Обитель зла
Шрифт:
– Я вообще ни о чем не думаю. И у меня нет даже предположения, кто мог это сделать.
Внезапно ему стало очень плохо. В углу комнаты на полу сидел Эди, лепил из пластилина и время от времени повизгивал от удовольствия. Он как раз вылепил четвертую кровать, на которой кто-то лежал. Над кроватью возвышался шар. Было непонятно, что он означает – подушку или голову. «Так он борется со смертью матери, – подумал Романо. – Надеюсь, он справится». После обеда Эди бродил по окрестностям. Он пришел с огромной охапкой травы, сорняков, луговых цветов, сломанных веток и пробормотал «могила». «Наверно, он хочет положить все это на гроб, – подумал Романо. – Мне все равно, пусть делает, что хочет». Сара была его матерью, и ему ее не хватало. Всего лишь несколько дней назад Романо
Эльза встала.
– Здесь я всю ночь не сомкну глаз, – заявила она. – Я еду в Сиену. Если я тебе понадоблюсь, то завтра утром вернусь.
– Ты мне нужна, – сказал Романо. Он подошел и обнял ее. – Это мог быть только ненормальный, – прошептал он, – случайно проходивший мимо. Любитель грибов. Или охотник, который еще до рассвета оказался там. Может быть, бродяга или уголовник, который проводил ночь в лесу. Или кто-то, сбежавший из сумасшедшего дома. Да мало ли… Она сидела за письменным столом или рисовала. Время от времени ходила по комнате… Этот человек увидел ее и вошел. Она же никогда не закрывалась на ключ. И когда он появился перед ней, она от страха закричала. Тогда он озверел и убил ее. Ей просто не повезло. Она оказалась в неподходящее время в неподходящем месте. Она не заслужила такого конца. Наверное, так оно и было, Эльза. Ничего другого я себе представить не могу.
– Наверное, ты прав, – сказала Эльза и впервые за весь день улыбнулась. – Они найдут этого типа, я абсолютно уверена.
Она поцеловала Романо в щеку и ушла. Он подбросил дров в камин и уставился на языки пламени. Саре никогда не было легко. Почему-то все в ее жизни складывалось не так, как надо.
Берлин, 1987 год – за восемнадцать лет до смерти Сары
20
В начале ноября Фрэнки позвонил ей в первый раз. Номер телефона он узнал у Регины, матери Сары. Он объяснил, что потерял бумажку с новым адресом и номером телефона Сары, и Регина с готовностью продиктовала ему и адрес, и номер телефона.
– Как было бы чудесно, если бы вы снова были вместе… – сказала она. – Вы были такой прекрасной парой и так подходили друг другу. Я не понимаю, почему вы разошлись.
Она глубоко вздохнула. Пробормотав «Я тоже этого не понимаю», Фрэнки положил трубку.
– Привет, сладкая, – сказал он, когда Сара взяла трубку. – Мы уже целую вечность ничего не слышали друг о друге. Как твои дела?
– Спасибо, хорошо.
Сара насторожилась. Этот звонок был для нее полной неожиданностью, и она не ждала от него ничего хорошего. Без причины Фрэнки не позвонил бы.
– Я хотел пригласить тебя поужинать. Когда у тебя найдется время?
– Фрэнки, к чему это?
– Я хочу поговорить с тобой.
– Но я не хочу говорить с тобой.
– Как насчет завтрашнего вечера? В восемь часов. Я зайду за тобой.
– Нет, нет! – Она положила трубку.
Следующий звонок был сделан около пяти часов из телефонной будки всего в нескольких шагах от дома Сары.
– Выходи, – сказал Фрэнки. – Я стою перед домом и жду тебя. Выходи и поговори со мной. Потом я оставлю тебя в покое.
– Нет, – ответила Сара. – Можешь стоять на улице хоть целую вечность. Мне все равно. Нам больше не о чем говорить.
В следующие два часа Фрэнки звонил еще четыре раза, но Сара молча клала трубку.
Она позвонила в пиццерию и рассказала Романо о Фрэнки.
– Начинается террор, – сказал Романо. – Porkamiseria! [20] Я приеду, как только смогу. Не беспокойся. Если он попытается ворваться в квартиру, вызови полицию.
20
Проклятье! (итал.)
