Обитель душ 2. Эфемерность величия
Шрифт:
Сзади раздалось возмущенное сопение.
— У нее несчастье! Ее Королевство захватили! Так что причина ее слез вполне обоснована!
— А ты глянь на нашу «почти осужденную» малолетку. — Зарина лениво кивнула в сторону Имбер. — Жизнь — полная лажа, шнобель картошкой и перспектив нолик с дырками. Так ведь не депрессует!
Торговка просияла.
— Мне как бы девять лет, — откликнулась Имбер, бодро перепрыгивая через лужу, выросшую на пути. — Мозг не дорос, чтобы иметь специальные отделы для душевных страданий!
— Вот где собака зарыта! — Зарина остановилась и, дождавшись, пока Хонор подойдет ближе, огрела его ладонью по груди. — Нет лишнего серого вещества — нет проблем. Счастливый человек!
Хонор недовольно дернул плечами.
— А может, эгоистичный? — предложил он. — Можно ведь рассуждать и в таком аспекте: меньше думаешь о горестях других людей, меньше печалишься сам.
— Я не эгоистичный человек, — запротестовала Имбер, потрясая браслетами. Смолкнув, девочка задумчиво почесала носик. — Хотя я смутно представляю значение этого слова. Святая каракатица! Мне же всего девять лет!
— Смотри-ка, а Коротышка знает, когда нужно приплести свой возраст, — хмыкнула Зарина. — Бюрократишко, спорим, она научилась лукавить и изворачиваться намного раньше, чем ходить на горшок. Эй, Бюрократишко, ты меня слушаешь? В какие неведомые дали упорхнул твой мозг?
Хонор не отзывался. Он сосредоточенно мотал головой из стороны в сторону. Затем прикрыв глаза, принюхался и пробормотал.
— Мертвый запах.
— И что это значит? — Зарина тоже принюхалась, но ничего такого не уловила.
Юноша задумчиво уставился на фонарь, к которому приближалась их компания. Впереди виднелся выход на трехликую улицу Грез.
— Мой город, Эстер, располагается на берегу Внутреннего моря. Ветер приносит с моря солоноватый запах, который пропитывает улицы и проникает в дома. В нем чувствуется жизнь. А здесь, в Наркиссе, не ощущается ничего. Костяное море не источает запахов. Оно мертво.
— Мертвечина пахнет отвратительно, — заметила Имбер.
— Пфф, так ты бы хотел, Бюрократишко, чтобы от Костяного моря несло как от трупа? — скривилась Зарина.
Хонор с досадой отвернулся.
— Вы обе ничего не понимаете.
— Куда уж нам, презренным, до высокопоставленного Старшего Советника. — Зарина ядовито улыбнулась. — Ах, прости, бывшего Старшего Советника.
— Не зли меня, Змеюка. — Хонор переместил цепь из правой руки в левую и освободившейся рукой потянулся к мечу. — Мало того что я вооружен, так я еще и стихийником являюсь. А на утопийцев, знаешь ли, это наводит неописуемый ужас.
Зарина скептически оглядела юношу с ног до головы.
— Сладкий, ты не тянешь на кошмар ночей моих суровых. Ты вообще не тянешь ни на чей кошмар. Хотя если у какого-нибудь психа душа уходит в пятки при виде очкастых ботанов, то это, наверное, твой клиент.
— Простите, что прерываю, Вашество, — Имбер застенчиво подергала себя за хвостик волос, — но давайте не будем кричать о стихийниках на улице. Пусть молва о том, что стихийники вымерли много лет назад, так и остается правдой в умах людей. — Торговка опустила голову и тяжело вздохнула. — Однако вместо того чтобы забыть о стихийниках навсегда, люди чуть ли не каждый день их вспоминают. Как будто нарочно!
— И о чем люди говорят? — Зарина сделал шаг по направлению к выходу на трехликую улицу Грез, но остановилась, решив сначала дослушать Имбер.
— Да это все рубежные торговцы из моей гильдии. — Торговка поморщилась. — Соберутся вместе, начнут хлестать бурбон, а потом пошло-поехало. Если не про политику, то про Совет Старейшин или Святую Инквизицию, или зверолюдей, или стихийников. Короче, треплются и треплются. А мне это выслушивать и даже возразить-то нечем.
Считается, что стихийники вымерли пятнадцать лет назад. Но, честно говоря, такую версию выдвинул глава Святой Инквизиции, Святой Игор. По его словам, божественная сила покарала всех стихийников за то, что они злоупотребляли дарами природы, используя свою непомерную силу в неугодных Небесам делах. Они просто — раз! — в один миг все исчезли, словно их смела с шахматной доски невидимая рука. И далее следует официальная версия Инквизиции: божественная кара. И никто не пытался опровергнуть это предположение.
— А с чего кому-то опровергать правду? — раздраженно вмешался Хонор. — Инквизиции благоволит сам Господь, и то, что твердят представители сего института — истина, которую не подвергают сомнению!
— Значит, стихийников постигла божья кара? — уточнила Зарина. — Смысл я поняла. Солдаты Святой Инквизиции по умолчанию являют собой длань божью и карают согласно Его воле?
— Несомненно!
— Но мы-то с вами живы, господин Старший Советник, хотя и являемся стихийниками, — возразила Имбер и подняла вверх палец, показывая, что сейчас выдаст умную мысль. — Мы скрываемся от солдат Инквизиции, и это нас спасает. Однако, поразмыслите, если Бог хотел бы нашей гибели, он, видя, что его «солдаты» не справляются, сам бы избавился от нас. Верно? А мы-то живы-живехоньки! — провозгласила она, но, вспомнив о своем незавидном положении пленницы, грустно добавила: — Хотя насчет себя не уверена — моя жизнь может прерваться в любой момент.
Я уже поручилась за тебя перед Братишкой Аселином, так что можешь пока не мечтать о гробике, — напомнила девочке Зарина, с удовольствием отмечая, что при этих словах лицо Хонора помрачнело. Судя по всему, его это обстоятельство все еще выбешивало. — Что скажешь на ее аргумент, а, Бюрократишко?
— Да, — подытожила Имбер. — Скажите, почему нас не постигло божественное наказание?
Пожаловаться
— За что нас наказывать? Мы ничего не совершили. Мы не злоупотребляли дарами природы, не пользовались нашими силами. Мы неповинны перед ликом Господнем!
— А разве Игор, глава Святой Инквизиции, говорил о каких-нибудь исключениях? — Зарина наигранно театральным жестом постучала пальцем по подбородку. — Мне слышалось лишь то, что абсолютно все стихийники — пользовался ты силами, не пользовался, злоупотреблял али нет, неважно, — подверглись каре. Но тогда ты и Коротышка, пребывая в дышащем и вполне живом состоянии, в этом уравнении оказываетесь лишними элементами. Нестыковочка, господа!
— Нет тут нестыковки!
— Тогда либо вам нужно пойти утопиться, дабы свершилась кара и исполнилась божья воля, либо просто-напросто признать, что Инквизиция навешала на уши всему утопийскому народу отменную лапшу.