Обломки нерушимого

Крамер Стейс

– Ну что? Успокоилась? – спросила Аделайн, войдя в комнату племянницы.

– Да… Прости, что напугала, – ответила Элеттра сонным голосом.

– Нет-нет, не извиняйся. И не нервничай, – заискивающим тоном проговорила тетя. – Элеттра, скажи, что это такое?

Эл взглянула на книжечку, что показала ей Аделайн, и ответила:

– Не знаю. Ежедневник чей-то.

– Чей-то… – Аделайн швырнула на кровать предмет ее тревоги, а сама села в кресло у окна.

Элеттра в недоумении взяла ежедневник, стала пролистывать его, не заостряя внимания ни на одной странице. Ей очень хотелось спать, сонные глаза так и норовили сомкнуться и не размыкаться несколько долгих, блаженных часов. Но вдруг взгляд ее пал на старательно выведенное слово «Папа». Элеттра

стала читать дальше… Уж не снится ли ей все это? Она в самом деле сейчас читает дневник, написанный якобы ее рукой? Нет…

– …Это не я писала. – Аделайн промолчала. – Неужели ты не узнала папин почерк?

Да, это было творение Бронсона. Элеттра теперь забыла думать о сне.

Одним из развлечений Бронсона было написание вот этих пошлостей от лица Эл. Эти фантазии лишь придавали остроты его дьявольской любви к дочери. Таким образом он внушал себе, что Элеттра грезит им, любит его так же страстно, непреодолимо. Так он время от времени успокаивал себя, когда тосковал по ее телу, перечитывал свои записи, представляя, что это дневник Эл, и думал, что та тоже мучается, сгорает от желания. И еще… Нет. Не хочу говорить. Не дано нам постигнуть все замыслы этой юродивой души.

Элеттре было мерзко и радостно одновременно. Радостно оттого, что Аделайн наконец нашла подтверждение невменяемости своего брата, ведь невозможно не узнать его почерк и поверить в то, что этот дневник принадлежит Эл! Да и к тому же Элеттра поняла, что Аделайн нашла его в кабинете Бронсона. Как он там оказался, если все-таки предположить, что его владелицей является Эл? Сомнений больше не было: теперь Аделайн поверит племяннице, раскается. Вот теперь все точно будет хорошо!

– Это уже серьезно, Элеттра. Это лечить нужно.

Как? Как такое может быть?.. Неужели Аделайн не верит?!

Не верит. Аделайн, по правде сказать, и не задавалась вопросом, почему дневник находился в бюро Бронсона. Она восприняла этот факт как само собой разумеющееся. И почерк совсем не смутил ее. Аделайн вошла в комнату Элеттры с убеждением, что ей придется в данный момент разговаривать с нездоровым человеком. А все, что говорит нездоровый человек – полнейшая бессмыслица. Нужно просто спокойно наблюдать за ним со стороны, держать все под контролем.

Радость Эл быстро исчезла, когда вышеописанное она прочла в глазах Аделайн.

– Не смотри на меня так, тетя. Пожалуйста. Я не стану оправдываться, доказывать тебе что-то. Все это бесполезно. Давай закончим этот разговор.

– Да, ты права. Простыми разговорами эту болезнь не вылечить.

– Какую болезнь?!

– Ту, что передала тебе твоя мать.

– Найди Барбару! Она тебе все расскажет! – не сдержалась Элеттра.

– Что же она мне расскажет? – спросила Аделайн, горько усмехнувшись.

– Все, что она видела и слышала. Все, что происходило со мной в этом доме! Ты получишь все доказательства!

– Вот доказательства! – Аделайн указала на ежедневник дрожащим пальцем. – Доказательства твоей лжи! Бронсон принял твою болезнь… сохранил ее в тайне, чтобы уберечь тебя от пересудов, а ты отплатила ему такой страшной клеветой!

Аделайн на некоторый миг забыла, что совсем недавно кляла брата за то, что он не поощрил ее хотя бы мизерной частью своего огромного состояния. Сейчас Бронсон предстал перед ней героем, потрясающим отцом, лучшим братом, несчастным человеком. По ее мнению, Бронсон понял, что его дочь безумна, но все же предпринял попытку вразумить ее. Естественно, у него ничего не вышло, и Элеттра решила отомстить ему, обвинив в чудовищном преступлении. «Господи, да я же рассказала ему обо всем и еще спросила, правда ли это! – вздрогнула Аделайн. – Да как я могла усомниться в нем?! Я ведь тем самым привнесла в его и без того тяжелую жизнь еще больше боли…»