Фрэнки ходил взад-вперед по улице. Сара стояла за гардиной, дрожала от страха и надеялась, что Романо положит конец этому кошмару. Но когда Романо пришел, Фрэнки уже исчез.
Несколько дней спустя пришло письмо:
Сара, любимая моя, солнце моей жизни, которое зашло, когда ты покинула меня. Я живу в вечной тьме, я тоскую по тебе, как по хлебу насущному. Только сейчас, окруженный постоянной ночью, я понял, что ты была светом моей жизни и давала мне радость. Только сейчас я начинаю понимать, что я делал неправильно. Во мне погас огонь жизни, и его не будет до тех пор, пока я не смогу наконец обнять тебя. Яна коленях прошу у тебя прощения. Я бедный грешник, который слишком поздно это понял, но возвращается к тебе исполненный раскаяния.
Я понимаю твои сомнения. Я понимаю твою сдержанность, твои опасения, что мне, возможно, не удалось изменить себя. Яне сержусь на то, что ты до сих пор не встретила меня с распростертыми объятиями. У меня хватит терпения. Я буду ждать. Я только прошу: вспомни, как мы у моря на безлюдной площадке кемпинга ставили палатку; как мы любили друг друга в теплых волнах прибоя, а потом съедали целые горы спагетти со свежим чесноком; как спали, держась за руки, на дырявом надувном матраце; как за стенами палатки бушевал шторм и ты просила, чтобы я никогда не покидал тебя, чтобы всегда крепко держал тебя, в какой бы ураган жизни мы не попали. Как мы целыми днями сидели перед входом в палатку и смотрели на потоки ливня, как ты клала свою голову на мое плечо и говорила, что, с тех пор как мы вместе, каждый твой день прекрасен, даже при такой плохой погоде. Как мы вместе стояли у моря, как ты брала меня за руку и говорила: «Давай улетим, и тогда ничто в мире не сможет разлучить нас…» Любимая, я не могу поверить, что тогда ты говорила не то, что думала. Я могу только предполагать, что новый друг не дает тебе вернуться ко мне. Каждый делает ошибки. Я признал свои ошибки, сожалею о них и готов начать все сначала.
Я и дальше постоянно буду рядом, буду ждать от тебя знака, чтобы наша вечная любовь получила новый шанс.
– Что мне делать? – спросила Сара Романо.
– Ничего. Игнорировать. Когда-нибудь ему это надоест. Но это было ошибкой.
– Любимая, – жарко дыша, говорил он в телефонную трубку вечером, когда Романо не было дома. – Я здесь, совсем рядом, и жду тебя. Если ты не выйдешь ко мне, я приду к тебе.
Сара выглянула в окно. На противоположной стороне улицы стоял Фрэнки. Огонек сигареты освещал его лицо. Сара увидела, что он ухмыляется.
Через десять минут он бешено звонил в дверь, а затем принялся бить по ней кулаками. Сара тряслась от страха, глядя через дверной глазок на его искаженное гневом лицо.
– Пошел вон! – прошипела она. – Пошел вон, или я вызову полицию!
– В этой игре проиграешь ты, мой ангел, – прошептал он, повернулся и сбежал вниз по лестнице.
Сара подала заявление в полицию. Она объяснила, что к ней пристают, ей угрожают, и показала полицейским письмо. Она думала, что тем самым докажет, что этот человек не просто сумасшедший, он преследует ее. Однако полицейский только рассмеялся и сказал, что она должна чувствовать себя счастливой. Он сам ни разу не получал такого прекрасного любовного письма.
– Честно говоря, – заметил он, – такого любовника не прогоняют в пустыню!
Сара всегда избегала ссор, но сейчас она позвонила матери и принялась осыпать ее упреками за то, что она дала Фрэнки ее номер телефона и адрес, хотя она просила мать этого не делать.
– Он был таким вежливым, таким любезным, – защищалась Регина. – И он так мило говорил о тебе, что я даже не могла заподозрить…
Сара сделала глубокий вдох, чтобы не закричать на мать.
– Ты думаешь, я просила тебя в шутку или просто чтобы подурачиться, чтобы ты не давала никому мой адрес? У меня есть на то свои причины. Но нет, ты всегда все делаешь, как хочешь. И ты всегда лучше всех все знаешь.