшона каемкой инея.
– Только не для этого человека. Он всё потерял, – мрачно произнес он, и у Сильвана мурашки побежали по спине от этих слов, – а люди, которым нечего терять, опасны.
Таинственный пузырек не помог нисколько. Сильван всё проделал, как велел старик, и потом еще неделю его швыряло от отчаяния к надежде, пока он не осознал, что Роберт был прав. Это просто обман.
Его охватила такая ярость, что телохранителю пришлось снова применить коронный прием с усаживанием в кресло.
Несмотря на показное легкомыслие, Сильван никак не мог отделаться от мыслей о Питере Норде. Всё в нем бунтовало против того, чтобы «ходить оглядываясь» – ведь это означало бы фактически признать справедливость обвинений.
Сильван чувствовал вину, но лишь за проигрыш, а проиграть может любой. Простое невезение, вот и всё. Почему он должен страдать из-за чьих-то дурацких выдумок? Как будто у него мало проблем!
Несмотря на эти правильные мысли, Сильван под разными предлогами просидел дома целую неделю. Выдумывал их исключительно для себя, поскольку родителям так ничего и не объяснил.
Сказать, что они недовольны, значило ничего не сказать. Сильван пережил уже два скандала, которые начинались как попытки госпожи Матье выяснить, почему он перестал выходить в Круг. Отец продолжал молчать, но чувствовалось, что он тоже на пределе, и скоро Сильван поймет, что почем.
Всемогущий, как же это его ранило! Он любил родителей и последние несколько лет купался в их любви, которой жаждал всю жизнь. Видеть их сердитые лица, слышать, что он неблагодарный, бесчувственный и никуда не годный сын было, пожалуй, худшим во всей этой истории.
А тут еще Роберт, всё чаще уходивший в город по каким-то тайным делам, начал приносить тревожные вести. Прошел слух, будто бы Сильвану заплатили за поражение в поединке. Мол, именно поэтому он нигде не появляется и больше не выходит в Круг – боится мести обвинителя. Поговаривали даже о том, чтобы исключить его из клана ратоборцев за нарушение Кодекса.
Услышав об этом, Сильван просто сел, где стоял, и обхватил голову руками. Было ясно, что Питер Норд не терял времени даром. Он не мог подобраться к Сильвану, пока тот сидит дома, и явно рассчитывал выманить его, распуская грязные слухи.
И разве Сильван смог бы их опровергнуть? Его слово против слова Питера, а этот поединок и впрямь выглядел подозрительно. Совет Роберта как можно скорее выходить из боя, если поражение неминуемо, сыграл с ним злую шутку. Позволь он избить себя до полусмерти, люди сочувствовали бы ему и меньше верили наговорам. К тому же появился бы весомый повод не выходить в Круг подольше.
Сильван понял, что запутался и с каждым движением увязает всё больше, как человек, провалившийся в трясину. Вернись Дар прямо сейчас, Сильван не рискнул бы выйти в Круг Правды. Услышать осуждающий гул, увидеть отвращение на лицах тех, кто его обожал и носил на руках, – нет, этого он не вынесет!
Он даже перестал играть в шарики, малодушно опасаясь, что мальчишки прогонят его. Им было лестно, что знаменитый ратоборец снисходит до них и играет в их обществе. Кому и зачем он нужен теперь?
А погода, как назло, стояла замечательная – тишина, безветрие, легкий морозец. Иногда по ночам подсыпало чуть-чуть снега, и город просыпался свежим и обновленным. За окном Сильвана один солнечный день сменялся другим, а он мог лишь бессильно смотреть на знакомые улицы. Жизнь продолжалась, но Сильвану в ней больше не находилось места.
И он всё чаще задумывался о том, стоит ли влачить ее дальше.
Зимой темнеет рано, и Сильван уже второй час сидел у окна, подперев голову руками и смотрел, как идет снег. Отдельные снежинки вертикально падали в желтом свете фонаря, вспыхивали и тут же гасли, появляясь из ниоткуда и исчезая в никуда.
На столе стоял поднос с давно остывшим ужином, но Сильван не обращал на него внимания. Он с головой погрузился в созерцание снега. Это помогало ни о чем не думать, и боль слегка ослабевала. Дни слились в одну сплошную, тягучую массу, и Сильван чувствовал, что увязает в ней, как мошка в смоле.
Иногда он приходил в себя настолько, чтобы, уступив настояниям Роберта, поесть и хоть немного поспать. А всё остальное время проводил у окна, тоскливо глядя на мир, из которого его изгнали. Забросил шарики, перестал следить за собой, и служанка невольно морщила нос, входя к нему в комнату с подносом.