– Прости, прости меня. Тебя не обвинять нужно, а спасать. Я, конечно же, приму необходимые меры. Я помогу тебе. Обещаю. – Элеттра на это хотела бы ответить так: «Помочь? Ты хочешь мне помочь? Мне нужна была твоя помощь, когда отец был жив! Когда он насиловал меня, когда

пытался забить до смерти, когда это чудовище убило маму, когда этот конченый ублюдок внушал всем, что она была сумасшедшей! А сейчас уже поздно. Поздно!» Но она промолчала. Не было больше сил для того, чтобы снова пытаться пробиться сквозь эту вечную стену непонимания. Бронсон прошелся по ее жизни, как война по миру. При нем было тяжко, но и без него легче не стало. На восстановление уйдет не одно десятилетие, а память о боли, пролитой крови и разрушениях еще целую вечность будет покоиться в вознесенной на небеса душе. Аделайн продолжила: – Я сделаю все от себя зависящее, но… любить тебя, как прежде, я больше не в силах. Все, Элеттра. Я сдаюсь.

Элеттра взглянула в зеркальце на прикроватной тумбочке, а оттуда на нее смотрел человек с навеки погребенной надеждой на лучшее.

Глава 11

Две бестии «Блэкстона» – Марийона Маккинни и Джустис Пруст – решили во что бы то ни стало вытравить Калли из школы. Объективных причин, почему они невзлюбили Лаффэрти, не было. Первая все припоминала тот случай на вечеринке Скендера, мол, с той встречи произрастали корни ее неукротимой ненависти. Вторая утверждала, что в принципе не может смириться с появлением на их территории засланца из «Греджерс». Джустис просто терпеть не может всех этих высокомерных, млеющих от своего превосходства девиц, которых им постоянно ставят в пример учителя и родители. Все кличут их маленькими божествами, редким сырьем, предназначенным для искусства создания благородной личности. Беспорочное поведение, цветисто-вычурная речь, картинная осанка – все, что было с дотошностью выстрогано в Калли за долгое время пребывания в «Греджерс», то высшее приобретенное, что уже было вровень с природным в ней, доводило Пруст до исступления, как мелкая соринка, попавшая глаз, невидимая, но остро ощутимая.

Калли не притворялась. Она просто была такой, какой ее вырастили, какой научили жить, но Джустис твердо полагала, что новенькая, изображая эту противоестественную непохожесть, просто выпендривается, шваркая чванством в лицо невежд захолустного «Блэкстона». Вот из-за этого Калли и была вынуждена подвергаться разного рода нападкам. Придуманное Пруст прозвище Блоха навечно закрепилось за ней. Рокси, Квилл и Арджи не называли ее так, остальным же до такой степени полюбилась эта кличка, что реальное имя Лаффэрти уже никто и не помнил. Калли отвечала на все это лишь достойным терпением, чем снова выводила из себя Марийону и Джустис. Далее в ход пошли мелкие провокации: девушки сочиняли всякие похабные небылицы, в которых обрисовывали Калли как распутную девицу, готовую наброситься на каждого, кто изволит помочь ей завоевать авторитет в новой школе. Репутация Калли обрастала премерзейшими, сальными подробностями. Все были смелые, открытые, спокойно смеялись ей в лицо, зная, что та, как обычно, молча пройдет мимо и даже взглядом не выразит ни беспокойства, ни сопротивления. «Зачем тратить время и нервы на то, что не принесет мне удовольствия и денег?» – при всем своем высочайшем духовном восприятии мира, Калли теперь мыслила сугубо приземленно. Надо признать, в новых условиях жизни такое мышление очень выручало Калли, в корне пресекало ее врожденную тягу к чему-то возвышенному, неисполнимому в суровых реалиях.

– Не отказывайся! Тебе нужно развеяться! – увещевала Рокси.

На что Калли устало ответила:

– Может, потом как-нибудь…

– Не потом! Отставить! На этой тусовке будут только свои. Квилл позовет парочку приятелей из футбольной команды. Они туповатые, но добрые, к тебе придираться не будут, отвечаю. Арджи ведет переговоры с Элеттрой, но у той вроде уже есть планы на следующие выходные. Так что компашка вообще скудненькая получится. Но уверяю, в данном случае количество народа никак не сопряжено с уровнем веселья! Круто будет, не пожалеешь! Калли, если ты не пойдешь, я тоже дома зависну. А если я дома зависну, то у меня будет плохое настроение. Ты что, хочешь, чтобы у меня было плохое настроение?