Обитель чародеев
Шрифт:
– Ты знаешь, это может доконать его, – прервал молчание Гарион. Прямота может оказаться эффективной там, где другие средства убеждения не помогают.
– Ты о чем? – строго спросила она.
– Прошлой зимой он серьезно заболел, – ответил Гарион. – Они с Ктачиком схватились в смертельной схватке за право обладать Оком. Ктачик был уничтожен, но и Белгарат едва выжил. Вполне возможно, что его силу воли подорвала болезнь
– Почему ты нас не предупредил? – воскликнул Силк.
– Тетя Пол сказала, чтобы мы не смели делать этого, – продолжал Гарион. – Не дай
– А он догадывается? – быстро спросила Вордай.
– Не думаю. Никто из нас не говорил ему об этом. Он не должен догадываться о том, что у него может не получиться. Одно-единственное сомнение – и ничего не получится. На этом основано чародейство. Надо быть уверенным, что задуманное тобой произойдет, иначе с каждой неудачей будет все труднее.
– Что ты имел в виду, когда говорил, что это может его доконать? – На лице Вордай отразился испуг, и у Гариона мелькнула надежда.
– Его сила, или, вернее, часть силы, могла сохраниться, – объяснил он, – но её может не хватить для того, о чем ты просишь. Даже простые вещи требуют огромного расхода силы воли, а то, что ты требуешь, – очень и очень трудное дело. Он возьмется за него, но, взявшись, уже не остановится. Такое усилие может иссушить его волю и жизненную энергию настолько, что уйдут многие и многие годы на её восстановление, если, конечно, он доживет до этого.
– Но почему ты ничего мне не сказал? – с перекошенным от страха лицом прошептала Вордай.
– Я не мог… он мог услышать. Она бросилась к двери с криком:
– Белгарат! Подожди! – Потом повернулась к Гариону:
– Быстро! Останови его!!
Это только и нужно было Гариону. Он вскочил на ноги и, подбежав к двери, рывком распахнул её, и хотел было закричать, но страх сковал его сердце.
– Ну что?! – закричал за спиной Силк.
– Не могу, – простонал Гарион. – Он начал собирать свою волю и никого не слышит.
– Ты можешь помочь ему?
– Я даже не знаю, что он хочет сделать, Силк, – беспомощно ответил Гарион. – Если я присоединюсь к нему, будет только хуже.
Они в ужасе уставились на него.
Гарион услышал незнакомые раскаты далекого эхо. Как необычно! Его дедушка не пытался что-то переместить или изменить, нет, вместо этого он обращался куда-то в безбрежные просторы с помощью голоса своего разума. Слова были с трудом различимы, но одно Гарион расслышал довольно четко: «Повелитель». Белгарат обращался к самому Олдуру!
Гарион затаил дыхание.
Затем издалека прозвучал голос бога. Они принялись тихо беседовать, и все это время Гарион ощущал, как воля Белгарата под влиянием Олдура становится Крепче.
– Что происходит? – спросил перепуганный Силк.
– Он общается с Олдуром. Я не слышу, о чем они ведут разговор.
– Олдур поможет ему? – спросила Вордай.
– Не знаю, не знаю, сможет ли Олдур использовать свое могущество. Даже для него существуют ограничения… что-то такое, о чем он договорился с другими богами.
Когда странный разговор закончился, Гарион ощутил, что сила юли Белгарата выросла неизмеримо.
– Он приступает, – проговорил Гарион полушепотом.
– У него есть сила? – спросил Силк. Гарион кивнул.
– Такой же всесильный, как прежде?
– Не знаю. Это никому не дано знать.
Напряжение с каждой секундой росло и вскоре стало непереносимым. То, чем занимался Белгарат, было очень тонкой и очень напряженной работой. На сей раз Гарион не слышал ни накатывающегося шума, ни отдаленного эха, но незнакомый шепот в его сознании сливался с волей старика мучительно медленно. Этот голос как будто повторял одно и то же… что-то, чего не мог понять Гарион… что ускользало от него и терзало душу.
Во дворе юные кикиморы прекратили свои игры. Мяч остался лежать на земле, оставленный без внимания игроками, которые застыли как вкопанные. Поппи с Тупиком вышли из пруда и остановились, склонив набок головы, в то время как тихое бормотание Белгарата проникало в их мысли, передавая им все свои знания и жизненный опыт, наставляя и уча. Затем, словно от внезапного озарения, их глаза расширились.
Наконец, ступая тяжелой походкой, из ивовой рощи, укутанной туманом, вышел измученный Белгарат. Он медленно подошел к дому, остановившись на минуту, чтобы взглянуть на удивленные лица кикимор, собравшихся во дворе, и вошел внутрь. Плечи его поникли, лицо побелело и осунулось.
– Ты в порядке? – спросила Вордай. Теперь её голос уже не звучал безразлично.
Он кивнул, усаживаясь на стул, стоявший у стола.
– Дело сделано, – коротко произнес Белгарат. Вордай с подозрением взглянула на него.
– Я не шучу, Вордай, – продолжал он. – И я слишком стар, чтобы пытаться обмануть тебя. Я уплатил твою цену. Если не возражаешь, сразу после завтрака мы отправимся в путь. Нам еще идти и идти.
– Мне не нужны слова, Белгарат. Я мало тебе верю… как всем людям, по правде говоря. Мне нужны доказательства.
У порога послышалось невнятное бормотание. Поппи, с искаженным от усилий лицом, пыталась что-то произнести.
– М… м… м… – её рот перекосился, и она снова выдавила из себя:
– М… м… м… – Казалось, это было самое трудное испытание в её жизни. Но вот она набрала побольше воздуха и попыталась в третий раз:
– М… ма… ма…
Вскрикнув, Вордай бросилась к крохотному существу, упала на колени и обняла его.
– Мама, – на этот раз более четко произнесла Поппи.
Из углов комнаты раздался слабый писк, слившийся в один:
– Мама, мама, мама. – Возбужденные кикиморы отовсюду бежали к дому, не переставая повторять одно и то же слово.
Вордай тихо плакала.
– Тебе придется, конечно, обучать их, – устало произнес Белгарат. – Я дал им самое необходимое, и пока что они знают совсем мало слов.
Вордай подняла на него лицо, по которому текли слезы.
– Спасибо тебе, Белгарат, – сказала она дрожащим голосом.
Старик пожал плечами и ответил:
– Что-то за что-то. Разве это не была сделка?..