Обитатели холмов
Шрифт:
Люси прямо в ночной рубашке сбежала по ступенькам и распахнула дверь. Бежать босиком по гравию было больно, и она перепрыгнула на цветочную клумбу. Кошка глянула на Люси и, не отпуская кроличьей шеи, зашипела.
— Брысь, Тэб! — приказала Люси. — Какая ты злая! Отпусти его!
Она отпихнула кошку, а та, прижав уши, попыталась вцепиться ей в руку. Люси замахнулась, кошка опять зашипела, отбежала на несколько ярдов и в бессильной ярости смотрела оттуда, как девочка подняла кролика на руки. Он было дернулся, но Люси держала крепко, и кролик затих.
— Сиди тихо, — сказала Люси. — Я не сделаю тебе
И с кроликом на руках она вернулась в дом.
— Чего это ты там делала? — спросил ее отец, соскребая у порога грязь с подошвы. — Ну-ка посмотри на свои ноги. Я же тебе говорил… Кто это у тебя?
— Кролик, — виновато сказала Люси.
— В ночной рубашке можно застудиться насмерть. И что же ты с ним делать-то будешь?
— Пусть поживет у меня.
— Нет.
— Но, папочка! Он такой славный!
— Кролик тебе за это спасибо не скажет. Если ты посадишь его в клетку, он умрет. Диких кроликов нельзя держать в неволе. А если отпустишь, он нам тут все перепортит.
— Но он ранен. Его кошка поцарапала.
— Кошка знает свое дело. Незачем было отбирать у нее добычу.
— А я хочу показать его доктору.
— У доктора хватает забот и без диких кроликов. Отпусти его.
Люси заплакала. Люси всю жизнь прожила на ферме и знала, что раз отец велел, значит, так и будет. Но хладнокровно обречь кролика на гибель девочка не могла. Она и в самом деле не знала, что делать. Ей хотелось лишь показать кролика доктору. Доктор считает ее настоящей фермерской девочкой, сельской девочкой. Когда она показывала ему свои находки — щеглиное яйцо, бабочку в банке из-под варенья и древесный гриб, который был точь-в-точь как корка от апельсина, — он отнесся к ее трофеям совершенно серьезно и разговаривал с ней как со взрослой. Теперь же Люси — как взрослая! — хочет спросить у него совета, что делать с раненым кроликом. И может быть, отец все же передумает и разрешит его оставить.
— Я всего-навсего хочу показать его доктору, папочка. Я не дам ему ничего попортить. Я просто поговорю с доктором, и все.
Отец Люси гордился тем, как его дочь умела вести беседу с доктором, хотя никогда не признался бы в этом. Она очень смышленый ребенок, и, говорят, ее, может быть, даже примут в грамматическую школу [30] . Доктор несколько раз называл Люси очень разумной девочкой. Чтоб ему пусто было, этому кролику. Пусть посадит его в клетку, если хочет, вреда не будет.
30
Грамматические школы — лучшие муниципальные школы в Англии, которые дают полное среднее образование. (Прим. перев.)
— Чем болтаться тут да трещать, как сорока, сделала бы что-нибудь путное, — проворчал он. — Пойди надень платье, а кролика посади в старую клетку. Где у тебя сидели твои лохматики.
Люси перестала плакать и поднялась по лестнице, не выпуская добычу из рук. Она посадила кролика в ящик комода, оделась и пошла в сарай. По дороге Люси прихватила из конуры соломы. Отец выглянул из амбара.
— Ты не видела Боба?
— Не-а, — ответила Люси. — А что?
— Перегрыз веревку. Веревка, конечно, старая, но вот не думал,
— Я все сделаю, папочка, — сказала Люси — А сейчас я иду к маме завтракать.
— Вот и умницы. Доктор сказал, что завтра мама уже поднимется.
Часов около десяти приехал доктор Адамс. Люси как раз застелила постель и убирала свою комнату — чуть позже, чем обычно; она услышала, как машина остановилась у вязов, и выбежала навстречу, недоумевая, почему это доктор не подъехал, как всегда, прямо к дому. Доктор Адамс стоял, заложив руки за спину, и смотрел на лужайку, а заметив Люси, окликнул ее как-то непривычно:
— Эй, Люси!
Девочка подбежала ближе. Доктор снял пенсне, положил в жилетный карман.
— Это ваша собака?
По лужайке к дому спешил усталый Лабрадор, а на шее болталась оборванная веревка.
— Он оторвался, доктор. Мы очень о нем беспокоились.
Лабрадор обнюхал ботинки доктора Адамса.
— Похоже, он с кем-то подрался, — сказал доктор Адамс — На носу глубокая царапина, нога прокушена.
— Как вы думаете, доктор, кто бы это мог быть?
— Ну, например, крупная крыса или, возможно, горностай. Наверное, Боб за кем-то погнался, а этот кто-то затеял драку.
— А я, доктор, нашла сегодня утром дикого кролика. Живого. Я его отняла у кошки. Он раненый. Вы не осмотрите его?
— Хорошо, осмотрю, но сначала все же зайду к миссис Кейн. — ("Не сказал "к твоей маме", — подумала Люси.) — А потом, если будет время, займемся и твоим приятелем.
Минут двадцать спустя Люси крепко держала кролика, а доктор Адамс осторожно ощупывал его ногу.
— Что ж, насколько я понимаю, ничего особенного, — наконец произнес он. — Кости целы. На задней ноге у него действительно странная рана, но она почти зажила, во всяком случае, насколько это возможно. Кошачья царапина вот она — видишь? Но это ерунда. Он практически здоров.
— Как вы думаете, доктор, нельзя ли его оставить? В клетке, конечно.
— Ну нет, в клетке он жить не сможет. Если он не сумеет сбежать, он умрет. Я выпустил бы бедолагу, если, конечно, ты не решила приготовить из него рагу.
Люси рассмеялась:
— Папа рассердится, если я его выпущу. Он всегда говорит: пришел один кролик, значит, завтра здесь будет сто один.
— Тогда вот что я тебе скажу, — произнес доктор Адамс, достав из кармана часы на тонкой цепочке, и, вытянув руку, посмотрел на циферблат — у доктора была дальнозоркость. — Сейчас мне пора ехать к одной пожилой леди в Коул-Хенли. Если хочешь, бери своего кролика, и мы выпустим его на холме. Обратно вернешься к обеду.
Люси подпрыгнула.
— Побегу спрошу у мамы.
Доктор Адамс остановил машину между двумя холмами — Хейа-Уоррен и Уотершипским.
— Место ничем не хуже других, — сказал он. — Здесь он никому не помешает, ничего не попортит, так что все будет хорошо.
Они пошли от дороги к восточному склону, и там Люси выпустила кролика. Наверное, с полминуты он одурело таращил глаза, а потом юркнул в траву и был таков.
— Видишь, нога у него действительно не в порядке, — сказал доктор, обращаясь к Люси. — Но он отлично проживет и с такой. "Я родился в кустах шиповника, Братец Лис".