Обитель подводных мореходов
Шрифт:
Теперь Егор действительно удивился. Такое и в самом деле трудно было предположить. Ведь он знал, какого мнения Лерочка была о Чижевском. Подумалось, что и вправду мир тесен, если не избежать той встречи, которая для него совсем ни к чему.
– Что здесь поделывает?
– полюбопытствовал, как бы на всякий случай.
– Заведует у нас в посёлке медпунктом, - пояснил Кузьма.
– Медпунктом?..
– сам не зная зачем, переспросил Непрядов.
– Она же медицинский кончила, если помнишь.
– А, ну да... конечно же помню, - рассеянно согласился Егор, желая на этот счёт выказать своё полное равнодушие. А про себя подумал, что теперь нет никаких причин волноваться и ворошить прошлое. Лерочка, надо полагать, уже не та прежняя "раба любви", которую он знал.
Дружки засиделись допоздна. О чём только не переговорили, перебирая в памяти всё самое дорогое, что пережито ими вместе. Втроём им снова стало надежнее, спокойнее и веселее.
В иллюминатор глядела глухая полярная ночь. Разгулялся ветер, и поднялась волна. Только в каюте по-домашнему тепло и уютно. С подволока мягко изливался свет матового плафона. В грелках весело потрескивал сухой пар, будто горевшие поленья в деревенской печке.
Друзьям не хотелось расходиться. И всё же первым каюту покинул Обрезков. Его зачем-то вызвали к дежурному "по низам".
– Так что же ты не договорил?
– напомнил Егор, как только за Кузьмой затворилась дверь.
– Ты о чём?
– Да что там для меня было бы лучше?..
Колбенев ответил не сразу. Допил давно остывший чай и лишь после этого сказал:
– Видишь ли, Егорыч, при всей раскладке данных получается, что нелегко придётся тебе с Чижевским.
– Догадываюсь, - согласился Егор.
– Только мы теперь оба не мальчики, драться не станем. Да и делить, кажется, нечего.
– Скорее, некого, - поправил Колбенев, усмехаясь, - но в остальном... Чижевский до твоего прихода спал и видел себя старпомом. И всё вроде бы к этому шло.
– Хочешь сказать, что снова перешёл ему дорогу?
– Не в том дело. Если не тебя, то прислали бы кого-то другого. Кадровикам виднее.
– Допустим. Только вот не пойму, какой таракан тебя гложет?
– Боюсь, опять на чём-то схлестнётесь вы и - пошло... А в результате лишь дело пострадает.
– Но если стоит схлестнуться, то именно в интересах дела, а не личных мелочей ради. На том стоим.
Колбенев пересел к Егору на койку и сказал, кладя на его руку ладонь.
– Надеюсь на твою старпомовскую мудрость, - и слегка подтолкнул плечом.
– Понимаешь? На то самое, что называется у нас жить и дышать интересами лодки, презрев самого себя.
– В чём ты меня убеждаешь, замполит! Разве я против?
– Тебя понимаю, но и ты пойми меня...
Вскоре, сославшись на позднее время, вышел и Вадим. Зевнув, Непрядов принялся устало раздеваться. Забравшись под жёсткое суконное одеяло, он продолжал думать о друзьях, какими нашёл их после нескольких лет разлуки. Вадим заметно подобрел, так что под кителем начала выпирать "морская мозоль", грозя однажды сорвать пуговицы. В придачу к усам он отпустил ещё и шотландскую бороду, которая густой рыжеватой щёткой обрамляла его полное лицо. А Кузя, тот оставался всё таким же крепко слаженным, мосластым и цыганистым. И если один из них, в меру своей должности, сделался дипломатом, то другой по-прежнему подкупал бесшабашной весёлостью и простотой. Но сам-то он, Егор Непрядов, - насколько изменился в их глазах? Да разве ж стал он каким-то иным, не похожим на самого себя, прежнего?..
Засыпая, он согревался теплом и покоем собственных мыслей.
Они легко всплывали откуда-то из сокровенных глубин памяти и невесомо таяли, как снежинки на ладони. Так всегда бывало, когда прожитый день оказывался удачным и назавтра не предвиделось ничего такого, что могло бы огорчить или расстроить его.
28
С непривычки заполярное утро показалось Непрядову слишком затянувшимся. На Балтике в это время давно уже настал бы рассвет. Но Майва-губа всё ещё лежала окутанная мраком непроходящей ночи. В нервном свете фонарей ветер гнал вдоль пирса колючую позёмку, выл в проводах тоскливым голосом подбитой собаки. Тяжело дышала мертвенно остекленевшая вода, и притянутые к пирсу корпуса лодок чуть ходили, скрипом швартовых жалуясь друг другу на тесноту береговой стоянки.
Команды строились на подъём флага. Столпившиеся на пирсе моряки гуськом сбегали по трапам на палубы кораблей. Непрядов хотел было следом за своим экипажем сойти на лодку, но Крапивин, стоявший поодаль, взмахом руки позвал его к себе. Егор догадался, что командир собирается непременно сам представить его личному составу.
Выждав, когда на баках прекратится толчея, они по наклонному трапу спустились на ближайшую лодку и по перекинутым с борта на борт сходням добрались до своего корабля. Навстречу им шагнул Чижевский, пока ещё исполнявший старпомовские обязанности. Лихо вскинув к каракулевой шапке затянутую в кожаную перчатку руку, он отрывисто и чётко, как бы нарочито повышенным голосом, отдал рапорт.
Крапивин выслушал его, немного поморщась, мол, не так же громко. После рукопожатия кивнул на Непрядова, как бы предлагая любить и жаловать. Эдуард какое-то мгновение помедлил, будто раздумывая, как ему следует поступить. Егор также не выказал особого нетерпения, но всё же заставил себя первым улыбнуться бывшему однокашнику. Они поздоровались, крепко стиснув руки и сойдясь глазами. Чижевский при этом лишь подёрнул уголками губ. Подумалось, что и вправду, как предупреждали друзья, лёгких отношений у него с Чижевским по-прежнему не будет. Эдуард умел оставаться самим собой, каким он запомнился Непрядову с прошлых лет. Зато приветливо помахал рукой с соседней лодки Кузьма. Будто успокаивая, тепло подмигнул Вадим. И Егор, становясь на правом фланге в строй, успокоенно примкнул к плечу друга.
Бодро запел горн. Эхом отозвались дальние сопки. В резком свете бортовых прожекторов на кормовых флагштоках вскинулись и затрепетали полотнища бело-голубых флагов, возвещая начало рабочего дня.
Командир попросил Егора встать перед строем, чтобы представить его, как полагается, и тем самым официально ввести в должность. Эта необходимая формальность всегда вызывает ощущение повышенного напряжения и неловкости. Непрядов слегка волновался, как невеста на выданье. Несколько нацеленных на него десятков пар глаз настороженно и с интересом вопрошали: что ты за птица, старпом, каково нам будет с тобой, а тебе - с нами?..
Крапивин говорил о своём новом старшем помощнике коротко и просто, без лишних эпитетов и эмоций, будто в экипаже Непрядов давно свой человек и в его послужном списке нет ничего такого, что не было бы всем хорошо известно. Егор оценил командирскую сдержанность. До общего сведения доведено не больше и не меньше того, что позволяет судить о новом человеке, с которым предстоит служить. Однако более подробно и обстоятельно Непрядову пришлось исповедоваться перед командиром ещё вчера, как только они вышли из комбриговской каюты. Чтобы не показаться менее откровенным, также подробно Крапивин рассказал Егору и о себе самом, отчего у них возникло взаимное расположение друг к другу.