Область личного счастья. Книга 1

Он звал ее — дроля. Она его — залётко, залётушко. Родом он был из северных буреломных лесов, она — из Рязани. Когда были молоды, так и называли ласково друг друга, каждый по-своему. Он по-северному — «дроля», она — «залётко», по-рязански.

Прожили двенадцать лет, любовь поостыла, появились дети — двое сыновей; но слова молодой, горячей любви остались, вошли в быт, стали привычкой. Она дородная, красивая — дроля, он громоздкий, хмуроватый, скупой на ласковые слова, но все же — залётко.

Таковы они были — директор леспромхоза Иван Петрович Дудник и жена его Валентина Анисимовна.

Он родился и вырос в тайге, в верховьях Весняны. Там и сейчас еще стоит отчий дом — избушка из неохватных бревен, крытая тесанной топором щепой. В избушке живет отец, маленький, скуластый. Вечный охотник и следопыт, он знал тайгу на сотни верст кругом. Его маленькие, словно выцветшие глазки замечали все: и лесной массив, годный для повала, и бусинку беличьего глаза, в которую надо попасть единой дробинкой.

И уж он не промахнется.

С отцом Иван Петрович видался редко. Как только пошел работать, так почти дома и не бывал. А потом началась учеба. Учился он в лесотехническом техникуме. Там он познакомился с Валентиной Анисимовной.

Была она девушка веселая и очень бойкая. Работала в библиотеке. Вначале она и не заметила, что какой-то там лохматый студент ходит каждый день, но книг не меняет. Около нее такие читатели похаживали, что по два раза в месяц приходилось менять их формуляры, за одну ночь «Анну Каренину» прочитывали, а когда получали стипендию, приглашали в кино и угощали сливочным ирисом.

А этот читал нормально — две-три книги в месяц, лишних слов не говорил, но когда сдал последний зачет, вдруг предложил:

— Поедем со мной в тайгу.

— Как это с тобой?

— Ну, поженимся, конечно. Там, знаешь, какая жизнь!

— Ох, залётко, — засмеялась она, — вот уж озадачил. Так ведь я рязанская, в тайге-то твоей не уживусь.

Он только плечами повел и успокоил:

— Со мной-то? Уживешься. Я тебя дролей звать стану.

И так он это сказал убедительно, что Валя задумалась.

И верно ведь — ужилась. Как только приехали молодые в леспромхоз, дали знать отцу Ивана Петровича. Он пришел на лыжах за два десятка километров. Выпил на пару с сыном литр водки, встал на широкие лесные лыжи, подбитые оленьим мехом, и ушел. Через несколько дней принес связку беличьих шкурок на шубу снохе.

— Понравилась ты старику моему, — сообщил Иван Петрович жене.

И она вошла в тайгу, в таежный быт и даже полюбила север. Нашла дело по плечу и по нраву. Это дело — не только дом и семья. Ей хотелось, чтобы дом был, как говорится, полная чаша, а жена и в любви, и в работе — мужу по плечо.

Любовь к мужу и сыновьям, забота об удобстве — все это рязанское, щедрое, яркое сплеталось с северной суровостью отношений и красок. В доме были цветы, вывезенные с рязанской земли, и широкие, сохатиные рога, пестрые вышивки, медвежьи шкуры и черные с белым узором крылья косачей, развернутые веером.

В короткое, без ночей, лето она разводила возле дома огород и обучала этому необычному на севере делу своих соседок. Зимой в свободное время читала, слушала радио, рукодельничала, заботилась о том, чтобы мужу и детям было не скучно, тепло и хорошо. Тогда она чувствовала полное удовлетворение.

Заботы мужа — ее заботы. Он говорил: «Столовую, лешаки, запустили». Она шла в столовую и наводила порядок. Не хватало рабочих рук — она надевала телогрейку и выходила на субботник, ведя за собой женщин — таких же, как она, домохозяек. И за ней шли, не потому, что она жена директора. Умела каждому по-хорошему сказать суровое слово «надо».

Тоска и скука — эти болезни не привязались к ней. Рязанскую деревню свою вспоминала без грусти. И то больше в песнях. Петь любила, но песни ее поколения грустными не были. Слезные жалобы на судьбу — старинные прабабкины песни — не задевали за сердце. В песнях этих была жизнь, но не ее, а чья-то чужая, и не всегда понятная.

Ее жизнь, ее любовь, немного суровые, но от этого ничуть не терявшие своей горячей и яркой прелести, были здесь. Оглядываться на прошлое она не хотела. Будущее? Его все равно не увидишь, пока оно не придет. Она не боялась будущего, зная, что оно — лучше, чем настоящее, а если встретятся невзгоды, так ведь она не одна.

Они поселились в леспромхозе одними из первых. Сначала жили в общем бараке, где была отгорожена небольшая комнатка, потом построили дом, и она постаралась заполнить его теплом и уютом, чтобы залётко ее всегда стремился домой, к ней, чтобы всегда любил ее, здоровую, сильную, неувядаемо красивую дролю свою, чтобы ценил ее помощь и знал, что во всем: и в работе, и в беде — она с ним.

В доме тихо. Мальчики еще не пришли из школы. Обед стоит в печи. Иван Петрович должен сегодня вернуться из города. От него получена пространная телеграмма, что едет не один, с ним старый друг, фронтовик — инженер Корнев, Виталий Осипович, что его надо встретить как родного и приготовить угловую комнату.

Поезд приходил в два часа дня. Валентина Анисимовна постаралась приготовить обед лучше, чем всегда, потому что залётко сказал: «Надо встретить». Угловую комнату — кабинет Ивана Петровича — она прибрала, на диване устроила постель, телефон велела перенести в столовую.